Но и тут, и там она ощущала пределы выкопанной шерифом ямы, однозначно обозначаемые более твердой, не вскопанной землей. Там ничего больше не пряталось - лишь дурацкая половина дурацкой картошки.
Молдер засмеялся.
- Ты что? - испугалась Скалли.
- Подлинная подделка, - сказал он, перестав понижать голос.
И тут, высветив с кристальной четкостью их очередное фиаско, на них свалился внезапный луч фонаря.
- Могу я спросить, что вы тут затеяли? - спросил шериф.
Молдер медленно поднял лицо и сощурился; свет фонарика, который держал шериф в левой руке, слепил.
Молдер встал. Скалли тоже выпрямилась, нервно отряхивая ладони.
- Мы эксгумировали вашу картофелину, - нехотя сказал Молдер, решив, что от Скалли ни он, ни шериф не дождутся теперь ни слова.
Шериф ухмыльнулся.
- Могу я полюбопытствовать, какого хрена вам это понадобилось?
Скалли решительно выступила вперед.
- Шериф, - начала она металлическим голосом. - Согласно многолетней статистике, очень многие серийные убийцы увлеченно и успешно служат в полиции. И находятся на прекрасном счету у начальства. И часто занимают руководящие посты в местных полицейских управлениях. Так что любая группа, работающая в контакте с местной полицией, должна соблюдать предельную осторожность в таких случаях, как данный.
- Это вы к чему? - озадаченно спросил шериф.
Молдер протянул ему листок с портретом Джим-Джима.
- Это она к тому, - сказал он, - что вы не так давно были собакой.
Шериф направил луч фонарика на листок и несколько мгновений молча всматривался в ком шерсти с глазами, изображенный на нем. Молдер мог бы поклясться: на лице шерифа проступило мечтательное, даже чуточку грустное выражение.
- А у меня ни одного такого не сохранилось, - сказал шериф тихонько. - Надо же, какой я тогда был худой.
- Значит, это действительно вы?
- Ну, разумеется. Да тут и тайны никакой нет. Лет двенадцать я зарабатывал себе на жизнь в клетке. А однажды утром заметил у себя на голове лысинку и понял, что теряю не только шерсть, но и работу. Надо было что-то придумывать - и я сбежал. В конце концов, - он привычным движением пригладил свою сверкающую полированную голову, - волосы у меня пропали все. Я имею в виду, тут, наверху. На теле их еще до черта, так что я никогда не загораю и не купаюсь в людных местах… стесняюсь теперь. И лаять почти перестал. Только если уж ситуация требует… Скалли не сдавалась.
- Это все прекрасно, но что-то я не вижу ни малейшей связи между вашей повестью и этой чудесно отпрепарированной картофелиной, - с прежней металлической жесткостью произнесла она.
- Что-то я никак не вспомню, когда на картошку были распространены законы о неприкосновенности личности, - с серьезным видом сказал шериф. Но глаза его весело искрились.
- Ответьте агенту Скалли, шериф, - с безнадежностью в голосе принял сторону напарника Молдер.
- С удовольствием. У меня, извиняюсь, бородавки на руке.
- Все равно я не вижу связи с картошкой. Шериф вздохнул.
- Чтобы избавиться от бородавок, - терпеливо объяснил он, - нужно отрезать ломтик свежей картошки, натереть им бородавки, а потом, обязательно в полнолуние, похоронить. С подобающим уважением.
Агенты молчали.
- Вы что, и впрямь никогда об этом не слышали? - с неподдельным изумлением спросил шериф. - Самый верный способ!
Молдер покивал, а потом, поджав губы, кинул картошку в ее могилу.
- Расследование движется не слишком хорошо, правда? - спросил шериф.
Ответа он не дождался.
10 октября, 01.23
Скалли проснулась от ошалелого стука в дверь. Она хотела уже крикнуть: «Войдите, не заперто!» - но тут и впрямь кто-то вошел, громко топая; и она, еще плохо соображая спросонок, выхватила пистолет.
Однако это оказался всего лишь мистер Лэйни.
Он был пьян, и его сильно качало. Из глаз его текли слезы. Не обращая внимания на ствол, глядевший ему в грудь чуть выше его укутанного, спеленатого братца, он рухнул на колени возле постели Скалли и простер к ней трясущиеся руки с растопыренными пальцами.
- Он мертв! - простонал Лэйни. - Он мертв!
Скалли сделалось холодно и жутко. На мгновение она запрокинула голову, словно все же решившись хотя бы коротенько помолиться. Кошмар продолжался.
Был зверски убит в своей конторе маленький мистер Нат. Пока Скалли и Молдер с табельным оружием наготове преследовали неконституционный ломоть картошки, загадочная тварь прогрызла несчастному живот - как и Джеральду Глэйсбруку, как и Рулю-Всезнайке. По трупу в день. Специально для заезжих агентов из столицы.
Хохма.
Уже через четверть часа Скалли, Молдер и шериф были на месте преступления. Надо отдать шерифу должное - бывший песиголовец Джим-Джим ни словом, ни взглядом не напомнил им о случившемся три часа назад недоразумении.
Но от этого не делалось легче.
Та же гримаса нестерпимого ужаса была на окостеневшем миниатюрном личике. Та же апокалиптическая лужа крови. Та же рваная дыра. Если бы речь не шла о настоящих, подлинных жизнях подлинных неповторимых людей - это был бы классный аттракцион.
- Окна и двери все заперты изнутри.
- Скалли, посмотри. Вот как он попал внутрь.
- Господи. Лаз для собачки. Но ведь сюда едва можно голову просунуть!
- А самой собачки нигде не видно.
- Съели?
- И снова мазок крови.
- Надо полагать, господа, снова снаружи? Значит, все просто, как Эй, Би, Си. Нам надо искать не просто маньяка, а раненого маньяка. Из которого все время капает.
- Очень дельная мысль, шериф.
- Я возьму пробу для анализа.
- Обязательно.
И тут не выдержал Лэйни.
Это была самая настоящая истерика. Бедняга бился лбом о стену, молотил в нее кулаками, топал… Вероятно, он упал бы и покатился - но въевшаяся в самую сердцевину души забота о своем странном младшем отростке, вероятно, не позволяла ему сделать этого; так и беременная женщина, сама не всегда это осознавая, больше всего трепещет и переживает не за голову, не за сердце, и уж подавно не за ладони. За живот.
- Он был мне как брат!! - кричал, захлебываясь, Лэйни. - Я любил его. Любил, любил, любил! Я больше не могу! Когда же это кончится! Как я буду без него!
Шериф, по-медвежьи облапив рыдающего бородача, прижал его к себе.
- Ну, успокойся, старина, - отечески забормотал он ему прямо в ухо. И Лэйни, впрямь как ребенок, прижался к широкой груди бывшего песиголовца. - Успокойся. Ты можешь повредить себе.
- Ну и что? - хнычуще выговорил Лэйни, уткнувшись лицом шерифу в шею. - Пусть…
- Но ведь тогда ты и братику повредишь.
Лэйни завыл.
Это было жутко. Он ныл, он скулил на одной пронзительной и безумной ноте, как собака на трупе хозяина. Как зверь, который ранен смертельно и чует близкий холод своей звериной ТОЙ СТОРОНЫ, которая надвигается на ЭТУ стремительно и неотвратимо.
Как, наверное, мог бы завыть проснувшийся холодным январским вечером Энь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21