А вокруг по-прежнему ничего - ни шума, ни голосов. Тихо, как в могиле.
Теперь я знаю из показаний, что инженерам института понадобилось почти четыре часа, чтобы запустить систему. Малышке Мартине, позабытому во мраке ребенку, они могли показаться четырьмя годами.
А затем, уже в конце, когда мой разум балансировал на краю бездны, готовый в любой момент рухнуть в нее и подвергнуться распаду, еще более необратимому и полному, чем всего лишь слепота, ко мне кто-то присоединился.
Внезапно и без предупреждения я уже была не одна. Я ощущала кого-то рядом с собой, делящего мрак со мной, но ужас так и не сменился облегчением. Этот кто-то, кем бы и чем бы оно ни было, наполнил пустоту в моей каморке самым страшным и неописуемым одиночеством. Слышала ли я, как плакал ребенок? Слышала ли я вообще что-нибудь? Не знаю. Сейчас я ничего не знаю, а в тот момент, наверное, вообще была безумной. Но я ощутила, как что-то вошло и село рядом со мной, как оно горько заплакало в непроницаемом мраке - некое присутствие, которое было пустым, холодным и абсолютно одиноким. Самое кошмарное, что мне довелось пережить в жизни. От ужаса я онемела и оцепенела.
И тут вспыхнул свет.
Странно, как разные мелочи влияют на жизнь. Оказаться на перекрестке сразу после того, как сменился свет в светофоре, вернуться за бумажником и опоздать из-за этого на самолет, шагнуть под предательский свет уличного фонаря, когда туда же посмотрел незнакомец - мелкие случайности, которые могут изменить все. Видимо, судьбе показалось недостаточным преподнести мне лишь отказ институтской системы жизнеобеспечения, полный и непостижимый. Вдобавок одна из программ инфраструктуры содержала ошибку (несколько цифр оказались не на своем месте), и локальные системы трех комнат в моем крыле не прошли должных процедур при запуске. Поэтому когда институтская система ожила и включилось электричество, то вместо тусклого переходного света, поначалу лишь чуть ярче серпика луны на ночном небе, яркость которого медленно увеличивалась, в этих трех комнатах полыхнули тысячеваттные сверхновые аварийные лампы. Две комнаты из этих трех были пусты - одну несколько недель не использовали, а обитателя другой, заболевшего ветрянкой, за два дня до этого уложили в институтский изолятор. И я оказалась единственной, увидевшей, как вспыхнули аварийные лампы - подобно пылающему взору господнему. То есть увидела лишь на мгновение - это было последнее, что я вообще увидела.
Причина моей слепоты не физическая, так в один голос твердили все специалисты. Да, травма была серьезная, но она не должна была привести к катастрофическим последствиям. Оптическому нерву не было причинено необратимое повреждение, а исследования показали, что я и на самом деле «вижу» - то есть та часть моего мозга, которая обрабатывает изображения, до сих пор работает и реагирует на раздражители. Но я, разумеется, не вижу, что бы там ни показывали любые исследования.
Есть такой устаревший термин «истерическая слепота» - еще один способ сказать, что я могу видеть, если захочу. Если это и правда, то лишь абстрактная. Если бы я могла видеть, просто пожелав этого, то не провела бы все свои последующие годы во мраке, и разве можно усомниться в том, что это не так? Но то ослепительное мгновение стерло из моего разума все воспоминания о том, что значит видеть, загнало меня в вечный мрак и в один миг создало ту женщину, какая я есть сейчас - столь же несомненно, как Саул обрел свою новую сущность по дороге в Дамаск.
С тех пор я живу во мраке.
Судебный процесс тянулся долго, почти три года, но я мало что о нем помню. Меня зашвырнуло в другой мир столь же верно, как если бы меня заколдовали, и я потеряла все. Прошло немало времени, прежде чем я начала создавать новый мир, в котором могла жить. Родители получили компенсацию в несколько миллионов кредитов от «Клинзора» и института Песталоцци и почти половину этой суммы отложили для меня. На эти деньги я училась в нескольких спецшколах, а когда стала взрослой, купила на них аппаратуру, дом и уединение. В каком-то смысле я купила на них и удаленность от родителей - больше мне от них ничего не требовалось.
