— А что потом? — улыбнулся Шеттерхэнд. — Ты несколько идеализировал обстановку. Индейцы быстро разожгут огонь и будут великолепно видеть путь нашего бегства. И даже если бы нам удалось пробиться сквозь их шеренги, мы не ушли бы далеко — они тотчас станут преследовать нас. Мы непременно убьем несколько воинов, при этом лишив себя последней надежды на пощаду с их стороны.
— Совершенно верно! — раздался голос Хромого Френка. — Я даже не знаю, как только подступиться к этому толстому Якобу Пфефферкорну, чтобы пожелать ему быть разумнее, чем наш Олд Шеттерхэнд. Ты всегда и везде как то яйцо, которое хочет научить курицу! Олд Шеттерхэнд сделал все возможное, и я поставлю ему за это высший балл с плюсиком. Наверняка Дэви думает так же!
— Само собой, — отозвался тот. — Борьба бы нас погубила.
— А к чему приведет эта поездка с ними? — не унимался Джемми. — Я думаю, что совет старейшин также посчитает нас врагами.
— Этого я бы им не советовал! — снова вмешался Френк. — В этой истории я тоже еще вставлю словечко. Они так легко не поставят меня к столбу! Я буду защищаться всеми своими потрохами!
— С этим придется подождать, ибо мы дали клятву и теперь должны терпеливо все вынести, — ответил Джемми.
— Кто это сказал? — в сердцах воскликнул Хромой Френк. — Ты действительно не понимаешь, жалкий мыловар, что эта клятва имеет свои причуды и параболы! Не нужно никаких гастрономических зеркальных телескопов, чтобы понять, что наш знаменитый Шеттерхэнд ловко приподнял с помощью этой клятвы прелестную закулисную портьеру! О том, что мы должны все терпеливо переносить, Обадья не пишет. То есть, как ты слышал, мы не будем думать ни о каком сопротивлении! Хорошо, пусть будет так. Пусть они решают, что хотят — мы не будем ломать копья, но хитрость, хитрость, хитрость, а не сопротивление — вот именно то, что нужно. Когда суфлер обрекает нас на смерть, мы бесследно исчезаем со сцены и неожиданно выплываем снова с грандифлорией на другой стороне театрального зала.
— Ты хотел сказать «Grandezza», — вставил Джемми.
— Снова за старое! — не на шутку рассердился малыш. — Замолчи сейчас же! Мне лучше знать, как я должен вести себя в разговорном лексиконе! Грандецца! «Гран» — это аптечная гиря и еще двенадцать фунтов, а «децца», «децца» — это вообще ничего не означает, понятно! А «гранд» — «большой», «флория» — значит, находиться в процветании, в счастье, в полном расцвете! Стоит мне внезапно появиться с грандифлорией, каждый достаточно комфортабельный человек поймет, что я имел в виду! Но с тобой совершенно нельзя говорить о цветах, ты не понимаешь прекрасных выражений, и на все высокое тебе начхать! Я твой верный, закадычный друг, но если я увижу тебя на моих глазах проколотым, точнее запротоколированным, ибо ты слишком толст, на мои ресницы навернутся слезы печали, и я воскликну вместе с мертвым Цезарем: «И ты, мой сын, плывешь в самом центре пруда!» Исправься, Джемми, исправься, сколько же можно! Ты отравляешь мне жизнь. Когда потом закроются мои глаза и я исчезну из этого бренного мира, потеряв свою благородную жизнь из-за твоей зрачково-раболепской дерзости, ты с сожалением будешь взирать на мой призрак и кусать локти от скорби и горя, а все из-за того, что здесь, внизу, на этом свете, так часто и методично возражал мне!
Френк говорил вполне серьезно, ибо теперешнее положение белых было вовсе нешуточным. Он, этот маленький своеобразный человечек, произнес это действительно серьезно. Джемми хотел с иронией ответить саксонцу, но Олд Шеттерхэнд предостерег его:
— Френк хорошо меня понял — отказаться от вооруженной защиты, но не от хитрости! Однако я бы не хотел вынуждать к такому хитроумному истолкованию моего обещания. Будем надеяться, что у нас под руками появятся другие, более честные, средства. А теперь нам надо сначала обдумать свое положение.
— Прежде всего, спрашивается, — вставил Длинный Дэви, — стоит ли доверять краснокожим?! Сдержит ли слово Большой Волк?
— Несомненно. Еще ни один вождь не нарушал клятвы, закрепленной раскуриванием калюме. До совета мы можем смело с закрытыми глазами поверить юта. Но, идемте спустимся и сядем на коней, ибо индейцы уже готовы к маршу.
Нокса и Хилтона краснокожие привязали к лошадям. Первый из них, находящийся до сих пор в полузабытьи, лежал на хребте крепкого мустанга; его руки были связаны на шее зверя. Отправившись в путь, индейцы один за другим исчезли в узком проходе. Их вождь замыкал колонну, он ждал, подав знак белым ехать впереди него. Это было хорошим признаком, ибо охотники предполагали, что юта возьмут их в середину процессии и станут бдительно охранять. Было ясно, что Большой Волк к обещаниям Олд Шеттерхэнда отнесся с доверием.
Когда охотники проехали узкую «индейскую тропу» и выехали на опушку леса, краснокожие уже отвязали своих коней из-под деревьев и вскочили на них. Теперь все верхом тронулись в путь. Четверо белых остались с вождем в конце, а во главе отряда скакали несколько индейцев, которые везли Нокса и Хилтона. Краснокожие ехали гуськом, поэтому отряд растянулся длинной змеей и в конце не было слышно криков вернувшегося в сознание заживо скальпированного.
Здесь, в прерии, открывался великолепный вид на горы Элк, ибо равнина простиралась до самых их подножий. Олд Шеттерхэнд не спрашивал вождя, но догадывался, что где-то среди этих скал находится цель сегодняшней поездки. Он вообще ни о чем не спрашивал. Белые хранили глубокое молчание, поскольку любые разговоры были бесполезны. Нужно подождать, пока они прибудут в лагерь юта — лишь там можно будет принять какое-то решение и разработать план спасения.
Глава двенадцатая. НЕ НА ЖИЗНЬ, А НА СМЕРТЬ
Краснокожие, казалось, очень спешили — они гнали лошадей рысью, не обращая внимания на двух связанных пленников, один из которых был тяжел ранен. Скальпирование — очень серьезное ранение. Хотя здесь, на Западе, иногда и встречаются скальпированные и оставшиеся в живых белые, это редчайшее исключение, ибо такие издевательства могут пережить лишь люди с очень крепкой конституцией и отменным здоровьем.
Горы надвигались все ближе, и к вечеру отряд добрался до первых склонов. Индейцы свернули в узкую длинную, окаймленную лесом долину, появившуюся на их пути. Эта долина также пересекалась множеством других, но индейцы легко, как ясным днем, находили ведущую в горы дорогу, несмотря на свалившуюся темь.
Позже вышла луна, осветившая густо заросшие лесом скалистые склоны, среди которых медленно, но верно двигались лошади. Казалось, вот-вот и закончится эта утомительная езда, но лишь к полуночи всадники добрались до места, где вождь отдал нескольким воинам короткий приказ выехать вперед — известить соплеменников о прибытии отряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150