По его голосу я почти догадался, что он скажет дальше. Генерал посмотрел сурово мне в лицо: - Если ты сам выберешься отсюда, будет очень хорошо. А самолет сожги.
- Понятно, товарищ генерал. Но тяжело… Свой МИГ.
- Сожги. С ним из окружения не выбраться.
- Есть сжечь.
Я отдал честь, повернулся и пошел, взбираясь по крутой тропинке. Только поднялся на гору, заметил в поле небольшую скирдочку.
Пламя охватило солому, загорелся самолет.
Я и моя команда смотрели на это грустное зрелище, пока остов МИГа не привалило жаром от соломы. Потом я вскочил в свою полуторку, сержант в ЗИС. Куда я хотел ехать, наверное, сам себе не отдавал отчета. Может быть, просто подальше от этого села, чтобы не видеть больше костра, не видеть беспомощных генералов, командиров, этих могущественных и никчемных сейчас гаубиц на гусеничном ходу.
Мы подъехали к стоявшему в отдалении ряду хат. Навстречу мчались повозки, запряженные лошадьми. Их было около десяти. Повозочные стояли на ногах и что было силы секли кнутами лошадей. Мы подвернули к одной хате, выступавшей к дороге.
Из погреба вылезла женщина и, пригибаясь, подбежала ко мне.
- Ой, що ж вы робите з нами? Як побачать же машину, спалять же нашу хату.
В воздухе свистели пули. Мы завели машины. Прижимаясь к садам, я поехал впереди. Надо было возвращаться к посадке, к скрытой стоянке. Через некоторое время я оглянулся, ЗИСа позади не было. Подождал у посадки. Сержанта я считал своим самым надежным попутчиком. Но теперь вспомнил, как он предлагал мне гражданскую одежду, рассказывал, что уже раз таким образом выбирался из окружения. Я тогда категорически отказался от его услуг и ему посоветовал идти вперед воином, смело смотреть в глаза опасности.
Знать, не дошли до него мои слова.
К стоянке, куда я вернулся, прибывали все новые машины. На одной из них я увидел много девушек. Присмотрелся к ним и узнал знакомую медицинскую сестру, которая перевязывала мне глаз. Значит, госпиталь оставлен, раненых тоже не успели вывезти. Что было бы со мной? А где теперь Комлев?
На моей машине сидит несколько десятков солдат. Они боятся оставить ее, ждут ночи. Я в кабине, думаю о том, какой трудной будет езда в темноте, а водить я умею плоховато. Встав на подножку, спрашиваю:
- Есть среди вас шоферы?
- Есть, - откликается боец.
- Иди сюда, принимай машину!
Шофер-солдат обрадовался такому случаю. Проверив мотор, скаты, он сел за руль и, с благодарностью взглянув на меня, улыбнулся.
- Пробьемся? - спросил я, чтобы услышать его голос.
- Вместе со всеми - обязательно! Нам бы только через Берду, через Каратыш… Берега у них крутые, я здешний, знаю.
- Раз лучше меня знаешь эту местность, тебе и руль в руки.
Солнце, просвечиваясь сквозь разрывы в облаках, опускалось в степи, за посадки.
Наверное, так бывает во время «психической» атаки: надо идти вперед, только вперед, не обращая внимания на свист пуль, на падающих рядом убитых и раненых товарищей. Побеждают те, кто не дрогнул, не повернул обратно.
Всех, кто был в овраге, в лесополосе, кто ждал ночи, чтобы прорваться на восток, пехотный полковник построил в колонну, разместил между машинами и дал команду двигаться вперед. Как только мы оказались на открытом месте, перед нами повисли осветительные ракеты, по нас ударили пулеметы.
Началось что-то кошмарное. Крики, стоны. Люди один за другим падают на землю.
- Вперед! Вперед! - надрывается полковник, размахивая пистолетом. Он бежит вдоль колонны, нагибается над упавшими, кричит: - Встать! Почему ползете, как скоты?! Идти надо, идти, разве не понимаете? Так прямо в плен приползете. Чтобы вырваться отсюда, нужно бежать, бежать!
Свистят пули. Рвутся мины. Движение застопорилось. Хочется обойти упавших, обогнать передних и броситься вперед. Я вышел из кабины и стою рядом с кузовом полуторки. Полковник подходит ко мне и кричит прямо над ухом:
- Летчик, а ну вперед, покажи пример!
- Хорошо, - ответил я, но тут же подумал, что за мной не пойдут и я окажусь один среди поля.
- Броневичок поедет впереди. Давай! - словно поняв мои сомнения, говорит полковник.
Подгоняю машину к броневичку, и мы, увлекая остальных, катим дальше, к лесополосе. Над нами вспыхивают ракеты. Светло как днем. Фашисты бьют спереди и с боков.
