А ну, давай об заклад! — раздался гул оживленных голосов. — Кто проигрывает — платит каждому тремя стаканами!
— Согласен, — бросил Полковник.
— Я тоже, — добавил кто-то, — но чтобы отыграться! Три капли и три стакана!
— С кем?
— Ну, сначала с твоим бородатым знакомцем. Потом с одним из тех джентльменов, которые глазеют на берег — вон с тем длинным парнем, к примеру, чья голова торчит над всеми, как маяк в море. А напоследок — с краснокожим, поднявшимся на борт вместе с юнцом. Или ты не хочешь с ним связываться?
Все захохотали в ответ, но Полковник, презрительно ухмыльнувшись, несколько по-детски возразил:
— Мне бояться этого красного шута? Тьфу! Скорее уж тогда того великана, к которому ты меня отсылаешь. Черт, должно быть, он силен! Хотя, как правило, такие гиганты не очень-то смелы. Его наряд говорит о том, что он салонная пташка и понятия не имеет о таких людях, как мы. Ладно, по рукам! По одному дринку с каждым из троих. А теперь за дело!
Последние слова Полковник произнес так громко, что практически все пассажиры могли их услышать. Каждый американец, а тем более вестмен, хорошо знает значение слова «дринк», особенно когда его произносят так громко и угрожающе, потому взгляды присутствующих тотчас обратились на Полковника. Видя, что он и его друзья пьяны, никто из пассажиров не сошел с места, ожидая веселой развязки и желая узнать, кто же те трое, о которых шла речь.
Наполнив стакан, Полковник подошел к чернобородому, который находился неподалеку, и произнес:
— Добрый день, сэр! Я хотел бы преподнести вам этот стаканчик, ибо пью я только с благородными людьми и, конечно, считаю вас джентльменом, а потому надеюсь, что вы опорожните чарку за мое здоровье.
Борода брюнета зашевелилась, из чего можно было сделать вывод, что по его лицу пробежала улыбка.
— Ладно, — ответил он. — Я могу оказать вам такую любезность, но прежде хотел бы знать, от кого я удостоился такой сверхвысокой чести?
— Верно, нужно знать, с кем пьете! Меня зовут Бринкли, полковник Бринкли, если вам угодно. А вас?
— Мое имя Гроссер, Томас Гроссер, если вы не имеете ничего против. За ваше здоровье, «полковник»!
Опорожнив стакан, бородач вернул его Бринкли. Остальные не заставили себя долго ждать — их стаканы тотчас оказались пусты. С чувством превосходства Бринкли смерил брюнета пренебрежительным взглядом и довольно грубо пробормотал:
— Сдается мне, что имя немецкое. Уж не из этих ли вы проклятых голландцев, а?
— Нет, я из Германии, сэр, — подчеркнуто вежливо, словно не слыша грубости, ответил Гроссер. — Своего «проклятого голландца» можете отправить по другому адресу — ко мне это не относится, так что, благодарю за дринк, и покончим с этим!
Резко развернувшись, он быстрым, но уверенным шагом направился в другую сторону. «Это действительно Бринкли! — снова мелькнуло у него в голове. — Теперь его называют Полковником. Кто знает, сколько он еще пробудет на борту, а значит — надо держать ухо востро!»
Бринкли выиграл первую часть пари, но не выглядел победителем — его уловка не удалась, и физиономия его выражала ужасное раздражение. Рыжий ожидал, что Гроссер откажется выпить, и он под угрозами в присутствии своих людей заставит того в конце концов это сделать. Но немец оказался мудрее — он спокойно выпил и уклонился от ссоры. Полковник был взбешен. Быстро наполнив стакан, он направился к очередной намеченной жертве — к индейцу.
Пароход тем временем отдал швартовы, а два краснокожих, поднявшиеся на судно в Льюисберге вместе с Гроссером, стояли у большого ящика. Один из них был древний старик, второй — юноша лет пятнадцати. Потрясающее сходство их лиц говорило о том, что это отец и сын. Одежда и внешний облик обоих были совершенно одинаковы, и казалось, что сын — просто живая копия своего отца.
Оба были одеты в кожаные легины, обшитые по бокам бахромой, и раскрашенные желтой краской мокасины. Их тела вместо охотничьих курток закрывали пестрые покрывала, которые частенько идут здесь, на Западе, по шестьдесят долларов за штуку. Спадавшие на плечи черные волосы, гладко зачесанные назад, издали придавали индейцам вид женщин. Круглые лица обоих выглядели вполне добродушно, несмотря на то, что их щеки были намазаны ярко-красной киноварью.
Ружья, которые они держали в руках, были настолько древними, что вряд ли кто-нибудь дал бы за них и полдоллара. Вид обоих краснокожих вовсе не был грозным, что не замедлило вызвать смех у пьяной компании. Поднявшись на борт, индейцы скромно отошли в сторону, словно чураясь людей, и прислонились к большому ящику из массивного дерева высотой в человеческий рост.
