Десятки зенитных батарей: пушки, «эрликоны», пулеметы. Вспомнил шапки разрывов снарядов крупнокалиберной зенитной артиллерии, трассы очередей… Они в памяти. Но нам не впервой действовать по таким объектам.
Главное же в том, что противник по графику наших вылетов, через три-четыре налета, разгадает замысел. Наши тройки будут встречены барражирующими вражескими истребителями, хорошо организованным зенитным огнем. Нельзя же считать противника дураком! По-видимому, принимая это решение, в штабе дивизии не имели представления о том, что такое аэродром Романы и как он прикрывается зенитными средствами. Наверное, исходили из наших зенитных ресурсов. В тот период, к сожалению, на нашем аэродроме не было ни одного зенитного пулемета.
Всем, кому придется вылетать на Романы, есть над чем подумать, поразмыслить, как решить эту боевую задачу.
Командир эскадрильи Атрашкевич не утерпел, высказал свое мнение:
— Товарищ командир полка, мы таким образом большого урона противнику не нанесем. Нас будет встречать зенитный огонь и истребители. Лучше ударить один раз, но всем полком. Самолетов у нас достаточно. Если будем действовать по графику, через неделю останемся без самолетов и без летчиков.
С предложением Федора Атрашкевича каждый летчик в тот момент был согласен.
— Докладывали начальнику штаба дивизии Козлову наши предложения. Он подтвердил график вылетов, — ответил Иванов, по-видимому, сознавая сомнительность принятого графика действий. — Приказы, товарищ Атрашкевич, выполняют. А как выполнить лучше — надо подумать нам с вами.
Чуть свет с аэродрома уже поднялись в воздух самолеты — звенья уходили на разведку, группы»— на штурмовку вражеских войск. Со второй половины дня пошли на аэродром Романы. Первые налеты обошлись без потерь.
Сказалось то, что штаб полка в первой половине дня поддерживал связь с соседним полком, анализировал методы их действий. Поэтому первые наши тройки заходили с направлений, откуда меньше всего ожидал их противник. Майор Иванов умело руководил боевыми действиями, инструктировал каждую группу, внимательно выслушивал доклады о выполнении боевых заданий. Ни одна из троек не повторила направления удара, высоты, маневра. Командир полка, опираясь на данные штаба, сделал все, чтобы избежать шаблона в боевых действиях. Он даже чуть сместил время ударов.
Солнце уже было над горизонтом, когда до стоянок наших самолетов донеслись взрывы бомб со стороны Котовска. Все прислушались. Стало ясно: авиация противника бомбила город. Мгновенно взлетело около десяти «мигов». Группа направилась на Котовск. Девятка Ю-88, отбомбившись по станции, разворачивалась на запад. Наши летчики с ходу атаковали их. Оказавшийся первым, младший лейтенант Яковлев нацелился на ведущего бомбардировщика и, не выходя из атаки, врезался в него.
Вражеский строй рассыпался. Беспрерывными атаками летчики уничтожали «юнкерсов» одного за другим. Последний из девятки был сбит за рекой Прут. Лишь тогда группа возвратилась на аэродром. Это была большая победа.
Я садился с трудом. Единственная пуля, попавшая в самолет, пробила масляный бак. Но все же масла хватило. Это спасло мотор от заклинивания, а меня — от вынужденной посадки. После приземления было много разговоров об этом удачном бое. Вскоре мы узнали подробности гибели отважного летчика Николая Яковлева.
Успех в уничтожении девятки «юнкерсов» во многом был предопределен его дерзкой атакой. Сбив ведущего вражеской группы, он нарушил управление и психологически подавил организованное противодействие врага. Яковлев был убит еще на пикировании. Пуля попала ему в голову. Но «миг», нацеленный твердой рукой, врезался в бомбардировщик. Погибая, Яковлев обеспечил победу боевым товарищам. Он показал пример ярости и ненависти к врагу. Трагическая судьба его омрачила радость нашей победы. Но она и вселила гордость за героя.
Узнав подробности гибели, летчики невольно или вольно посетовали на наших авиаконструкторов за отсутствие на истребителях бронированных передних стекол. Мы уже знали, что на «мессершмиттах» они стоят.
ПОДВИГ КОМЭСКА
На следующий день обстановка на нашем фронте резко изменилась. Началось мощное наступление немецких и румынских войск с форсированием реки Прут. Эскадрильи, получив новую боевую задачу, одна за другой направились в район Яссы — Унгены.
День был горячий, напряженный. Заправившись горючим и боеприпасами, наше подразделение снова летит штурмовать вражеские войска. Впереди звено под командованием Федора Атрашкевича, а за ним, в колонне, остальные. Перед переправой заметили скопление противника: танки, автомашины, артиллерия. Навстречу нам замелькали трассы. Прорвавшись через их заслон, с пикированием бросаем бомбы, обстреливаем цели из пулеметов. С набором высоты вытягиваемся друг за другом в круг, пикируем повторно. Под нами горят автомашины, во все стороны разбегаются и падают пехотинцы. Зенитный огонь неистовствует.
Вдруг за передним самолетом потянулась струя дыма и огня. Возглавлял группу Атрашкевич, — значит, его машину подбила зенитка. Как защемило в этот момент сердце. Все следили за самолетом командира эскадрильи. Пламя разгорелось. Было ясно, что к своим он уже не дотянет… И вдруг самолет резко из горизонтального положения перешел в пикирование. Было видно, что он нацелен в самую гущу вражеской техники. Взрыв разметал ее.
Погиб наш командир, погиб геройски. Решил ли Атрашкевич идти на таран или же был убит в воздухе — мы никогда не узнаем. На самолете не было радиостанции. Все мы знали его как отважного воздушного бойца, умного и душевного человека, требовательного и вдумчивого командира. В самое трудное время Великой Отечественной — в ее начальный период — он учил нас воевать, учился сам, был примером самоотверженности. Превыше всего Федор Васильевич ценил в истребителе способность до конца выполнить боевую задачу, развивал у летчиков смелость и дерзость, инициативу и настойчивость. Мы уважали командира, ценили его слово, дорожили его оценкой и советом.
Гибель командира вызвала ярость у всех летчиков группы. Мы пикировали на зенитные батареи, готовые таранить их своими «мигами». Каждый стремился точно разить врага, все умение вкладывал в атаку.
Совершив посадку, я не отошел от самолета, ждал летчиков. Ко мне медленно приблизился техник Федора Васильевича Атрашкевича. Он уже по номерам севших самолетов понял: командир не вернулся с задания. Но подходя ко мне, он еще не терял надежды. В нем еще теплилась мысль: Атрашкевич не погиб, выбросился с парашютом «или сел вынужденно. Сдавленным голосом спросил:
— Что с командиром, товарищ старший лейтенант?
— Нет больше его, — с трудом отвечаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139