Стремление пробиться за посадку захватило всех. Никакого чувства страха. Знаем: за лесополосой все это должно кончиться. Только бы дойти…
Впереди уже показались черные тени. А вот и сама лесополоса. Бросаемся в нее, рассчитывая здесь укрыться, но на нас нажимают задние. Ревут машины, трещат деревья. Выскакиваю снова на поле и вижу: весь огонь сосредоточен теперь по тем, кто только выходит из Черниговки на открытую дорогу. Броневик покатил вдоль посадки. Полковника здесь нет, приходится распоряжаться мне. Подзываю двух солдат с автоматами в руках.
- Просмотрите посадку, нет ли там немцев. Они уходят. Машины теперь выстраиваются вплотную. Среди них и моя. На ней полно людей.
Через несколько минут возвращаются наши автоматчики, докладывают:
- Все проверили, никого там нет. Броневичок разворачивается и едет влево, вдоль посадки. Машины следуют за ним. Я подбегаю к своей полуторке.
- Поехали.
- Не заводится, товарищ командир.
Колонна идет вперед. Мы остаемся одни, в темноте.
Солдаты прыгают из кузова нашей машины, догоняют других. Вся колонна теперь повернула туда, влево, я даже вижу ее в скупом свете молодого месяца.
Шофер приспосабливает насос, чтобы продуть трубку. Вдруг там, на бугре, слева взлетает каскад ракет и вспыхивает яростная пальба: строчат автоматы, пулеметы, бьют минометы. Загорается сразу несколько машин. Отсветы пожара разливаются по всему полю. Стрельба усиливается.
Слышу: мотор полуторки заработал.
- Давай вправо! Там чернеет лог, видишь?
- Вижу.
Вот так проверили… «Никого там нет…» На три шага отошли и вернулись… Струсили. Сколько жизней унес их обман!..
Теперь оставшиеся автомашины повернули за нами. Пешие тоже. Движемся без остановок, но единым потоком. Чувствую себя каплей в этой людской реке. Кто-то пробудил в людях чувство локтя и вселил в них презрение к страху. Кто? Невольно думаю о полковнике. Это он - пусть грубо и властно - поднял людей и не позволил им опустить руки.
На рассвете подошли к реке. Первыми переправляются артиллерийские упряжки. Но вот орудие перевернулось и потащило за собой лошадей. Погибли и все солдаты, сидевшие на лафете. Домой напишут - «пропали без вести».
Машины обходят глубокое место и прокладывают другой путь.
Ожидая очереди у переправы, я прислушиваюсь к разговорам:
- Один генерал застрелился под Черниговкой.
- Жалко девушек. Всех автоматчики перебили.
- Куда мы едем?
- На Володарское.
…Днем нашу колонну еще раз обстреляли немецкие мотоциклисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
- Понятно, товарищ генерал. Но тяжело… Свой МИГ.
- Сожги. С ним из окружения не выбраться.
- Есть сжечь.
Я отдал честь, повернулся и пошел, взбираясь по крутой тропинке. Только поднялся на гору, заметил в поле небольшую скирдочку.
Пламя охватило солому, загорелся самолет.
Я и моя команда смотрели на это грустное зрелище, пока остов МИГа не привалило жаром от соломы. Потом я вскочил в свою полуторку, сержант в ЗИС. Куда я хотел ехать, наверное, сам себе не отдавал отчета. Может быть, просто подальше от этого села, чтобы не видеть больше костра, не видеть беспомощных генералов, командиров, этих могущественных и никчемных сейчас гаубиц на гусеничном ходу.
Мы подъехали к стоявшему в отдалении ряду хат. Навстречу мчались повозки, запряженные лошадьми. Их было около десяти. Повозочные стояли на ногах и что было силы секли кнутами лошадей. Мы подвернули к одной хате, выступавшей к дороге.
Из погреба вылезла женщина и, пригибаясь, подбежала ко мне.
- Ой, що ж вы робите з нами? Як побачать же машину, спалять же нашу хату.
В воздухе свистели пули. Мы завели машины. Прижимаясь к садам, я поехал впереди. Надо было возвращаться к посадке, к скрытой стоянке. Через некоторое время я оглянулся, ЗИСа позади не было. Подождал у посадки. Сержанта я считал своим самым надежным попутчиком. Но теперь вспомнил, как он предлагал мне гражданскую одежду, рассказывал, что уже раз таким образом выбирался из окружения. Я тогда категорически отказался от его услуг и ему посоветовал идти вперед воином, смело смотреть в глаза опасности.
Знать, не дошли до него мои слова.
К стоянке, куда я вернулся, прибывали все новые машины. На одной из них я увидел много девушек. Присмотрелся к ним и узнал знакомую медицинскую сестру, которая перевязывала мне глаз. Значит, госпиталь оставлен, раненых тоже не успели вывезти. Что было бы со мной? А где теперь Комлев?
На моей машине сидит несколько десятков солдат. Они боятся оставить ее, ждут ночи. Я в кабине, думаю о том, какой трудной будет езда в темноте, а водить я умею плоховато. Встав на подножку, спрашиваю:
- Есть среди вас шоферы?
- Есть, - откликается боец.
