Нашлись влиятельные люди, которые «зарезали» доводку И-185, хотя по скорости и вооружению ему не было равного в мире истребителя. Мечта летчиков была погребена в обломках разбившейся машины.
Но и осваивая устаревшую материальную часть, мы искали пути более полного использования ее боевых возможностей, совершенствования техники пилотирования и качества боевых стрельб. Обстановка заставляла думать и искать.
Хорошо помню воздушные стрельбы по конусу. Они были для меня плачевными. В первый раз пробоин было всего две, во второй — три. И это из шестидесяти патронов, заряженных в крыльевом пулемете! На оценку «отлично» нужно было сделать двенадцать попаданий, а на «хорошо» — семь.
При осмотре конуса, сброшенного буксировщиком после второй стрельбы, командир эскадрильи, подсчитав пробоины, укоризненно посмотрел на меня.
— С такими результатами в воздушной стрельбе нельзя воевать. Будете лишь утюжить воздух. Летчик, не умеющий поражать воздушную цель, не истребитель, а мишень для врага.
Было обидно и стыдно.
Пришлось срочно засесть за изучение теории воздушной стрельбы, сделать схемы маневра и прицеливания, необходимые расчеты. На третьей стрельбе я добился такого результата, которого не ожидал и сам. В конусе было двадцать девять пробоин. Первый успех окрылил и заставил еще лучше готовиться к стрельбам. Вскоре уверенно «вгонял» в конус до сорока пуль из шестидесяти, а затем стал снайпером воздушной стрельбы.
Стрелять научился. Но понимал, что этого недостаточно для победы в бою. Как известно, воздушный бой — это сочетание маневра и огня для уничтожения противника или отражения его атак. Овладеть маневром в бою — вот задача, которую ставил перед собой каждый летчик, если он серьезно готовил себя к будущим испытаниям.
Внимательно наблюдали мы за пилотированием командира полка Виктора Петровича Иванова и командира нашей эскадрильи Анатолия Соколова. У них было чему поучиться. В воздухе они действовали энергично, смело. Летчики полка между собой говорили: «Летают как боги!» Их пилотаж захватывал, как сложное цирковое представление талантливых воздушных гимнастов под куполом цирка. Майор Иванов был мастером пилотирования самолета. Мы знали, что ему доводилось участвовать в выполнении групповых пилотажей на авиационных праздниках в Москве. Старший лейтенант Анатолий Соколов доказал свое умение и героизм на Халхин-Голе в боях с японскими летчиками. Был награжден орденом Красного Знамени.
Командир эскадрильи Соколов был доволен моими успехами. Но он уже в те дни видел дальше нас, необстрелянных летчиков, не давал нам обольщаться достигнутым. Его советы так пригодились в боях с фашистами. Он говорил мне:
— Ты пилотируешь уверенно и грамотно. Но фигуры надо выполнять более энергично, с перегрузками. Пилотируй так, чтобы темнело в глазах. Ты физически крепкий, занимаешься спортом. Тренируй организм к повышенным перегрузкам сейчас, в мирное время. В настоящем бою сможешь энергичным маневром уйти от противника, даже находясь под прицелом. Создашь высокую перегрузку на маневре, какую не выдержит враг, — добьешься победы.
Я, как и другие летчики, внимательно слушал его, следовал советам. Мы знали, что боевой опыт пришел к нему в трудных схватках. Горел в воздухе. Обожженные лицо и руки говорили о том, что Анатолий Соколов, наш комэск, испытал многое, в том числе и горечь неудач. Он, как говорится, не бросал слов зря. Замечания и указания его были деловыми, краткими и конкретными. Все это и позволило мне быстро овладеть энергичным сложным пилотажем на самолете. Да и не только мне.
В те годы и я, и мои товарищи были заняты поисками путей, которые привели бы к победе в воздушном бою. Много читали. В одной из книг обратил внимание на описание реакции человека. Автор говорил, что увиденное явление, переданное в мозг, проходит трансформацию для ответного действия. На это уходит четверть секунды. Перенес это на летчика. Подсчитал, какое время тратит пилот на действия рулями и какое уходит на то, чтобы самолет изменил положение. Получилось более секунды. При скорости полета более пятисот километров в час одна секунда равна ста сорока метрам. Решил, что это можно использовать в бою, учитывать при проведении маневров.
