Все, черт тебя возьми! И проиграл нас.
– Но мы не мертвы.
– Мне тридцать два. И я чувствую себя вдвое старше.
– Он утомил тебя.
– Какой же ты глупец, – бесцветным голосом сказала она; ее холодность совсем обессилила его. – Ты никогда не видел, насколько все хрупко, ты просто жил своей жизнью, которая тебе нравилась. Глупой и эгоистичной.
Марти прикусил губу, глядя на нее, пока она говорила ему все это. Ему хотелось ударить ее, но это не сделало бы ее менее правой – только избитой и правой. Тряхнув головой, он прошел мимо нее и прогрохотал вниз по лестнице.
Она молча стояла наверху.
Он прошел мимо коробки и брошенного меха. «Они могут потрахаться на ней, – подумал он, – Флинну бы понравилось». Подобрав сумку с костюмом, он вышел, громко хлопнув дверью, которая отозвалась звоном дрожавшего стекла.
– Можешь выходить, – сказала Шармейн закрытой двери спальни. – Стрельба закончена.
44
Марти не мог выбросить из головы одну мысль: рассказала ли она Флинну все о них, вывернула ли все тайны их совместной жизни? Он представил Флинна, лежащего на постели в носках, гладящего ее и смеющегося, пока она вываливала всю грязь: как Марти тратил все деньги на лошадей или покер; как у него никогда в жизни не было полосы удач, продолжавшейся более пяти минут («Посмотрели бы вы на меня сегодня, – хотел сказать он ей, – Все уже по-другому, я теперь охренительно крут»); как он был хорош в постели только в те редкие моменты, когда выигрывал, и абсолютно неинтересен все остальное время; как он сначала проиграл Макнамаре машину, затем телевизор, затем лучшую часть обстановки, а выиграл слишком мало; как он отправился на поиски своего собственного способа избавиться от долгов, и даже здесь оказался неудачником.
Он переживал погоню снова, четко, как всегда. Машина, пахнущая дробовиком, который любовно чистил Найгард, капельки пота на лице, выступавшие из пор и покалывающие его, когда они охлаждались потоком воздуха, струящимся из открытого окна. Он видел это так ясно, как будто все было лишь вчера. Все, что случилось потом – почти десять лет его жизни – вращалось вокруг тех нескольких минут. Думая об этом, он почувствовал почти физическую тошноту. Потеряно. Все потеряно.
Надо было напиться. Деньги, оставшиеся в его кармане, прожигали в нем дыру, требуя быть потраченными или проигранными. Он походил по Коммершиал-роуд и поймал такси, не слишком уверенный в том, что делать дальше.
Было почти семь – наступающая ночь нуждалась в четком планировании. «Что бы сделал Папа, – подумал он. – Преданный и сломленный, что бы сделал этот великий человек?»
«То, что подсказало бы ему сердце, – последовал ответ, – что подсказало бы ему его гребаное сердце».
Он отправился на Юстон Стейшн и провел полчаса в туалете, где умылся и переоделся в новую рубашку и новый костюм, выйдя оттуда полностью изменившимся. Старую одежду вместе с десятифунтовой банкнотой он отдал служителю.
* * *
После того как Марти переоделся, он почувствовал, что буквально рожден заново. Ему понравилось собственное отражение – вечер мог бы снова сделать его победителем, если только он не будет тратить время на нытье. Чтобы поднять дух и разогнать кровь, он немного выпил в Конвент Гардене, затем поужинал в итальянском ресторане. Когда он вышел, люди возвращались из театров; он ловил оценивающие взгляды, в основном женщин среднего возраста и аккуратно причесанных молодых людей. «Я, наверное, выгляжу как жиголо», подумал он. Между его лицом и его одеждой было явное несоответствие, которое указывало на то, что человек играет какую-то роль. Эта мысль доставила ему удовольствие. Отныне он будет играть Мартина Штраусса, человека большого мира, со всей бравурностью, на которую он способен. Он не слишком далеко зашел, будучи собой. Может быть, фантазия убыстрит его достижения?
Он прогулялся по Чаринг Кросс-роуд к треугольнику машин и пешеходов на Трафальгар-сквер. На ступенях собора Св. Мартина назревала драка – двое мужчин обменивались проклятиями и оскорблениями, пока их жены наблюдали за ними.
За площадью движение было тише. Несколько минут ему потребовалось, чтобы оглядеться вокруг. Он знал, куда он идет и как туда добраться, но он не был уверен. Прошло уже много времени с тех пор, как он был здесь в последний раз, и что, в конце концов, он предстал перед «Академией» – клубом Билла Тоя – было скорее случайностью.
Его сердце забилось сильнее, когда он поднимался по ступенькам. Впереди была основная часть игры, которая если он проиграет, испортит ему весь вечер. Он остановился на мгновение, чтобы прикурить сигару, затем вошел внутрь.