Казалось, они ни на кого не обращали внимания и, даже когда Полковник подошел к ним, не удостоили его взглядом.
— Знойный денек сегодня! А может, нет? Эй, что скажете, красные ребята? В таких случаях помогает выпивка. Возьми, старик, плесни на язык!
Индеец не пошевельнулся и лишь ответил на ломаном английском:
— Не пить.
— Что? Не хочешь? — внезапно вскипел рыжебородый. — Это дринк! Понимаешь? Дринк! Отказ для каждого настоящего джентльмена, каким являюсь я, есть оскорбление — смертельная обида, на которую отвечают ножом! Но прежде я хочу узнать, кто ты. Как тебя зовут?
— Нинтропан-Хауей, — ответил спокойно старик.
— Из какого ты племени?
— Тонкава.
— Значит, ты из тех красных овец, которые дрожат даже при виде кота, маленького котенка? Да, с тобой действительно нечего церемониться! Ведь ты же хочешь пить?
— Я не пить Огненная Вода.
Несмотря на явную угрозу, индеец ответил совершенно спокойно, как и прежде. Вконец окосевший Полковник неожиданно для всех размахнулся и дал старику звонкую пощечину.
— Это тебе, красный хорек! — прошипел Бринкли. — Вот тебе мой ответ, ибо такая каналья не стоит большего!
Удар еще не достиг цели, как молодой индеец сунул свободную руку под покрывало, по всей видимости, за каким-то оружием, и одновременно устремил свой взгляд на отца.
Старик изменился до неузнаваемости. Казалось, что его фигура вдруг выросла, его глаза блеснули диким огнем, а по лицу пробежало живое пламя. Но тотчас же его тело сгорбилось, а лицо приобрело выражение прежней покорности.
Заметив это, неугомонный Полковник язвительно прошипел:
— Ну, так чем ты ответишь?
— Нинтропан-Хауей благодарить.
— Похоже, что оплеухи тебе по вкусу. Тогда вот тебе еще одна…
Рука, сжатая в кулак, уже приближалась к голове индейца, но старик молниеносно присел и кисть Полковника со всего размаха ударилась об ящик, который был за спиной краснокожего. За пустым звуком удара послышались фырканье и какая-то возня внутри, а потом вдруг раздался такой ужасный рев, что, казалось, сам пароход задрожал от диких звуков.
Выронив из руки стакан и не на шутку струхнув, Полковник отскочил назад:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
— Согласен, — бросил Полковник.
— Я тоже, — добавил кто-то, — но чтобы отыграться! Три капли и три стакана!
— С кем?
— Ну, сначала с твоим бородатым знакомцем. Потом с одним из тех джентльменов, которые глазеют на берег — вон с тем длинным парнем, к примеру, чья голова торчит над всеми, как маяк в море. А напоследок — с краснокожим, поднявшимся на борт вместе с юнцом. Или ты не хочешь с ним связываться?
Все захохотали в ответ, но Полковник, презрительно ухмыльнувшись, несколько по-детски возразил:
— Мне бояться этого красного шута? Тьфу! Скорее уж тогда того великана, к которому ты меня отсылаешь. Черт, должно быть, он силен! Хотя, как правило, такие гиганты не очень-то смелы. Его наряд говорит о том, что он салонная пташка и понятия не имеет о таких людях, как мы. Ладно, по рукам! По одному дринку с каждым из троих. А теперь за дело!
Последние слова Полковник произнес так громко, что практически все пассажиры могли их услышать. Каждый американец, а тем более вестмен, хорошо знает значение слова «дринк», особенно когда его произносят так громко и угрожающе, потому взгляды присутствующих тотчас обратились на Полковника. Видя, что он и его друзья пьяны, никто из пассажиров не сошел с места, ожидая веселой развязки и желая узнать, кто же те трое, о которых шла речь.
Наполнив стакан, Полковник подошел к чернобородому, который находился неподалеку, и произнес:
— Добрый день, сэр! Я хотел бы преподнести вам этот стаканчик, ибо пью я только с благородными людьми и, конечно, считаю вас джентльменом, а потому надеюсь, что вы опорожните чарку за мое здоровье.
Борода брюнета зашевелилась, из чего можно было сделать вывод, что по его лицу пробежала улыбка.
— Ладно, — ответил он. — Я могу оказать вам такую любезность, но прежде хотел бы знать, от кого я удостоился такой сверхвысокой чести?
— Верно, нужно знать, с кем пьете! Меня зовут Бринкли, полковник Бринкли, если вам угодно. А вас?
— Мое имя Гроссер, Томас Гроссер, если вы не имеете ничего против. За ваше здоровье, «полковник»!
