Вокруг вигвама было образовано три круга воинов, а, кроме того, перед деревней стояли многочисленные посты. Побег если и был возможен, то крайне тяжел и опасен.
Олд Шеттерхэнд опустил рогожу на входе, чтобы не находиться под любопытными взглядами часовых. Теперь белые лежали в темноте и тщетно пытались уснуть.
— Что с нами будет завтра? — нарушил молчание Дэви. — Возможно, красные отправят нас в Страну Вечной Охоты.
— Одного, двух или трех из нас — это уж точно, — заключил Джемми.
— Почему? — спросил Олд Шеттерхэнд.
— Я думаю, они не рискнут проделать то же самое с вами.
— Хм! Вот как вы обо мне думаете! Мы все вместе, и судьбы наши одинаковы. Если кого-то обрекут на смерть, мы будем бороться до последнего.
— Но вы же поклялись не защищаться.
— Конечно, и это обещание я сдержу слово в слово. Но я не обещал не убегать. По меньшей мере мы попытаемся это сделать, а кто станет на нашем пути, пусть пеняет на себя. Впрочем, мои заботы — совершенно иного рода, ибо я полагаю, что краснокожие не обрекут нас прямо на смерть.
— Может, они освободят нас?
— Тоже нет. Их ненависть к белым так велика, что они ни мне, ни тебе, ни одному бледнолицему не подарят свободу. Но наши имена пользуются у них авторитетом, а, кроме того, они боятся моего штуцера, даже не осмеливаются дотронуться до него. Я считаю не только возможным, но даже вероятным, что они сделают нам исключение. А значит, они не подарят нам жизнь и свободу, а вынудят бороться за них.
— Дьявольщина! Это то же самое, как если бы они нас просто убили, поскольку они выдвинут такие условия, что мы все равно погибнем.
— Конечно, но мы не должны терять мужества. Белый прошел школу у краснокожего, он обладает такой же хитростью и ловкостью. У нас у всех есть подобный опыт. Если подвести итог, я должен сказать, что в открытой борьбе трое вестменов могут потягаться даже с четырьмя индейцами, если, конечно, равное оружие и силы. Боевая гордость краснокожих помешает им выставлять численно превосходящие силы. Если бы они все же решились на это, то послужили бы мишенью для наших насмешек и вынуждены были бы отказаться, от замысла.
— Но, — произнес до сих пор молчавший Хромой Френк, — перспектива, которую вы открываете, не особо радужная. Эти бездельники уж постараются наделать глупостей, каких только свет не видел! Да, вам с вашей силой и слоновой мощью хорошо смеяться! Вы прорубитесь, пробьетесь или, в конце концов, протолкнетесь сквозь их ряды, но мы трое — несчастные рухляди! Сегодня мы последний раз вкусим радость земного бытия.
— В виде твоего лосиного жаркого? — уточнил Джемми.
— Снова за старое! Я думал, что хоть наше положение заставит тебя прекратить злить твоего лучшего друга и боевого соратника, да еще перед самым его последним вознесением! Не дроби мои мысли! Все они остро направлены на наше спасение. Или ты думаешь, что это очень благородно и доблестно — медленно укокошить своими издевательскими выражениями познавшего истину человека за четыре часа до его почтительнейшей смерти?
Джемми не сдержался, что-то сказав, а малыш впал в такой гнев, что после возгласа «это уж слишком!», отвернулся и закрыл глаза. На другой стороне раздались какие-то звуки, напоминающие приглушенный смех, но Френк не обратил на них внимания. Никто не продолжил разговор, и теперь тишину иногда нарушал лишь треск огня.
Сон все же незаметно опустил их усталые веки, а когда они снова раскрылись, снаружи раздались громкие крики, и кто-то поднял рогожу. Внутрь заглянул краснокожий.
— Пусть бледнолицые поднимутся и идут со мной, — сказал он.
Они поднялись, взяли оружие и последовали за индейцем. Огонь был потушен, ибо солнце уже поднялось. В его первых лучах падающая с ранее упомянутого горного массива вода искрилась расплавленным золотом, а поверхность озера блестела, как полированный металлический диск. Теперь окрестности можно было рассмотреть лучше, чем вчера вечером. Равнина, в которой покоилась западная часть озера, была около двух английских миль длиной и в милю шириной. Со всех сторон ее окружал лес. В южной части находился лагерь, состоявший из сотни палаток и хижин. На берегу озера паслись лошади, исключая тех, что принадлежали четырем охотникам — требования Олд Шеттерхэнда были выполнены, и их животные стояли у палатки.
Перед хижинами и палатками, а также между ними стояли или сновали облаченные в боевые наряды краснокожие, готовящиеся к празднику смерти убийц их воинов. Они учтиво расступились, когда четверо белых проходили мимо, и смерили их фигуры взглядами, которые скорее были оценивающими и испытывающими, чем враждебными.
