Но и этого не случилось. Бои с немецкой авиацией оставались такими же напряженными и трудными.
В дни открытия второго фронта нас радовали лишь действия полка «Нормандия - Неман». Это была деловая, конкретная помощь нам со стороны французских летчиков.
В июне - июле 1944 года, когда загремели бои на западе, грозя фашистской Германии, Красная Армия осуществляла крупные наступательные операции на севере страны, у Петрозаводска и Выборга, а также громила группу армий «Центр» в Белоруссии.
На участке фронта Яссы - Кишинев противник продолжал удерживать свои позиции. Наша дивизия, действовавшая в направлении Ясс, непрерывно летала на прикрытие своих наземных войск от вражеских бомбардировок. В период контрнаступления противника в этом районе дивизия сбила над Молдавией и Румынией более сотни немецких самолетов, потеряв своих пять. Личный счет Клубова увеличился на девять самолетов. Приумножили свои успехи Дмитрий и Борис Глинки, Речкалов, Трофимов, Старчиков, Сухов, Вахненко, Лихачев, Гурченко, Вильямсон, Труд, Жердев. Здесь мы потеряли Петухова и Ершова.
Во время напряженных боев под Яссами в 16-й полк приехали представители военного трибунала. Они объявили, что интересуются Клубовым. Все забеспокоились: неужели опять с ним что-то неладно? Юристы пригласили весь полк на заседание. Лишь когда оно открылось, товарищи Клубова облегченно вздохнули - с него хотят снять судимость. И ее сняли без каких-либо оговорок - гвардии капитан Клубов искупил свою вину подвигами. Присутствовавший здесь «пострадавший» механик подошел к нему, и они крепко пожали друг другу руки.
В этот период у меня произошел серьезный разговор с Краевым. Потребность в выяснении наших взаимоотношений назревала давно. Я уже точно знал, что именно Краев послал сразу во все высшие штабы искаженное изложение происшествия в 16-м полку. Именно он, где только мог, пытался и обо мне создать ложное, выгодное для него впечатление. Доходившие до меня факты неприглядной деятельности Краева, я старался всесторонне проверять и очень остерегался поспешных выводов. Скажу откровенно, когда меня возмущали его поступки, его трусость и безынициативность, я не сразу доверял себе, боялся, как бы здравый смысл не захлестнула горечь прежних обид. Но факты вновь и вновь заставляли меня возвращаться к поведению Краева, к мысли о том, что находиться рядом нам больше нельзя.
Однажды начальник штаба полковник Абрамович, который очень много помогал мне в первое время работы на новой должности, принес адресованную лично мне шифровку. Она была уже открытой.
Я спросил, кто читал ее. Начштаба ответил. Я пробежал глазами текст. Писали из Москвы. Там стало известно, будто бы в нашей дивизии много нарушений дисциплины, что я, как командир, якобы защищаю и оправдываю преступников. Мне все стало ясно: Краев при поддержке еще кое-кого хочет опорочить всю дивизию, ее боевые успехи и тем самым лично меня. Тотчас я отправил в Москву ответ: считаю информацию неправильной, в дивизии никаких нарушений нет, личный состав ведет успешную боевую работу. Для проверки прошу прислать инспекцию.
Такое положение, когда за моей спиной сочиняются клеветнические доносы, когда нет дружной работы командования, я дальше терпеть не мог. У нас с Краевым было совсем разное отношение к службе, к жизни, к людям.
Несколько дней спустя меня вызвал к себе командир корпуса. В его кабинете начальник штаба развернул на столе большую карту. Палец Утина остановился на одном из кружочков.
- Перебазируемся под Львов. Ваша дивизия, весь наш корпус включены во вторую воздушную армию.
- На Первый Украинский фронт? - спросил я.
- На берлинское направление, товарищ комдив! - обрадованно воскликнул генерал.
Мы взволнованно переглянулись. В словах генерала было то, что каждый из нас уже давно считал самым заветным. Из Львова через Польшу, равно как из Белоруссии, открывался путь в Германию. Мы готовились преследовать фашистские полчища до самого Берлина! Кто из нас, фронтовиков, мысленно не рисовал тот непостижимо радостный день, когда Красная Армия переступит границу гитлеровского рейха?! Кто не мечтал о личном участии в таком наступлении на главном направлении!
- Когда перелетаем? - спросил я, волнуясь.
- Там на днях начинается дело, если уже не началось сегодня. Мы должны быть под Бродами завтра.
Уточнив место первого базирования, я уже собрался идти, но генерал меня остановил:
- Командующий армией удовлетворил вашу просьбу. Краев переведен в другой корпус. Будете обходиться пока без заместителя.
- Хорошо, - с нескрываемой радостью отозвался я, чувствуя, что с моих плеч свалилась всегда угнетавшая тяжесть.