Опорожнив стакан, бородач вернул его Бринкли. Остальные не заставили себя долго ждать — их стаканы тотчас оказались пусты. С чувством превосходства Бринкли смерил брюнета пренебрежительным взглядом и довольно грубо пробормотал:
— Сдается мне, что имя немецкое. Уж не из этих ли вы проклятых голландцев, а?
— Нет, я из Германии, сэр, — подчеркнуто вежливо, словно не слыша грубости, ответил Гроссер. — Своего «проклятого голландца» можете отправить по другому адресу — ко мне это не относится, так что, благодарю за дринк, и покончим с этим!
Резко развернувшись, он быстрым, но уверенным шагом направился в другую сторону. «Это действительно Бринкли! — снова мелькнуло у него в голове. — Теперь его называют Полковником. Кто знает, сколько он еще пробудет на борту, а значит — надо держать ухо востро!»
Бринкли выиграл первую часть пари, но не выглядел победителем — его уловка не удалась, и физиономия его выражала ужасное раздражение. Рыжий ожидал, что Гроссер откажется выпить, и он под угрозами в присутствии своих людей заставит того в конце концов это сделать. Но немец оказался мудрее — он спокойно выпил и уклонился от ссоры. Полковник был взбешен. Быстро наполнив стакан, он направился к очередной намеченной жертве — к индейцу.
Пароход тем временем отдал швартовы, а два краснокожих, поднявшиеся на судно в Льюисберге вместе с Гроссером, стояли у большого ящика. Один из них был древний старик, второй — юноша лет пятнадцати. Потрясающее сходство их лиц говорило о том, что это отец и сын. Одежда и внешний облик обоих были совершенно одинаковы, и казалось, что сын — просто живая копия своего отца.
Оба были одеты в кожаные легины, обшитые по бокам бахромой, и раскрашенные желтой краской мокасины. Их тела вместо охотничьих курток закрывали пестрые покрывала, которые частенько идут здесь, на Западе, по шестьдесят долларов за штуку. Спадавшие на плечи черные волосы, гладко зачесанные назад, издали придавали индейцам вид женщин. Круглые лица обоих выглядели вполне добродушно, несмотря на то, что их щеки были намазаны ярко-красной киноварью.
Ружья, которые они держали в руках, были настолько древними, что вряд ли кто-нибудь дал бы за них и полдоллара. Вид обоих краснокожих вовсе не был грозным, что не замедлило вызвать смех у пьяной компании. Поднявшись на борт, индейцы скромно отошли в сторону, словно чураясь людей, и прислонились к большому ящику из массивного дерева высотой в человеческий рост.
Казалось, они ни на кого не обращали внимания и, даже когда Полковник подошел к ним, не удостоили его взглядом.
— Знойный денек сегодня! А может, нет? Эй, что скажете, красные ребята? В таких случаях помогает выпивка. Возьми, старик, плесни на язык!
Индеец не пошевельнулся и лишь ответил на ломаном английском:
— Не пить.
— Что? Не хочешь? — внезапно вскипел рыжебородый. — Это дринк! Понимаешь? Дринк! Отказ для каждого настоящего джентльмена, каким являюсь я, есть оскорбление — смертельная обида, на которую отвечают ножом! Но прежде я хочу узнать, кто ты. Как тебя зовут?
— Нинтропан-Хауей, — ответил спокойно старик.
— Из какого ты племени?
— Тонкава.
— Значит, ты из тех красных овец, которые дрожат даже при виде кота, маленького котенка? Да, с тобой действительно нечего церемониться! Ведь ты же хочешь пить?
— Я не пить Огненная Вода.
Несмотря на явную угрозу, индеец ответил совершенно спокойно, как и прежде. Вконец окосевший Полковник неожиданно для всех размахнулся и дал старику звонкую пощечину.
— Это тебе, красный хорек! — прошипел Бринкли. — Вот тебе мой ответ, ибо такая каналья не стоит большего!
Удар еще не достиг цели, как молодой индеец сунул свободную руку под покрывало, по всей видимости, за каким-то оружием, и одновременно устремил свой взгляд на отца.
Старик изменился до неузнаваемости. Казалось, что его фигура вдруг выросла, его глаза блеснули диким огнем, а по лицу пробежало живое пламя. Но тотчас же его тело сгорбилось, а лицо приобрело выражение прежней покорности.
Заметив это, неугомонный Полковник язвительно прошипел:
— Ну, так чем ты ответишь?
— Нинтропан-Хауей благодарить.
— Похоже, что оплеухи тебе по вкусу. Тогда вот тебе еще одна…
Рука, сжатая в кулак, уже приближалась к голове индейца, но старик молниеносно присел и кисть Полковника со всего размаха ударилась об ящик, который был за спиной краснокожего. За пустым звуком удара послышались фырканье и какая-то возня внутри, а потом вдруг раздался такой ужасный рев, что, казалось, сам пароход задрожал от диких звуков.
Выронив из руки стакан и не на шутку струхнув, Полковник отскочил назад:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150