— Что на уме у этих типов? — спросил Френк. — Они обсматривают меня, как коня при покупке.
— Они изучают нас, — пояснил Олд Шеттерхэнд. — Это знак того, что я предположил верно. Вероятно, наша судьба уже известна им, и теперь нам придется бороться за свои жизни.
— Прекрасно! Мою я им дешево не отдам, а как ты, Джемми? Боишься?
Гнев саксонца уже прошел. В его вопросе чувствовалась забота о приятеле.
— Страха я не испытываю, но, само собой, озабочен. Страх нам только повредит. Теперь надо взять себя в руки и быть спокойными, насколько это возможно.
Невдалеке от лагеря в землю были врыты два столба, вблизи стояли пять украшенных перьями воинов, среди которых охотники узнали Большого Волка. Он вышел навстречу белым и пояснил:
— Я вызвал бледнолицых, чтобы они стали свидетелями того, как красные воины наказывают своих врагов. Сейчас приведут убийц, чтобы дать им умереть у столбов пыток.
— Мы не жаждем этого видеть, — ответил Олд Шеттерхэнд.
— Разве вы трусы, которые боятся крови? Тогда мы поступим с вами так же и не должны сдерживать обещание.
— Мы убиваем наших врагов, когда нет другого выхода, но не мучаем их.
— Сейчас вы у нас и подчиняетесь нашим обычаям. Если вы отказываетесь, то оскорбите нас и будете наказаны смертью.
Олд Шеттерхэнд знал, что вождь говорил серьезно и что ему и его спутникам грозила огромная опасность, если бы они отказались присутствовать при казни. Поэтому пришлось согласиться.
— Ну хорошо, мы останемся.
— Тогда садитесь рядом с нами. Если вы подчинитесь, встретите честную смерть!
Он сел в траву, повернув лицо к столбам. Другие вожди сделали то же самое, и белые вынуждены были подчиниться. Затем Большой Волк издал пронзительный крик, который был встречен всеобщим триумфальным воем. Это был знак, что ужасное представление должно начаться.
Воины приблизились к столбам и образовали полукруг, внутри которого сидели вожди с белыми. Потом подошли женщины и дети, остановившиеся напротив мужчин — круг замкнулся.
Теперь принесли Нокса и Хилтона, так крепко связанных, что они не могли идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
Олд Шеттерхэнд опустил рогожу на входе, чтобы не находиться под любопытными взглядами часовых. Теперь белые лежали в темноте и тщетно пытались уснуть.
— Что с нами будет завтра? — нарушил молчание Дэви. — Возможно, красные отправят нас в Страну Вечной Охоты.
— Одного, двух или трех из нас — это уж точно, — заключил Джемми.
— Почему? — спросил Олд Шеттерхэнд.
— Я думаю, они не рискнут проделать то же самое с вами.
— Хм! Вот как вы обо мне думаете! Мы все вместе, и судьбы наши одинаковы. Если кого-то обрекут на смерть, мы будем бороться до последнего.
— Но вы же поклялись не защищаться.
— Конечно, и это обещание я сдержу слово в слово. Но я не обещал не убегать. По меньшей мере мы попытаемся это сделать, а кто станет на нашем пути, пусть пеняет на себя. Впрочем, мои заботы — совершенно иного рода, ибо я полагаю, что краснокожие не обрекут нас прямо на смерть.
— Может, они освободят нас?
— Тоже нет. Их ненависть к белым так велика, что они ни мне, ни тебе, ни одному бледнолицему не подарят свободу. Но наши имена пользуются у них авторитетом, а, кроме того, они боятся моего штуцера, даже не осмеливаются дотронуться до него. Я считаю не только возможным, но даже вероятным, что они сделают нам исключение. А значит, они не подарят нам жизнь и свободу, а вынудят бороться за них.
— Дьявольщина! Это то же самое, как если бы они нас просто убили, поскольку они выдвинут такие условия, что мы все равно погибнем.
— Конечно, но мы не должны терять мужества. Белый прошел школу у краснокожего, он обладает такой же хитростью и ловкостью. У нас у всех есть подобный опыт. Если подвести итог, я должен сказать, что в открытой борьбе трое вестменов могут потягаться даже с четырьмя индейцами, если, конечно, равное оружие и силы. Боевая гордость краснокожих помешает им выставлять численно превосходящие силы. Если бы они все же решились на это, то послужили бы мишенью для наших насмешек и вынуждены были бы отказаться, от замысла.