На хорошую мысль навела и особенность пилотирования летчиками в учебных боях. В авиационной школе и в боевых частях пилотов приучают летать по кругу и вести учебный бой с выполнением левых разворотов. Постепенно это становится привычкой многих истребителей. Правые развороты летчики выполняли хуже и избегали их в учебных боях.
Учитывая психологическую привычку к левым разворотам, я стал тренировать себя на выполнение резкого маневра в правую сторону. Это дало положительный эффект. Вскоре учебные бои стал заканчивать, как правило, победой.
Энергичное пилотирование самолета с высокими перегрузками потребовало усиления физической подготовки. Больше времени стал уделять легкой атлетике, лыжному спорту. Но самыми любимыми были гимнастика на снарядах, рейнское колесо и батут. Полковое начальство заметило этот интерес, эту увлеченность. Меня назначили нештатным начальником физической подготовки части.
Все помыслы в то время были направлены на подготовку себя, как воздушного бойца. Однако не все одобряли мою методику. Это в некоторых случаях приводило к конфликтным ситуациям. Но не даром говорят, что сибиряки народ упрямый. Несмотря ни на что, твердо придерживался своей линии.
Осенью сорокового года группу летчиков направили на курсы по подготовке командиров звеньев. В их числе оказался и я. На курсах нас учили методике планирования, ведению теоретической подготовки, обучали технике пилотирования. В теоретических вопросах мы получили много полезного. С летной же подготовкой дела обстояли хуже. Упражнения — полеты по кругу и в зону на простой пилотаж — выполняли на самолетах «Чайка». По своим тактико-техническим данным они были хуже И-16. Летали без желания. Такая подготовка явно не соответствовала моим стремлениям пилотировать энергично, в каждом полете добиваться чего-то нового.
Начальник курсов был педантичен, требовал от нас спокойного, «правильного» пилотирования. Следил за строгим выполнением программ и инструкций, отдельные положения которых явно устарели. Он не считался с характером и подготовленностью курсантов, всех старался подогнать под мерку среднего летчика. Мой стиль полета его явно раздражал. Редкий летный день обходился без внушения. Слетаешь в зону на пилотаж и слышишь:
— Покрышкин! Вы что, хотите сломать самолет или убиться?
— Товарищ начальник! Но ведь из техники надо выжимать все, на что она способна.
— Сколько раз я вам говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Но и осваивая устаревшую материальную часть, мы искали пути более полного использования ее боевых возможностей, совершенствования техники пилотирования и качества боевых стрельб. Обстановка заставляла думать и искать.
Хорошо помню воздушные стрельбы по конусу. Они были для меня плачевными. В первый раз пробоин было всего две, во второй — три. И это из шестидесяти патронов, заряженных в крыльевом пулемете! На оценку «отлично» нужно было сделать двенадцать попаданий, а на «хорошо» — семь.
При осмотре конуса, сброшенного буксировщиком после второй стрельбы, командир эскадрильи, подсчитав пробоины, укоризненно посмотрел на меня.
— С такими результатами в воздушной стрельбе нельзя воевать. Будете лишь утюжить воздух. Летчик, не умеющий поражать воздушную цель, не истребитель, а мишень для врага.
Было обидно и стыдно.
Пришлось срочно засесть за изучение теории воздушной стрельбы, сделать схемы маневра и прицеливания, необходимые расчеты. На третьей стрельбе я добился такого результата, которого не ожидал и сам. В конусе было двадцать девять пробоин. Первый успех окрылил и заставил еще лучше готовиться к стрельбам. Вскоре уверенно «вгонял» в конус до сорока пуль из шестидесяти, а затем стал снайпером воздушной стрельбы.
Стрелять научился. Но понимал, что этого недостаточно для победы в бою. Как известно, воздушный бой — это сочетание маневра и огня для уничтожения противника или отражения его атак. Овладеть маневром в бою — вот задача, которую ставил перед собой каждый летчик, если он серьезно готовил себя к будущим испытаниям.
Внимательно наблюдали мы за пилотированием командира полка Виктора Петровича Иванова и командира нашей эскадрильи Анатолия Соколова. У них было чему поучиться. В воздухе они действовали энергично, смело. Летчики полка между собой говорили: «Летают как боги!» Их пилотаж захватывал, как сложное цирковое представление талантливых воздушных гимнастов под куполом цирка. Майор Иванов был мастером пилотирования самолета. Мы знали, что ему доводилось участвовать в выполнении групповых пилотажей на авиационных праздниках в Москве. Старший лейтенант Анатолий Соколов доказал свое умение и героизм на Халхин-Голе в боях с японскими летчиками. Был награжден орденом Красного Знамени.
