– А вы? Что будете делать вы?
– Мы поедем с вами. Раз ваш «дворец» находится так близко, то вы прослыли бы полными невеждами, если бы не пригласили нас на один, глоток и пару кусочков. А поскольку у вас есть мелочная лавка, то, возможно, мы сможем дать вам заработать несколько долларов.
– Вот как! У вас при себе доллары? – спросил малыш таким тоном, который не позволял сомневаться, что оба охотника в его глазах походили на кого угодно, но, уж точно, не на миллионеров.
– Они станут вашими лишь в том случае, если мы захотим сделать покупки. Смекаете?
– Хм, да, конечно! Но если мы теперь уйдем отсюда, что будет с этими мерзавцами, укравшими у нас двух лошадей? Может, хоть их вожаку, этому Уолкеру, оставим подарочек на долгую память?
– Нет. Пусть себе удирает. Они трусливые воры, наделавшие в штаны при виде ножа – «боуи»! Если вы и дальше собираетесь возиться с ними, то это не делает вам чести. Лошади снова у вас, и покончим с этим!
– Вам надо было получше размахнуться, прежде чем свалить его на землю. Этот тип лишь потерял сознание.
– Я это сделал с умыслом. Не вижу ничего приятного в убийстве человека, когда его можно сделать неспособным к сопротивлению другим способом.
– Ну, будь по-вашему. Пошли к вашим лошадям.
– Что? Вы знаете, где они? – искренне удивился Дэви.
– Конечно. Мы не были бы настоящими вестменами, если бы заранее не осведомились обо всем, что связано с вами, прежде чем выдать вам наше присутствие. Когда мы обнаружили, что у нас украли лошадей, мы помчались по следам воров. Но, к сожалению, смогли настигнуть их только здесь. Наши кони всегда пасутся на воле, и мы обычно приходим за ними вечером. Ну ладно, идемте!
Фрэнк сел верхом на одного из возвращенных меринов. Его молодой спутник вскочил на другого. Оба направили животных точно к тому месту, где Джемми и Дэви поначалу прятались в кустарнике. Последние также сели в седла, и теперь все четверо отправились по следу индейца, фигура которого маячила впереди. Но юный краснокожий не позволил себя нагнать; он все время старался опережать белых, будто не приблизительно, а точно знал конечный пункт их перехода.
Хромой Фрэнк держался рядом с Толстяком Джемми, которому, похоже, симпатизировал.
– Признайтесь мне, мастер, что вам, собственно, нужно в этих краях? – спросил малыш.
– Нам надо чуть выше, в Монтану, где охота бывает намного удачнее, чем здесь. Там еще встречаются лесные скитальцы и истинные жители саванны, занимающиеся охотой ради охоты. Сейчас зверей чаще всего попросту поголовно истребляют. Горе-охотники травят бедных бизонов, убивая их тысячами только из-за того, что для приводных ремней их кожа годится больше, чем обычная. Это же стыд и позор! Или нет?
– Тут вы правы, мастер. Раньше было по-другому. Тогда это называлось: один на один, то есть охотник имел с дичью честную очную ставку, борясь за требующееся ему пропитание с огромным риском для жизни. Теперь же охота превратилась в трусливое убийство из засады, и охотники старой закалки мало-помалу переводятся. Люди, подобные вам обоим, чрезвычайно редки! Много денег от вас, конечно, ждать нелепо, но ваши имена не пустой звук, и это стоит признать!
– Вы знаете наши имена? – удивился Джемми.
– Почему бы и нет.
– Откуда?
– Этот Вокаде назвал их, когда мы лежали с Мартином в кустах и подслушивали вас. Собственно, вы сами не очень-то и похожи на вестмена. Ваша талия скорее подошла бы мастеру-хлебопеку или капитану бюргерской гвардии, но…
– Что? – Толстяк встрепенулся. – Кажется, вы говорите о Германии? Вы ее знаете?
– Еще бы! Я же немец до корней волос!
– А я душой и телом!
– Это правда? – Фрэнк едва не открыл рот от удивления и придержал коня. – Ну, теперь я и сам вижу, что правда. С вашими формами янки не встретишь, Я по-королевски рад встретить земляка. Эй, сюда вашу руку! Добро пожаловать!
И они так ударили по рукам, что у обоих заныли ладони. Фрэнк уже забыл, что ехал верхом, но Толстяк предупредил:
– Пришпорьте вашего коня. Нам, несмотря ни на что, нельзя здесь задерживаться. Сколько вы уже в Штатах?
– Целых двадцать лет.
– Так вы, пожалуй, и немецкий уже забыли?
До сих пор оба говорили по-английски. Фрэнк выпрямился в седле, как струна, и обиженно ответил по-немецки:
– Я? Забыл мой язык? Тут вы дали маху – как раз наоборот! А знаете вы хоть приблизительно, где стояла моя колыбель?
– Нет. Я же не был вашим соседом.
– Как будто! Разве произношение не показывает вам, что я из той земли, где говорят на чистейшем немецком?
– Вот как?! И откуда же?
– Конечно же, из Саксонии. Ясно? Со сколькими немцами я ни любезничал, ни разу не понял ни одного из них так, как того, кто родился именно в Саксонии! Саксония – сердце Германии. Дрезден и Лейпциг – классические города! Эльба – классическая река! А Саксонская Швейцария, а Зонненштейн! Это же все классика! Только между Пирной и Мейссеном можно услышать прекраснейший и чистейший немецкий язык. Именно между ними я и появился на свет. А позже там же началась моя карьера. Ведь я был помощником лесничего в Морицбурге – весьма знаменитом королевском охотничьем замке с не менее знаменитой картинной галереей и большим прудом с карпами. Итак, я был определен служащим с месячным жалованьем в двадцать талеров. Мой лучший друг был тамошним учителем, с которым я все вечера напролет играл в «шестьдесят шесть», а потом говорил об искусстве и науке. Благодаря ему я овладел совершенно особыми знаниями, а также в первый раз узнал, где находится Америка. В немецком языке мы также хорошо поупражнялись, а потому я точно знаю, что именно в Саксонии без хлопот говорят самым прекрасным синтаксисом. Или вы сомневаетесь в этом? Ого, как скептически вы на меня смотрите!
– Не хочу с этим спорить, хотя некогда и был гимназистом.
– Как? Это правда? Вы обучались в гимназии?
– Да, я тоже деклинировал словечки типа «теша».
Малыш лукаво покосился на Толстяка и переспросил:
– Деклинировал? Пожалуй, тут вы оговорились.
– Да нет.
– Ну, тогда в вашей гимназии вы ушли не очень далеко. Не «деклинировать», а «декламировать» и не «mensa», a «pensa». Вы декламировали вашу «пензу»: быть может, «Проклятие певца» Хуфеланда или «Вольного стрелка» госпожи Марии Лейневебер12. Но никаких обид! Каждый может знать лишь то, что может, и не больше! Когда я вижу перед собой немца, то безумно рад ему, будь он и не особо толковый или даже не саксонец. Ну, так как? Будем добрыми приятелями?
– Само собой разумеется! – Толстяк расплылся в улыбке. – Я всегда слышал, что саксонцы – парни добродушные.
– Да, мы такие! Тут уж ничего не попишешь. Врожденная интеллигентность!
– А почему вы покинули нашу прекрасную родину?
– Именно из-за науки и искусства!
– Как это так?
– Это произошло совершенно неожиданно и следующим образом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87