В сознании росла гордость за нашу страну, за партию, за армию, победивших злейшего, жестокого и страшного врага.
«Что же сейчас делать?» — подумал я, не представляя еще, какие изменения в наши действия внесет новая обстановка.
Из раздумий вывело появление Абрамовича.
— Дорогой Александр Иванович! Поздравляю с Победой!
— И я тебя поздравляю, мой боевой друг! Почему не сообщил об этом сразу?
— Решил дать поспать. Какое напряжение было в эти дни.
— Такое великое событие проспать! Пойдем к летчикам и техсоставу и разделим вместе с ними радость победы.
Около казармы, где размещался личный состав полков, нас встретили ликующие летчики и техники. Рядом сразу же оказались Андрей Труд и Дмитрий Глинка.
— Дорогой наш командир! Поздравляем с долгожданной победой! Позволь от всех летчиков расцеловать тебя, наш Батя! — торжественно произнес Труд, обнимая меня.
— Поздравляю вас, Андрей и Дмитрий, с тем, что дожили до светлого праздника!
— Товарищ командир! Мы же с Дмитрием криворожские шахтеры. Не завалило под землей, а в воздухе нас убить еще труднее.
Поздравления, объятия с боевыми друзьями. Нам вместе пришлось вести тяжелые бои, делить горечь утрат, вместе мы радовались нашей победе.
Политработники во главе с Мачневым уже подготовили импровизированную трибуну для митинга. Короткие радостные выступления. Возгласы «Слава нашей партии! Слава нашему народу-победителю! Нашей победоносной Армии!..»
В конце митинга взял слово и я. Поздравил всех с Победой. Напомнил о погибших боевых товарищах. В заключение сказал:
— Разбушевались мы на радостях здорово. Но нам еще неизвестна обстановка в Чехословакии, — предупредил я. — Командиру БАО подготовить к вечеру торжественный ужин для всего личного состава полков и штаба дивизии. Товарищи, бдительности ослаблять нельзя.
Вскоре запросили штаб корпуса. Получили подтверждение: поставленные боевые задачи не отменяются.
Утром в небо ушли первые группы на боевые задания. С нетерпением ждали их возвращения. Летчики доложили, что в Праге наши танки, боев нет, улицы заполнены ликующими горожанами.
На другой день позвонил из Праги генерал Александр Васильевич Утин.
— В Прагу прибывает правительство Чехословакии. Надежно прикройте город. Еще возможны разные эксцессы, — поставил задачу командир корпуса.
Я заверил, что предпримем все меры, и попросил разрешения руководящему составу дивизии съездить в Прагу. Генерал дал добро, но предупредил, что еще идут бои в районе Мельника с окруженной группировкой противника. Он указал маршрут поездки через Теплице-Шанов.
12 мая утром мы выехали в Прагу. Проезжаем Дрезден по узким проездам, расчищенным от обломков зданий. Город был буквально изуродован от удара тысячи стратегических англо-американских бомбардировщиков. Из заваленных подвалов-бомбоубежищ тянуло тлетворным трупным запахом. А сколько там осталось заживо погребенных… В городе было около двухсот тысяч жителей, в основном женщины и дети. Войск противника здесь не было. По крайней мере мы ни разу не получали задач на штурмовку боевых целей в этом городе.
— Как ты думаешь, — спросил я ехавшего со мной в машине Бориса Абрамовича, — почему наши союзнички не бомбили Дрезден всю войну, а в последние дни превратили город в развалины?
— Они сделали все, чтобы не оставить в целости город и заводы в нашей зоне, а также показать нам мощь своей стратегической авиации.
— Я с тобой согласен. Тут проявилось коварство некоторых руководителей наших союзников. Эти люди еще подложат нам не одну свинью. От них всего можно ожидать.
Прага встретила нас музыкой, песнями, ликующими возгласами. Жители вышли из домов, заполнили улицы города. Нас всех буквально вынесли на руках из машины. Окружили пожилые люди и молодежь. Девушки в национальных костюмах дарили букеты цветов, а мужчины угощали знаменитым пльзенским пивом. Когда ехали сюда, планировали посмотреть достопримечательности Праги. Главным оказались братство и дружба славянских народов, огромное чувство уважения, которое мы вынесли из этих теплых встреч.
К вечеру выехали обратно, по прямой дороге на Дрезден. Севернее, у лесного массива, нас остановил патруль.
— Ехать дальше нельзя, сворачивайте влево на Теплице-Шанов.
— Почему? — спросил я солдат.
— Впереди идет бой с частями СС. Они пытаются прорваться на запад.