В свое время он часто бывал во многих казино высшего класса; здесь был тот же легкий оттенок былого величия, как и в тех, где он был: панели из темного дерева, темно-красные ковры, портреты забытых знаменитостей на стенах. Засунув руку в карман брюк, в расстегнутом, чтобы была видна шелковая подкладка, пиджаке, он подошел по мозаичному полу к конторке. Охрана мула бы напрячься – денежные люди любят безопасность. Он не был членом клуба и даже не мог ожидать стать им – не было поручителей или покровителей. Единственный способ получить хорошую ночь игры – это, блефуя, прорваться внутрь.
«Английская роза» за конторкой одарила его обещающей улыбкой.
– Добрый вечер, сэр.
– Ну, как сегодня ночка?
Ее улыбка не померкла ни на мгновение, хотя она в этот момент даже не знала, кто он.
– Прекрасно. А у вас?
– Отлично? Билл уже здесь?
– Простите, сэр?
– Мистер Той. Разве его еще нет?
– Мистер Той, – она обратилась к книге для гостей, проводя лакированным пальцем по списку сегодняшних игроков. – Я не думаю, что...
– Ему не нужно записываться здесь, – сказал Марти. – Он, слава Богу, член клуба.
Легкое раздражение в его голосе лишило девушку уверенности.
– О... понятно. Я просто не думаю, что знаю его.
– Это не имеет значения. Я просто пройду наверх. Скажите ему, что я за столами.
– Постойте, сэр. Я не...
Она протянула руку, словно собиралась схватить его за рукав, но передумала. Он повернулся и одарил ее ослепительной улыбкой, стоя на первых ступеньках лестницы.
– Как мне сказать, кто его ждет?
– Мистер Штраусс, – сказал он, изображая легкое изумление.
– Да. Конечно. – Искусственное узнавание залило ее лицо. – Простите, мистер Штраусс. Это просто...
– Все в порядке, – милостиво ответил он, оставив ее таращиться ему в спину.
Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы уяснить расположение залов. Рулетка, покер, «очко» – все это и много больше было в его распоряжении. Атмосфера была серьезной – фривольность не приветствовалась там, где проигрывались и выигрывались деньги такого масштаба. Если те мужчины и немногие женщины, которые были завсегдатаями этих молчаливых мест, наслаждались, приходя сюда, они не выказывали ни малейшего признака этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Но мы не мертвы.
– Мне тридцать два. И я чувствую себя вдвое старше.
– Он утомил тебя.
– Какой же ты глупец, – бесцветным голосом сказала она; ее холодность совсем обессилила его. – Ты никогда не видел, насколько все хрупко, ты просто жил своей жизнью, которая тебе нравилась. Глупой и эгоистичной.
Марти прикусил губу, глядя на нее, пока она говорила ему все это. Ему хотелось ударить ее, но это не сделало бы ее менее правой – только избитой и правой. Тряхнув головой, он прошел мимо нее и прогрохотал вниз по лестнице.
Она молча стояла наверху.
Он прошел мимо коробки и брошенного меха. «Они могут потрахаться на ней, – подумал он, – Флинну бы понравилось». Подобрав сумку с костюмом, он вышел, громко хлопнув дверью, которая отозвалась звоном дрожавшего стекла.
– Можешь выходить, – сказала Шармейн закрытой двери спальни. – Стрельба закончена.
44
Марти не мог выбросить из головы одну мысль: рассказала ли она Флинну все о них, вывернула ли все тайны их совместной жизни? Он представил Флинна, лежащего на постели в носках, гладящего ее и смеющегося, пока она вываливала всю грязь: как Марти тратил все деньги на лошадей или покер; как у него никогда в жизни не было полосы удач, продолжавшейся более пяти минут («Посмотрели бы вы на меня сегодня, – хотел сказать он ей, – Все уже по-другому, я теперь охренительно крут»); как он был хорош в постели только в те редкие моменты, когда выигрывал, и абсолютно неинтересен все остальное время; как он сначала проиграл Макнамаре машину, затем телевизор, затем лучшую часть обстановки, а выиграл слишком мало; как он отправился на поиски своего собственного способа избавиться от долгов, и даже здесь оказался неудачником.
Он переживал погоню снова, четко, как всегда. Машина, пахнущая дробовиком, который любовно чистил Найгард, капельки пота на лице, выступавшие из пор и покалывающие его, когда они охлаждались потоком воздуха, струящимся из открытого окна. Он видел это так ясно, как будто все было лишь вчера. Все, что случилось потом – почти десять лет его жизни – вращалось вокруг тех нескольких минут. Думая об этом, он почувствовал почти физическую тошноту. Потеряно. Все потеряно.