Дома я Краева уже не застал, он не пришел проститься со мной. Значит, от двух лет нашей боевой службы, которые иногда связывают людей надолго, даже на всю жизнь, у него в душе не осталось никаких добрых воспоминаний. А мне все-таки хотелось еще повидаться с ним, поговорить…
Утром полки, взлетев, взяли курс на север. Я шёл в боевом строю 16-го полка. Под крыльями проплывала украинская земля, ее поля, села, леса и реки. Стоял тихий, солнечный день. Под высокими белыми облаками небо было спокойным. Мы летели навстречу большим, решающим сражениям на земле и в воздухе.
20. Граница уже позади
Даже тогда, когда до Берлина было еще далеко, летчикам казалось, что он уже рядом. Мы не раз прикидывали в уме, сколько нам придется сменить аэродромов и карт в планшетах, чтобы появиться в небе над вражеской столицей.
А здесь, где приземлились полки и расположился штаб дивизии, наши летчики еще реальней, чем в Молдавии, ощутили свою близость к Берлину. Дело тут не только в расстоянии. Сосредоточенные в этом районе авиационные силы убедительно говорили о том, что мы готовимся к могучим завершающим ударам по врагу.
Прибыв по вызову в штаб воздушной армии, я увидел здесь целое созвездие известных боевых генералов - командиров авиационных корпусов и дивизий: В. Г. Рязанова, И. С. Полбина, Н. П. Каманина, Д. П. Галунова, П. П. Архангельского, В. В. Нанейшвили, А. Н. Витрука, А. В. Утина…
Бомбардировщики Полбина… Этот генерал сам водит армады «Петляковых», и по его команде на вражеские позиции обрушиваются сотни бомб. Он много внес нового в тактику бомбардировочной авиации. Штурмовики Рязанова, Витрука, Каманина сражались под Белгородом, за освобождение Киева, правобережной Украины. Какая могучая ударная мощь в их руках! Я с восхищением смотрел на высокого худощавого Рязанова, крепко сложенного, плечистого Витрука, приземистого Каманина. Помнится, Каманин вместе с другими участниками челюскинской эпопеи приезжал в наше училище, мы слушали его рассказ и мечтали о подвигах. Несколько корпусов истребительной авиации на одном фронте - это ли не доказательство нашего возмужания, преимущества нашей авиации над люфтваффе агрессора!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
В дни открытия второго фронта нас радовали лишь действия полка «Нормандия - Неман». Это была деловая, конкретная помощь нам со стороны французских летчиков.
В июне - июле 1944 года, когда загремели бои на западе, грозя фашистской Германии, Красная Армия осуществляла крупные наступательные операции на севере страны, у Петрозаводска и Выборга, а также громила группу армий «Центр» в Белоруссии.
На участке фронта Яссы - Кишинев противник продолжал удерживать свои позиции. Наша дивизия, действовавшая в направлении Ясс, непрерывно летала на прикрытие своих наземных войск от вражеских бомбардировок. В период контрнаступления противника в этом районе дивизия сбила над Молдавией и Румынией более сотни немецких самолетов, потеряв своих пять. Личный счет Клубова увеличился на девять самолетов. Приумножили свои успехи Дмитрий и Борис Глинки, Речкалов, Трофимов, Старчиков, Сухов, Вахненко, Лихачев, Гурченко, Вильямсон, Труд, Жердев. Здесь мы потеряли Петухова и Ершова.
Во время напряженных боев под Яссами в 16-й полк приехали представители военного трибунала. Они объявили, что интересуются Клубовым. Все забеспокоились: неужели опять с ним что-то неладно? Юристы пригласили весь полк на заседание. Лишь когда оно открылось, товарищи Клубова облегченно вздохнули - с него хотят снять судимость. И ее сняли без каких-либо оговорок - гвардии капитан Клубов искупил свою вину подвигами. Присутствовавший здесь «пострадавший» механик подошел к нему, и они крепко пожали друг другу руки.
В этот период у меня произошел серьезный разговор с Краевым. Потребность в выяснении наших взаимоотношений назревала давно. Я уже точно знал, что именно Краев послал сразу во все высшие штабы искаженное изложение происшествия в 16-м полку. Именно он, где только мог, пытался и обо мне создать ложное, выгодное для него впечатление. Доходившие до меня факты неприглядной деятельности Краева, я старался всесторонне проверять и очень остерегался поспешных выводов. Скажу откровенно, когда меня возмущали его поступки, его трусость и безынициативность, я не сразу доверял себе, боялся, как бы здравый смысл не захлестнула горечь прежних обид. Но факты вновь и вновь заставляли меня возвращаться к поведению Краева, к мысли о том, что находиться рядом нам больше нельзя.