Командир эскадрильи Соколов был доволен моими успехами. Но он уже в те дни видел дальше нас, необстрелянных летчиков, не давал нам обольщаться достигнутым. Его советы так пригодились в боях с фашистами. Он говорил мне:
— Ты пилотируешь уверенно и грамотно. Но фигуры надо выполнять более энергично, с перегрузками. Пилотируй так, чтобы темнело в глазах. Ты физически крепкий, занимаешься спортом. Тренируй организм к повышенным перегрузкам сейчас, в мирное время. В настоящем бою сможешь энергичным маневром уйти от противника, даже находясь под прицелом. Создашь высокую перегрузку на маневре, какую не выдержит враг, — добьешься победы.
Я, как и другие летчики, внимательно слушал его, следовал советам. Мы знали, что боевой опыт пришел к нему в трудных схватках. Горел в воздухе. Обожженные лицо и руки говорили о том, что Анатолий Соколов, наш комэск, испытал многое, в том числе и горечь неудач. Он, как говорится, не бросал слов зря. Замечания и указания его были деловыми, краткими и конкретными. Все это и позволило мне быстро овладеть энергичным сложным пилотажем на самолете. Да и не только мне.
В те годы и я, и мои товарищи были заняты поисками путей, которые привели бы к победе в воздушном бою. Много читали. В одной из книг обратил внимание на описание реакции человека. Автор говорил, что увиденное явление, переданное в мозг, проходит трансформацию для ответного действия. На это уходит четверть секунды. Перенес это на летчика. Подсчитал, какое время тратит пилот на действия рулями и какое уходит на то, чтобы самолет изменил положение. Получилось более секунды. При скорости полета более пятисот километров в час одна секунда равна ста сорока метрам. Решил, что это можно использовать в бою, учитывать при проведении маневров.
На хорошую мысль навела и особенность пилотирования летчиками в учебных боях. В авиационной школе и в боевых частях пилотов приучают летать по кругу и вести учебный бой с выполнением левых разворотов. Постепенно это становится привычкой многих истребителей. Правые развороты летчики выполняли хуже и избегали их в учебных боях.
Учитывая психологическую привычку к левым разворотам, я стал тренировать себя на выполнение резкого маневра в правую сторону. Это дало положительный эффект. Вскоре учебные бои стал заканчивать, как правило, победой.
Энергичное пилотирование самолета с высокими перегрузками потребовало усиления физической подготовки. Больше времени стал уделять легкой атлетике, лыжному спорту. Но самыми любимыми были гимнастика на снарядах, рейнское колесо и батут. Полковое начальство заметило этот интерес, эту увлеченность. Меня назначили нештатным начальником физической подготовки части.
Все помыслы в то время были направлены на подготовку себя, как воздушного бойца. Однако не все одобряли мою методику. Это в некоторых случаях приводило к конфликтным ситуациям. Но не даром говорят, что сибиряки народ упрямый. Несмотря ни на что, твердо придерживался своей линии.
Осенью сорокового года группу летчиков направили на курсы по подготовке командиров звеньев. В их числе оказался и я. На курсах нас учили методике планирования, ведению теоретической подготовки, обучали технике пилотирования. В теоретических вопросах мы получили много полезного. С летной же подготовкой дела обстояли хуже. Упражнения — полеты по кругу и в зону на простой пилотаж — выполняли на самолетах «Чайка». По своим тактико-техническим данным они были хуже И-16. Летали без желания. Такая подготовка явно не соответствовала моим стремлениям пилотировать энергично, в каждом полете добиваться чего-то нового.
Начальник курсов был педантичен, требовал от нас спокойного, «правильного» пилотирования. Следил за строгим выполнением программ и инструкций, отдельные положения которых явно устарели. Он не считался с характером и подготовленностью курсантов, всех старался подогнать под мерку среднего летчика. Мой стиль полета его явно раздражал. Редкий летный день обходился без внушения. Слетаешь в зону на пилотаж и слышишь:
— Покрышкин! Вы что, хотите сломать самолет или убиться?
— Товарищ начальник! Но ведь из техники надо выжимать все, на что она способна.
— Сколько раз я вам говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139