За год с лишним я избавился от депрессии, я забыл, что такое одиночество.
А Винченто легко мог мне об этом напомнить. И легким нажатием определял мою больную точку.
Не говоря уже о грядущей операции. Одну мне сделали и наверняка потратили уйму денег. Надо признать, что за год я стал чувствовать себя гораздо увереннее, иногда я начинаю верить, что левая рука вернется к жизни. А в бассейне и на тренажеpax меня ломали так, что впору стать первым гимнастом планеты. Мышцы нарастают, но проклятые ноги не желают слушаться…
Это прозвучит как неблагодарность, но я не могу сказать Винченто «спасибо» за медицину. Паралич лечат совсем другие люди, а оплачивает трудолюбивый американский народ. Это так, я не ерничаю. Весь вопрос в другом, и когда-нибудь я его намеревался задать. Когда обрету независимость, накоплю достаточно средств, я спрошу Винченто, или самого Пэна Сикорски, а знает ли народ США, на кой ляд потрачены эти десятки и сотни тысяч?
А в то утро я насупился и выглядел полным идиотом. Мне не следовало говорить «нет», и я не представлял, как вылезти из ситуации. К счастью, трудное положение разрядил Барков.
Я выпучил глаза. Барков сумел пройти ко мне в палату и с интересом осматривался, помахивая своей рыжей мухобойкой. Они изменили запись на его магнитной карте, чтобы Владислав беспрепятственно посещал соседа! Точно распознав мои взбудораженные мысли, Винченто резко захлопнул чемоданчик.
- Ближайшее время будем работать в группе. Мистер Барков получил четвертый уровень доступа на две недели, пока ты, Питер, не начнешь справляться самостоятельно.
С чем справляться? Что он еще задумал?
Шеф сделал вид, будто не заметил моей внезапной вспышки.
- Охренеть! - исчерпывающе обозначил Барков свои впечатления от студии. Но я ожидал от него большего восхищения.
И началась новая работа. Первая неделя была самой сложной. Мы садились рядом, плечом к плечу, а напротив, отделенный стеклом, помещался один из инженеров. Сначала я просто читал тексты, отпечатанные на принтере. Так я впервые познакомился с глубоким внутренним миром моего соседа по столу. И внутренний его мир был не просто глубок, он был бездной, в которой тонуло все. Он был черной дырой, в худшем смысле этого слова, он был воронкой, что затягивала любые образы, понятия и движения мысли, чтобы, спустя время, выплюнуть их чудовищные трансформации.
Милая Дженна, милая моя заговорщица! Она наивно полагает, что Барков пишет скетчи о том, как удачнее свернуть себе шею. Или прославляет прелести марихуаны.
Все гораздо сложнее.
Передать по памяти плоды его ночных терзаний не легче, чем выловить в моих детских сказочках лишние слова. Несмотря на то, что он пишет на русском. Он сказал, что пытался писать на английском, но теряется вся изюминка.
Итак, я читал его сочинения, а Владислав подсказывал, если что не так, потому что знаков препинания там не было вовсе, и прошла неделя, пока я научился угадывать верные интонации. Бог бы с ним, если бы он забывал только запятые! Как выяснилось, в тексте присутствовали скрытые вопросительные знаки, а без них терялась половина идеи.
Откровенно говоря, вопросительные знаки смысла не добавляли.
Пробегая словоблудия Баркова, я наталкивался на знакомые обрывки фраз. Нечто подобное, очень похожее, подсовывал мне Винченто в Москве, в виде тестов. Выходит, они уже тогда, почти два года назад, проверяли, сработаюсь ли я с Владиславом? По сравнению с ним я был пай-мальчиком. Сочиненная мной в детстве серия про кролика в стране удавов имела внятную завязку, кульминацию и счастливый финал…
«…Какой неистовый кайф - подставить обнаженное горло их слезам и пусть целуют меня в губы и рвут на себе застывшую как битум кожу я буду слизывать соль их слез и смеяться потому что теперь вам не догнать меня по дороге наверх не догнать не догнать не догнать…» Каково?
Я читал вслух, инженер записывал. Потом читал сам Барков. Несомненно, они сверяли наши варианты, и я бы дорого дал, чтобы послушать, возникнет ли разница. До колик в животе я боялся произнести что-нибудь лишнее. Но своего портативного магнитофона у меня не было. Тогда не было. Позже я раздобыл все, что надо… Винченто огорчала моя дикция, а я злился и не мог понять, чего он добивается. Какая ему, на фиг, разница, если я все равно читаю по-русски? Шеф больше не утруждал себя романтическими сентенциями о пользе наших опытов для человечества. Он внятно ставил задачу и добивался ее исполнения. А я, как последняя дворняга, дрожал за свои привилегии…
После второй недели взаимного недовольства Баркова забрали, и сразу стало понятно, зачем дикция. Оператор Сэм поставил передо мной ноутбук и воткнул диск. Я потерял дар речи.
Несколько первых секунд, пока крутились титры на японском языке, я приходил в себя и спрашивал у Бога, за что он меня так упорно возвращает в одну точку. На самом деле, это было простым совпадением, что из сотни лент, которые принес Сэм, совершенно случайно сверху лежала именно эта. Та самая трагическая история про двух голубых и девчонку, расстрелянных на забытой барже. История прежняя, но кое-что в изображении поменялось.
Теперь внизу бежала белая полоска с репликами героев на русском языке, а сами артисты вновь заговорили на японском, только приглушенно, едва слышно. Александр примостился рядом со мной и сказал, что моя задача - следить за репликами Яманэ, отмеченными синим цветом. Остальное можно пропускать, озвучат другие.
Я робко начал, но постепенно втянулся. Действо мне чем-то напоминало караоке, когда певец только открывает рот, а пьяные посетители кабака хватаются за микрофон. Сам я, конечно, не бывал в подобных местах, но видел в кино. Когда я ошибался, произносил фразу слишком быстро или, напротив, отставал, Александр кивал Сэму, и они повторяли эпизод сначала. Таким макаром за три дня я озвучил несчастного японца, а наутро Александр включил мне новую версию фильма.
Свой голос я, как всегда, не узнал. Мне он показался неприлично писклявым, впрочем, японцы квакали не лучше. Сэм сказал, что за тембр и высоту я могу не беспокоиться, все еще будет обработано электроникой. Остальных актеров озвучивали другие русские дублеры. Я мог лишь поразиться, как это мои инженеры за ночь провернули столь непростую работу.
И мы принялись за следующий фильм. Десять фильмов, двадцать, сорок… Где-то на десятой ленте я сделал следующее открытие. Я узнал гнусавую, слегка заплетающуюся речь Баркова. Синхронизатор из него был никакой, представляю, как злился Винченто, а с инженеров, наверное, семь потов сошло, пока они завершили монтаж. В одной и той же картине мы с Барковым не участвовали, зато я натолкнулся на две одинаковые версии, где каждый из нас озвучивал одного и того же героя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91