Однажды начальник штаба полковник Абрамович, который очень много помогал мне в первое время работы на новой должности, принес адресованную лично мне шифровку. Она была уже открытой.
Я спросил, кто читал ее. Начштаба ответил. Я пробежал глазами текст. Писали из Москвы. Там стало известно, будто бы в нашей дивизии много нарушений дисциплины, что я, как командир, якобы защищаю и оправдываю преступников. Мне все стало ясно: Краев при поддержке еще кое-кого хочет опорочить всю дивизию, ее боевые успехи и тем самым лично меня. Тотчас я отправил в Москву ответ: считаю информацию неправильной, в дивизии никаких нарушений нет, личный состав ведет успешную боевую работу. Для проверки прошу прислать инспекцию.
Такое положение, когда за моей спиной сочиняются клеветнические доносы, когда нет дружной работы командования, я дальше терпеть не мог. У нас с Краевым было совсем разное отношение к службе, к жизни, к людям.
Несколько дней спустя меня вызвал к себе командир корпуса. В его кабинете начальник штаба развернул на столе большую карту. Палец Утина остановился на одном из кружочков.
- Перебазируемся под Львов. Ваша дивизия, весь наш корпус включены во вторую воздушную армию.
- На Первый Украинский фронт? - спросил я.
- На берлинское направление, товарищ комдив! - обрадованно воскликнул генерал.
Мы взволнованно переглянулись. В словах генерала было то, что каждый из нас уже давно считал самым заветным. Из Львова через Польшу, равно как из Белоруссии, открывался путь в Германию. Мы готовились преследовать фашистские полчища до самого Берлина! Кто из нас, фронтовиков, мысленно не рисовал тот непостижимо радостный день, когда Красная Армия переступит границу гитлеровского рейха?! Кто не мечтал о личном участии в таком наступлении на главном направлении!
- Когда перелетаем? - спросил я, волнуясь.
- Там на днях начинается дело, если уже не началось сегодня. Мы должны быть под Бродами завтра.
Уточнив место первого базирования, я уже собрался идти, но генерал меня остановил:
- Командующий армией удовлетворил вашу просьбу. Краев переведен в другой корпус. Будете обходиться пока без заместителя.
- Хорошо, - с нескрываемой радостью отозвался я, чувствуя, что с моих плеч свалилась всегда угнетавшая тяжесть.
Дома я Краева уже не застал, он не пришел проститься со мной. Значит, от двух лет нашей боевой службы, которые иногда связывают людей надолго, даже на всю жизнь, у него в душе не осталось никаких добрых воспоминаний. А мне все-таки хотелось еще повидаться с ним, поговорить…
Утром полки, взлетев, взяли курс на север. Я шёл в боевом строю 16-го полка. Под крыльями проплывала украинская земля, ее поля, села, леса и реки. Стоял тихий, солнечный день. Под высокими белыми облаками небо было спокойным. Мы летели навстречу большим, решающим сражениям на земле и в воздухе.
20. Граница уже позади
Даже тогда, когда до Берлина было еще далеко, летчикам казалось, что он уже рядом. Мы не раз прикидывали в уме, сколько нам придется сменить аэродромов и карт в планшетах, чтобы появиться в небе над вражеской столицей.
А здесь, где приземлились полки и расположился штаб дивизии, наши летчики еще реальней, чем в Молдавии, ощутили свою близость к Берлину. Дело тут не только в расстоянии. Сосредоточенные в этом районе авиационные силы убедительно говорили о том, что мы готовимся к могучим завершающим ударам по врагу.
Прибыв по вызову в штаб воздушной армии, я увидел здесь целое созвездие известных боевых генералов - командиров авиационных корпусов и дивизий: В. Г. Рязанова, И. С. Полбина, Н. П. Каманина, Д. П. Галунова, П. П. Архангельского, В. В. Нанейшвили, А. Н. Витрука, А. В. Утина…
Бомбардировщики Полбина… Этот генерал сам водит армады «Петляковых», и по его команде на вражеские позиции обрушиваются сотни бомб. Он много внес нового в тактику бомбардировочной авиации. Штурмовики Рязанова, Витрука, Каманина сражались под Белгородом, за освобождение Киева, правобережной Украины. Какая могучая ударная мощь в их руках! Я с восхищением смотрел на высокого худощавого Рязанова, крепко сложенного, плечистого Витрука, приземистого Каманина. Помнится, Каманин вместе с другими участниками челюскинской эпопеи приезжал в наше училище, мы слушали его рассказ и мечтали о подвигах. Несколько корпусов истребительной авиации на одном фронте - это ли не доказательство нашего возмужания, преимущества нашей авиации над люфтваффе агрессора!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131