- Иди сюда, принимай машину!
Шофер-солдат обрадовался такому случаю. Проверив мотор, скаты, он сел за руль и, с благодарностью взглянув на меня, улыбнулся.
- Пробьемся? - спросил я, чтобы услышать его голос.
- Вместе со всеми - обязательно! Нам бы только через Берду, через Каратыш… Берега у них крутые, я здешний, знаю.
- Раз лучше меня знаешь эту местность, тебе и руль в руки.
Солнце, просвечиваясь сквозь разрывы в облаках, опускалось в степи, за посадки.
Наверное, так бывает во время «психической» атаки: надо идти вперед, только вперед, не обращая внимания на свист пуль, на падающих рядом убитых и раненых товарищей. Побеждают те, кто не дрогнул, не повернул обратно.
Всех, кто был в овраге, в лесополосе, кто ждал ночи, чтобы прорваться на восток, пехотный полковник построил в колонну, разместил между машинами и дал команду двигаться вперед. Как только мы оказались на открытом месте, перед нами повисли осветительные ракеты, по нас ударили пулеметы.
Началось что-то кошмарное. Крики, стоны. Люди один за другим падают на землю.
- Вперед! Вперед! - надрывается полковник, размахивая пистолетом. Он бежит вдоль колонны, нагибается над упавшими, кричит: - Встать! Почему ползете, как скоты?! Идти надо, идти, разве не понимаете? Так прямо в плен приползете. Чтобы вырваться отсюда, нужно бежать, бежать!
Свистят пули. Рвутся мины. Движение застопорилось. Хочется обойти упавших, обогнать передних и броситься вперед. Я вышел из кабины и стою рядом с кузовом полуторки. Полковник подходит ко мне и кричит прямо над ухом:
- Летчик, а ну вперед, покажи пример!
- Хорошо, - ответил я, но тут же подумал, что за мной не пойдут и я окажусь один среди поля.
- Броневичок поедет впереди. Давай! - словно поняв мои сомнения, говорит полковник.
Подгоняю машину к броневичку, и мы, увлекая остальных, катим дальше, к лесополосе. Над нами вспыхивают ракеты. Светло как днем. Фашисты бьют спереди и с боков.
Стремление пробиться за посадку захватило всех. Никакого чувства страха. Знаем: за лесополосой все это должно кончиться. Только бы дойти…
Впереди уже показались черные тени. А вот и сама лесополоса. Бросаемся в нее, рассчитывая здесь укрыться, но на нас нажимают задние. Ревут машины, трещат деревья. Выскакиваю снова на поле и вижу: весь огонь сосредоточен теперь по тем, кто только выходит из Черниговки на открытую дорогу. Броневик покатил вдоль посадки. Полковника здесь нет, приходится распоряжаться мне. Подзываю двух солдат с автоматами в руках.
- Просмотрите посадку, нет ли там немцев. Они уходят. Машины теперь выстраиваются вплотную. Среди них и моя. На ней полно людей.
Через несколько минут возвращаются наши автоматчики, докладывают:
- Все проверили, никого там нет. Броневичок разворачивается и едет влево, вдоль посадки. Машины следуют за ним. Я подбегаю к своей полуторке.
- Поехали.
- Не заводится, товарищ командир.
Колонна идет вперед. Мы остаемся одни, в темноте.
Солдаты прыгают из кузова нашей машины, догоняют других. Вся колонна теперь повернула туда, влево, я даже вижу ее в скупом свете молодого месяца.
Шофер приспосабливает насос, чтобы продуть трубку. Вдруг там, на бугре, слева взлетает каскад ракет и вспыхивает яростная пальба: строчат автоматы, пулеметы, бьют минометы. Загорается сразу несколько машин. Отсветы пожара разливаются по всему полю. Стрельба усиливается.
Слышу: мотор полуторки заработал.
- Давай вправо! Там чернеет лог, видишь?
- Вижу.
Вот так проверили… «Никого там нет…» На три шага отошли и вернулись… Струсили. Сколько жизней унес их обман!..
Теперь оставшиеся автомашины повернули за нами. Пешие тоже. Движемся без остановок, но единым потоком. Чувствую себя каплей в этой людской реке. Кто-то пробудил в людях чувство локтя и вселил в них презрение к страху. Кто? Невольно думаю о полковнике. Это он - пусть грубо и властно - поднял людей и не позволил им опустить руки.
На рассвете подошли к реке. Первыми переправляются артиллерийские упряжки. Но вот орудие перевернулось и потащило за собой лошадей. Погибли и все солдаты, сидевшие на лафете. Домой напишут - «пропали без вести».
Машины обходят глубокое место и прокладывают другой путь.
Ожидая очереди у переправы, я прислушиваюсь к разговорам:
- Один генерал застрелился под Черниговкой.
- Жалко девушек. Всех автоматчики перебили.
- Куда мы едем?
- На Володарское.
…Днем нашу колонну еще раз обстреляли немецкие мотоциклисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131