Все невольно прислушались. В лесу раздавались частые автоматные и пулеметные очереди, взрывы.
— Вот гады, фашистские выродки! Четвертый день как кончилась война, а они все куражатся, — выругался я и приказал разворачивать машину в объезд.
Вторая половина мая прошла спокойно. Мы привыкали к мирным условиям. Солдаты и сержанты срочной службы с нетерпением ждали приказа о демобилизации. Их можно было понять: стремились быстрее попасть к родным. Многие не были дома всю войну. А некоторые ничего не знали о судьбе близких.
В эти дни торжественно проводили на Дальний Восток эскадрилью летчиков и техников, пожелали им успехов. Мы понимали, что войны с самураями не избежать. Вот почему на восток рвались все летчики.
— Товарищ командир, почему нас не отправляют полками? Мы же имеем большой опыт боев, — обращались ко мне офицеры.
Приходилось объяснять:
— Приказано послать одну штатную эскадрилью из дивизии. На Дальнем Востоке и без вас будет кому воевать.
Радостным событием для меня в эти дни было появление в штабе давнего друга по учебе в авиашколе в Перми Кости Пильщикова. После дружеских объятий спросил у него:
— Костя, почему ты в американской форме?
— Лагерь военнопленных, где я был после того, как меня сбила в конце войны зенитка, захватили американцы. Переодели нас, группу летчиков, в свою форму и хотели принудительно отправить в Англию. Но мы сбежали и пробрались к нашим войскам.
Пильщиков сообщил, что ему известно о нахождении в одном из наших пересыльных лагерей в Чехословакии Ивана Бабака. Срочно провели поиск в лагерях. И однажды я привез изможденного, со следами ожогов Бабака в его родной полк. Много было радости у боевых друзей.
В конце месяца начались сборы по подготовке к Параду Победы в Москве. В сводную колонну фронта включили командующих армиями, командиров соединений и Героев Советского Союза. Началась ежедневная строевая подготовка. Признаться, мы отвыкли от нее за годы войны. После первого дня строевых занятий под жарким майским солнцем Дмитрий Глинка разворчался:
— А по мне, так лучше провести три воздушных боя в день, чем заниматься шагистикой.
— Ты что, не хочешь ехать в Москву? У меня тоже вначале душа не лежала к строевой подготовке. Но ведь мы готовимся к историческому параду. Это для нас боевая задача.
Однако вскоре для меня занятия прервались:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
«Что же сейчас делать?» — подумал я, не представляя еще, какие изменения в наши действия внесет новая обстановка.
Из раздумий вывело появление Абрамовича.
— Дорогой Александр Иванович! Поздравляю с Победой!
— И я тебя поздравляю, мой боевой друг! Почему не сообщил об этом сразу?
— Решил дать поспать. Какое напряжение было в эти дни.
— Такое великое событие проспать! Пойдем к летчикам и техсоставу и разделим вместе с ними радость победы.
Около казармы, где размещался личный состав полков, нас встретили ликующие летчики и техники. Рядом сразу же оказались Андрей Труд и Дмитрий Глинка.
— Дорогой наш командир! Поздравляем с долгожданной победой! Позволь от всех летчиков расцеловать тебя, наш Батя! — торжественно произнес Труд, обнимая меня.
— Поздравляю вас, Андрей и Дмитрий, с тем, что дожили до светлого праздника!
— Товарищ командир! Мы же с Дмитрием криворожские шахтеры. Не завалило под землей, а в воздухе нас убить еще труднее.
Поздравления, объятия с боевыми друзьями. Нам вместе пришлось вести тяжелые бои, делить горечь утрат, вместе мы радовались нашей победе.
Политработники во главе с Мачневым уже подготовили импровизированную трибуну для митинга. Короткие радостные выступления. Возгласы «Слава нашей партии! Слава нашему народу-победителю! Нашей победоносной Армии!..»
В конце митинга взял слово и я. Поздравил всех с Победой. Напомнил о погибших боевых товарищах. В заключение сказал:
— Разбушевались мы на радостях здорово. Но нам еще неизвестна обстановка в Чехословакии, — предупредил я. — Командиру БАО подготовить к вечеру торжественный ужин для всего личного состава полков и штаба дивизии. Товарищи, бдительности ослаблять нельзя.
Вскоре запросили штаб корпуса. Получили подтверждение: поставленные боевые задачи не отменяются.
Утром в небо ушли первые группы на боевые задания. С нетерпением ждали их возвращения. Летчики доложили, что в Праге наши танки, боев нет, улицы заполнены ликующими горожанами.
На другой день позвонил из Праги генерал Александр Васильевич Утин.