Надо было напиться. Деньги, оставшиеся в его кармане, прожигали в нем дыру, требуя быть потраченными или проигранными. Он походил по Коммершиал-роуд и поймал такси, не слишком уверенный в том, что делать дальше.
Было почти семь – наступающая ночь нуждалась в четком планировании. «Что бы сделал Папа, – подумал он. – Преданный и сломленный, что бы сделал этот великий человек?»
«То, что подсказало бы ему сердце, – последовал ответ, – что подсказало бы ему его гребаное сердце».
Он отправился на Юстон Стейшн и провел полчаса в туалете, где умылся и переоделся в новую рубашку и новый костюм, выйдя оттуда полностью изменившимся. Старую одежду вместе с десятифунтовой банкнотой он отдал служителю.
* * *
После того как Марти переоделся, он почувствовал, что буквально рожден заново. Ему понравилось собственное отражение – вечер мог бы снова сделать его победителем, если только он не будет тратить время на нытье. Чтобы поднять дух и разогнать кровь, он немного выпил в Конвент Гардене, затем поужинал в итальянском ресторане. Когда он вышел, люди возвращались из театров; он ловил оценивающие взгляды, в основном женщин среднего возраста и аккуратно причесанных молодых людей. «Я, наверное, выгляжу как жиголо», подумал он. Между его лицом и его одеждой было явное несоответствие, которое указывало на то, что человек играет какую-то роль. Эта мысль доставила ему удовольствие. Отныне он будет играть Мартина Штраусса, человека большого мира, со всей бравурностью, на которую он способен. Он не слишком далеко зашел, будучи собой. Может быть, фантазия убыстрит его достижения?
Он прогулялся по Чаринг Кросс-роуд к треугольнику машин и пешеходов на Трафальгар-сквер. На ступенях собора Св. Мартина назревала драка – двое мужчин обменивались проклятиями и оскорблениями, пока их жены наблюдали за ними.
За площадью движение было тише. Несколько минут ему потребовалось, чтобы оглядеться вокруг. Он знал, куда он идет и как туда добраться, но он не был уверен. Прошло уже много времени с тех пор, как он был здесь в последний раз, и что, в конце концов, он предстал перед «Академией» – клубом Билла Тоя – было скорее случайностью.
Его сердце забилось сильнее, когда он поднимался по ступенькам. Впереди была основная часть игры, которая если он проиграет, испортит ему весь вечер. Он остановился на мгновение, чтобы прикурить сигару, затем вошел внутрь.
В свое время он часто бывал во многих казино высшего класса; здесь был тот же легкий оттенок былого величия, как и в тех, где он был: панели из темного дерева, темно-красные ковры, портреты забытых знаменитостей на стенах. Засунув руку в карман брюк, в расстегнутом, чтобы была видна шелковая подкладка, пиджаке, он подошел по мозаичному полу к конторке. Охрана мула бы напрячься – денежные люди любят безопасность. Он не был членом клуба и даже не мог ожидать стать им – не было поручителей или покровителей. Единственный способ получить хорошую ночь игры – это, блефуя, прорваться внутрь.
«Английская роза» за конторкой одарила его обещающей улыбкой.
– Добрый вечер, сэр.
– Ну, как сегодня ночка?
Ее улыбка не померкла ни на мгновение, хотя она в этот момент даже не знала, кто он.
– Прекрасно. А у вас?
– Отлично? Билл уже здесь?
– Простите, сэр?
– Мистер Той. Разве его еще нет?
– Мистер Той, – она обратилась к книге для гостей, проводя лакированным пальцем по списку сегодняшних игроков. – Я не думаю, что...
– Ему не нужно записываться здесь, – сказал Марти. – Он, слава Богу, член клуба.
Легкое раздражение в его голосе лишило девушку уверенности.
– О... понятно. Я просто не думаю, что знаю его.
– Это не имеет значения. Я просто пройду наверх. Скажите ему, что я за столами.
– Постойте, сэр. Я не...
Она протянула руку, словно собиралась схватить его за рукав, но передумала. Он повернулся и одарил ее ослепительной улыбкой, стоя на первых ступеньках лестницы.
– Как мне сказать, кто его ждет?
– Мистер Штраусс, – сказал он, изображая легкое изумление.
– Да. Конечно. – Искусственное узнавание залило ее лицо. – Простите, мистер Штраусс. Это просто...
– Все в порядке, – милостиво ответил он, оставив ее таращиться ему в спину.
Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы уяснить расположение залов. Рулетка, покер, «очко» – все это и много больше было в его распоряжении. Атмосфера была серьезной – фривольность не приветствовалась там, где проигрывались и выигрывались деньги такого масштаба. Если те мужчины и немногие женщины, которые были завсегдатаями этих молчаливых мест, наслаждались, приходя сюда, они не выказывали ни малейшего признака этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124