— Но, — произнес до сих пор молчавший Хромой Френк, — перспектива, которую вы открываете, не особо радужная. Эти бездельники уж постараются наделать глупостей, каких только свет не видел! Да, вам с вашей силой и слоновой мощью хорошо смеяться! Вы прорубитесь, пробьетесь или, в конце концов, протолкнетесь сквозь их ряды, но мы трое — несчастные рухляди! Сегодня мы последний раз вкусим радость земного бытия.
— В виде твоего лосиного жаркого? — уточнил Джемми.
— Снова за старое! Я думал, что хоть наше положение заставит тебя прекратить злить твоего лучшего друга и боевого соратника, да еще перед самым его последним вознесением! Не дроби мои мысли! Все они остро направлены на наше спасение. Или ты думаешь, что это очень благородно и доблестно — медленно укокошить своими издевательскими выражениями познавшего истину человека за четыре часа до его почтительнейшей смерти?
Джемми не сдержался, что-то сказав, а малыш впал в такой гнев, что после возгласа «это уж слишком!», отвернулся и закрыл глаза. На другой стороне раздались какие-то звуки, напоминающие приглушенный смех, но Френк не обратил на них внимания. Никто не продолжил разговор, и теперь тишину иногда нарушал лишь треск огня.
Сон все же незаметно опустил их усталые веки, а когда они снова раскрылись, снаружи раздались громкие крики, и кто-то поднял рогожу. Внутрь заглянул краснокожий.
— Пусть бледнолицые поднимутся и идут со мной, — сказал он.
Они поднялись, взяли оружие и последовали за индейцем. Огонь был потушен, ибо солнце уже поднялось. В его первых лучах падающая с ранее упомянутого горного массива вода искрилась расплавленным золотом, а поверхность озера блестела, как полированный металлический диск. Теперь окрестности можно было рассмотреть лучше, чем вчера вечером. Равнина, в которой покоилась западная часть озера, была около двух английских миль длиной и в милю шириной. Со всех сторон ее окружал лес. В южной части находился лагерь, состоявший из сотни палаток и хижин. На берегу озера паслись лошади, исключая тех, что принадлежали четырем охотникам — требования Олд Шеттерхэнда были выполнены, и их животные стояли у палатки.
Перед хижинами и палатками, а также между ними стояли или сновали облаченные в боевые наряды краснокожие, готовящиеся к празднику смерти убийц их воинов. Они учтиво расступились, когда четверо белых проходили мимо, и смерили их фигуры взглядами, которые скорее были оценивающими и испытывающими, чем враждебными.
— Что на уме у этих типов? — спросил Френк. — Они обсматривают меня, как коня при покупке.
— Они изучают нас, — пояснил Олд Шеттерхэнд. — Это знак того, что я предположил верно. Вероятно, наша судьба уже известна им, и теперь нам придется бороться за свои жизни.
— Прекрасно! Мою я им дешево не отдам, а как ты, Джемми? Боишься?
Гнев саксонца уже прошел. В его вопросе чувствовалась забота о приятеле.
— Страха я не испытываю, но, само собой, озабочен. Страх нам только повредит. Теперь надо взять себя в руки и быть спокойными, насколько это возможно.
Невдалеке от лагеря в землю были врыты два столба, вблизи стояли пять украшенных перьями воинов, среди которых охотники узнали Большого Волка. Он вышел навстречу белым и пояснил:
— Я вызвал бледнолицых, чтобы они стали свидетелями того, как красные воины наказывают своих врагов. Сейчас приведут убийц, чтобы дать им умереть у столбов пыток.
— Мы не жаждем этого видеть, — ответил Олд Шеттерхэнд.
— Разве вы трусы, которые боятся крови? Тогда мы поступим с вами так же и не должны сдерживать обещание.
— Мы убиваем наших врагов, когда нет другого выхода, но не мучаем их.
— Сейчас вы у нас и подчиняетесь нашим обычаям. Если вы отказываетесь, то оскорбите нас и будете наказаны смертью.
Олд Шеттерхэнд знал, что вождь говорил серьезно и что ему и его спутникам грозила огромная опасность, если бы они отказались присутствовать при казни. Поэтому пришлось согласиться.
— Ну хорошо, мы останемся.
— Тогда садитесь рядом с нами. Если вы подчинитесь, встретите честную смерть!
Он сел в траву, повернув лицо к столбам. Другие вожди сделали то же самое, и белые вынуждены были подчиниться. Затем Большой Волк издал пронзительный крик, который был встречен всеобщим триумфальным воем. Это был знак, что ужасное представление должно начаться.
Воины приблизились к столбам и образовали полукруг, внутри которого сидели вожди с белыми. Потом подошли женщины и дети, остановившиеся напротив мужчин — круг замкнулся.
Теперь принесли Нокса и Хилтона, так крепко связанных, что они не могли идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150