— В Прагу прибывает правительство Чехословакии. Надежно прикройте город. Еще возможны разные эксцессы, — поставил задачу командир корпуса.
Я заверил, что предпримем все меры, и попросил разрешения руководящему составу дивизии съездить в Прагу. Генерал дал добро, но предупредил, что еще идут бои в районе Мельника с окруженной группировкой противника. Он указал маршрут поездки через Теплице-Шанов.
12 мая утром мы выехали в Прагу. Проезжаем Дрезден по узким проездам, расчищенным от обломков зданий. Город был буквально изуродован от удара тысячи стратегических англо-американских бомбардировщиков. Из заваленных подвалов-бомбоубежищ тянуло тлетворным трупным запахом. А сколько там осталось заживо погребенных… В городе было около двухсот тысяч жителей, в основном женщины и дети. Войск противника здесь не было. По крайней мере мы ни разу не получали задач на штурмовку боевых целей в этом городе.
— Как ты думаешь, — спросил я ехавшего со мной в машине Бориса Абрамовича, — почему наши союзнички не бомбили Дрезден всю войну, а в последние дни превратили город в развалины?
— Они сделали все, чтобы не оставить в целости город и заводы в нашей зоне, а также показать нам мощь своей стратегической авиации.
— Я с тобой согласен. Тут проявилось коварство некоторых руководителей наших союзников. Эти люди еще подложат нам не одну свинью. От них всего можно ожидать.
Прага встретила нас музыкой, песнями, ликующими возгласами. Жители вышли из домов, заполнили улицы города. Нас всех буквально вынесли на руках из машины. Окружили пожилые люди и молодежь. Девушки в национальных костюмах дарили букеты цветов, а мужчины угощали знаменитым пльзенским пивом. Когда ехали сюда, планировали посмотреть достопримечательности Праги. Главным оказались братство и дружба славянских народов, огромное чувство уважения, которое мы вынесли из этих теплых встреч.
К вечеру выехали обратно, по прямой дороге на Дрезден. Севернее, у лесного массива, нас остановил патруль.
— Ехать дальше нельзя, сворачивайте влево на Теплице-Шанов.
— Почему? — спросил я солдат.
— Впереди идет бой с частями СС. Они пытаются прорваться на запад.
Все невольно прислушались. В лесу раздавались частые автоматные и пулеметные очереди, взрывы.
— Вот гады, фашистские выродки! Четвертый день как кончилась война, а они все куражатся, — выругался я и приказал разворачивать машину в объезд.
Вторая половина мая прошла спокойно. Мы привыкали к мирным условиям. Солдаты и сержанты срочной службы с нетерпением ждали приказа о демобилизации. Их можно было понять: стремились быстрее попасть к родным. Многие не были дома всю войну. А некоторые ничего не знали о судьбе близких.
В эти дни торжественно проводили на Дальний Восток эскадрилью летчиков и техников, пожелали им успехов. Мы понимали, что войны с самураями не избежать. Вот почему на восток рвались все летчики.
— Товарищ командир, почему нас не отправляют полками? Мы же имеем большой опыт боев, — обращались ко мне офицеры.
Приходилось объяснять:
— Приказано послать одну штатную эскадрилью из дивизии. На Дальнем Востоке и без вас будет кому воевать.
Радостным событием для меня в эти дни было появление в штабе давнего друга по учебе в авиашколе в Перми Кости Пильщикова. После дружеских объятий спросил у него:
— Костя, почему ты в американской форме?
— Лагерь военнопленных, где я был после того, как меня сбила в конце войны зенитка, захватили американцы. Переодели нас, группу летчиков, в свою форму и хотели принудительно отправить в Англию. Но мы сбежали и пробрались к нашим войскам.
Пильщиков сообщил, что ему известно о нахождении в одном из наших пересыльных лагерей в Чехословакии Ивана Бабака. Срочно провели поиск в лагерях. И однажды я привез изможденного, со следами ожогов Бабака в его родной полк. Много было радости у боевых друзей.
В конце месяца начались сборы по подготовке к Параду Победы в Москве. В сводную колонну фронта включили командующих армиями, командиров соединений и Героев Советского Союза. Началась ежедневная строевая подготовка. Признаться, мы отвыкли от нее за годы войны. После первого дня строевых занятий под жарким майским солнцем Дмитрий Глинка разворчался:
— А по мне, так лучше провести три воздушных боя в день, чем заниматься шагистикой.
— Ты что, не хочешь ехать в Москву? У меня тоже вначале душа не лежала к строевой подготовке. Но ведь мы готовимся к историческому параду. Это для нас боевая задача.
Однако вскоре для меня занятия прервались:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139