Мне еще есть что добавить, но время утекает очень быстро. Не знаю, как долго я просидела, нашептывая себе под нос, но чувствую, что в этом странном месте уже восходит солнце. Можно сказать, что здесь я начала все сначала, подобно тому как начала этот новый дневник, надиктовывая его в пустоту и лелея лишь слабенькую надежду, что когда-нибудь смогу эти записи восстановить. Кажется, английский поэт Китс назвал себя человеком, «чье имя написано на воде». Тогда я стану Мартиной Дерубен, слепой ведьмой нового мира, и напишу свое имя на воздухе.
Меня кто-то зовет. Я должна идти.
Код Дельфи. Закончить здесь.
То была мелодичная последовательность гармоничных тонов, которая породила фрактальные субпоследовательности еще до того, как повторилась главная тема. Субпоследовательности породили собственные второстепенные узоры, создавая их слой за слоем, пока через некоторое время весь мир не превратился в паутину звуков - настолько сложную, что стало невозможно выделить из них даже один тон, не говоря уже о последовательностях. Через некоторое время он стал одной нотой с миллионами гармоник внутри, превратился в струящийся, мерцающий и резонирующий фа-диез - вероятно, в звук начала вселенной.
Под эту музыку Дред размышлял. Если не считать охоты и периодических выбросов адреналина, то был его единственный наркотик. Он пользовался им не без разбору, с голодной жадностью - подобно «заряднику», всаживающему в мозги скачанный по Сети с черного рынка заряд 2black, - а скорее с размеренной неторопливостью врача-наркомана, вкалывающего себе перед работой дозу чистого фармацевтического героина. Он разделался со всеми запланированными на сегодня делами, повесил на все линии связи цифровой эквивалент таблички «Не беспокоить», и теперь лежал на ковре в своем офисе в Картахене, сунув под голову подушку и поставив рядом пластиковую бутылку с очищенной водой, и вслушивался в музыку сфер.
По мере того как единый тон становился все более гладким и менее сложным (потому что, как ни парадоксально, итерации нарастали экспоненциально), он стал ощущать, как поднимается над своим телом и воспаряет все выше, в пустое серебристое пространство, куда Дред так стремился. Он был Дредом, но одновременно и Джонни Вулгару, и еще кем-то, зловеще близким к Посланнику Смерти - но гораздо большим. Он был всеми этими сущностями одновременно, выросший до размеров звездной системы… пустой, наполненной мраком и в то же время заряженной светом.
Он ощутил, как затлела дремавшая до поры до времени скрутка, горячая точка в самом центре его существа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
Теперь я знаю из показаний, что инженерам института понадобилось почти четыре часа, чтобы запустить систему. Малышке Мартине, позабытому во мраке ребенку, они могли показаться четырьмя годами.
А затем, уже в конце, когда мой разум балансировал на краю бездны, готовый в любой момент рухнуть в нее и подвергнуться распаду, еще более необратимому и полному, чем всего лишь слепота, ко мне кто-то присоединился.
Внезапно и без предупреждения я уже была не одна. Я ощущала кого-то рядом с собой, делящего мрак со мной, но ужас так и не сменился облегчением. Этот кто-то, кем бы и чем бы оно ни было, наполнил пустоту в моей каморке самым страшным и неописуемым одиночеством. Слышала ли я, как плакал ребенок? Слышала ли я вообще что-нибудь? Не знаю. Сейчас я ничего не знаю, а в тот момент, наверное, вообще была безумной. Но я ощутила, как что-то вошло и село рядом со мной, как оно горько заплакало в непроницаемом мраке - некое присутствие, которое было пустым, холодным и абсолютно одиноким. Самое кошмарное, что мне довелось пережить в жизни. От ужаса я онемела и оцепенела.
И тут вспыхнул свет.
Странно, как разные мелочи влияют на жизнь. Оказаться на перекрестке сразу после того, как сменился свет в светофоре, вернуться за бумажником и опоздать из-за этого на самолет, шагнуть под предательский свет уличного фонаря, когда туда же посмотрел незнакомец - мелкие случайности, которые могут изменить все. Видимо, судьбе показалось недостаточным преподнести мне лишь отказ институтской системы жизнеобеспечения, полный и непостижимый. Вдобавок одна из программ инфраструктуры содержала ошибку (несколько цифр оказались не на своем месте), и локальные системы трех комнат в моем крыле не прошли должных процедур при запуске. Поэтому когда институтская система ожила и включилось электричество, то вместо тусклого переходного света, поначалу лишь чуть ярче серпика луны на ночном небе, яркость которого медленно увеличивалась, в этих трех комнатах полыхнули тысячеваттные сверхновые аварийные лампы. Две комнаты из этих трех были пусты - одну несколько недель не использовали, а обитателя другой, заболевшего ветрянкой, за два дня до этого уложили в институтский изолятор. И я оказалась единственной, увидевшей, как вспыхнули аварийные лампы - подобно пылающему взору господнему. То есть увидела лишь на мгновение - это было последнее, что я вообще увидела.
Причина моей слепоты не физическая, так в один голос твердили все специалисты. Да, травма была серьезная, но она не должна была привести к катастрофическим последствиям. Оптическому нерву не было причинено необратимое повреждение, а исследования показали, что я и на самом деле «вижу» - то есть та часть моего мозга, которая обрабатывает изображения, до сих пор работает и реагирует на раздражители. Но я, разумеется, не вижу, что бы там ни показывали любые исследования.
Есть такой устаревший термин «истерическая слепота» - еще один способ сказать, что я могу видеть, если захочу. Если это и правда, то лишь абстрактная. Если бы я могла видеть, просто пожелав этого, то не провела бы все свои последующие годы во мраке, и разве можно усомниться в том, что это не так? Но то ослепительное мгновение стерло из моего разума все воспоминания о том, что значит видеть, загнало меня в вечный мрак и в один миг создало ту женщину, какая я есть сейчас - столь же несомненно, как Саул обрел свою новую сущность по дороге в Дамаск.
С тех пор я живу во мраке.
Судебный процесс тянулся долго, почти три года, но я мало что о нем помню. Меня зашвырнуло в другой мир столь же верно, как если бы меня заколдовали, и я потеряла все. Прошло немало времени, прежде чем я начала создавать новый мир, в котором могла жить. Родители получили компенсацию в несколько миллионов кредитов от «Клинзора» и института Песталоцци и почти половину этой суммы отложили для меня. На эти деньги я училась в нескольких спецшколах, а когда стала взрослой, купила на них аппаратуру, дом и уединение. В каком-то смысле я купила на них и удаленность от родителей - больше мне от них ничего не требовалось.
Мне еще есть что добавить, но время утекает очень быстро. Не знаю, как долго я просидела, нашептывая себе под нос, но чувствую, что в этом странном месте уже восходит солнце. Можно сказать, что здесь я начала все сначала, подобно тому как начала этот новый дневник, надиктовывая его в пустоту и лелея лишь слабенькую надежду, что когда-нибудь смогу эти записи восстановить. Кажется, английский поэт Китс назвал себя человеком, «чье имя написано на воде». Тогда я стану Мартиной Дерубен, слепой ведьмой нового мира, и напишу свое имя на воздухе.
Меня кто-то зовет. Я должна идти.
Код Дельфи. Закончить здесь.
То была мелодичная последовательность гармоничных тонов, которая породила фрактальные субпоследовательности еще до того, как повторилась главная тема. Субпоследовательности породили собственные второстепенные узоры, создавая их слой за слоем, пока через некоторое время весь мир не превратился в паутину звуков - настолько сложную, что стало невозможно выделить из них даже один тон, не говоря уже о последовательностях. Через некоторое время он стал одной нотой с миллионами гармоник внутри, превратился в струящийся, мерцающий и резонирующий фа-диез - вероятно, в звук начала вселенной.
Под эту музыку Дред размышлял. Если не считать охоты и периодических выбросов адреналина, то был его единственный наркотик. Он пользовался им не без разбору, с голодной жадностью - подобно «заряднику», всаживающему в мозги скачанный по Сети с черного рынка заряд 2black, - а скорее с размеренной неторопливостью врача-наркомана, вкалывающего себе перед работой дозу чистого фармацевтического героина. Он разделался со всеми запланированными на сегодня делами, повесил на все линии связи цифровой эквивалент таблички «Не беспокоить», и теперь лежал на ковре в своем офисе в Картахене, сунув под голову подушку и поставив рядом пластиковую бутылку с очищенной водой, и вслушивался в музыку сфер.
По мере того как единый тон становился все более гладким и менее сложным (потому что, как ни парадоксально, итерации нарастали экспоненциально), он стал ощущать, как поднимается над своим телом и воспаряет все выше, в пустое серебристое пространство, куда Дред так стремился. Он был Дредом, но одновременно и Джонни Вулгару, и еще кем-то, зловеще близким к Посланнику Смерти - но гораздо большим. Он был всеми этими сущностями одновременно, выросший до размеров звездной системы… пустой, наполненной мраком и в то же время заряженной светом.
Он ощутил, как затлела дремавшая до поры до времени скрутка, горячая точка в самом центре его существа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224