В картонном ящике среди макулатуры, книг и журналов. Книга издана была в 1937 году издательством «Файяар», а автором был обозначен некто «имам Рагуза». Книга оказалась экстремально интересной, в особенности уникальна была та её часть, где повествовалось о детстве и юности Сталина. Неизвестный мне автор, спрятавшийся за псевдонимом, отлично знал Кавказ, писал о Кавказе в красочных деталях, а ещё лучше знал происхождение Сталина и друзей его детства и юности. Автор утверждал, что мать Сталина - Екатерина - происходила из семьи горских евреев - разносчиков, что отец её был богатым торговцем. Что мать Сталина была выдана замуж за сапожника осетина, за необразованного пьяницу. Я позвонил в издательство «Файяар» и попытался выяснить у них, кто автор опубликованной в их издательстве полсотни лет назад книги. Кто скрывается за псевдонимом «имам Рагуза». Ответа мне дать не смогли, сказали что все архивы издательства погибли в период Оккупации и Сопротивления и никто в издательстве не знает ничего об «имаме Рагуза»…
Аслан, выслушав мой рассказ, сообщил что чечены - евреи не горят желанием умереть за Родину, и многие об этом открыто говорят. У евреев детей воспитывает мать, - говорит Аслан. Отсюда все беды. К женщинам Аслан относится крайне жёстко. Рассказал, как русский тракторист из станицы Червлёной покончил самоубийством - сенокосилкой снёс себе голову, предварительно сняв с сенокосилки чехол; после того как застал свою жену ебущейся в кукурузе с армянином. «У нас в селе все знали, что она гулящая. Ему говорили - у тебя жена со всеми спит, выгони её или убей. Нужно было убить жену и прикопать», - спокойно вещает Аслан со шконки, сидя. «Женщина ведь это твоя вещь…»
Разговор переходит к чеченским нравам. «У нас пацан везде за отцом следует, чуть подрос. Отец играет в карты, ругается, рассказывает истории, как он там подрался, здесь подрался. Хвалится дракой. Это откладывается в памяти чеченского мальчика. Чеченского мальчика воспитывает отец…»
По радио сообщают, что в Курчалоевском районе погиб Салман Абоев, полковник-мент. «Вот, эта сука погибла, хорошо!» - радуется Аслан. «Это Кадыров сделал его полковником, какой он полковник… Вор он. Дом отстроил себе, - мрамором украшен. Сын ездил в школу за 200 метров в джипе „Гранд-Чероки“. Сына школьники один раз взорвали, бросили гранату в джип».
«Я считал, что хоть вы друг за друга, чеченцы, а вы враждуете как русские».
«А мы друг за друга. Те, кто солдаты, подчинённые им всё прощается. Виноват только лидер. Тот, кто главный, ну, может, второй человек наказывается, остальные чеченцы - братья». Из рассказов Аслана вырастает чеченское общество - крайне консервативное, даже реакционное. Где брат не может увидеть даже кусок обнажённой кожи сестры. Одновременно это храброе общество. Наказ чеченских командиров своим бойцам звучит примерно так: «Попадёте в плен, будут пытать, не молчите, называйте командиров. Меня называйте! Если не скажешь, русские убьют тебя. Мы - небольшой народ. Потому вы должны беречь себя, чтобы роды ваши продолжались. Особенно молодые, бездетные, берегите себя».
«Аслан, как будет „здравствуйте“ по-чеченски?»
"Много есть выражений. На улице, подходя к незнакомым говоришь «Салям алейкум» Если встретился с кем-то, то говоришь: «Марш вохыл» или «марш воыл». Это значит «Проходи свободным!»
«А как будет „до свиданья“, Аслан?»
«Адэкюэль», -жизнь чтоб твоя лучше была"
Слова чеченского языка похожи на французские слова, делаю я вывод. «Марш» может быть произведено от французского глагола «marcher» - ходить, маршировать. А какое само по себе пожелание гордое «проходи» или «ходи свободным!» Рядом может быть поставлена, впрочем, тоже гордая воровская клятва: «Век свободы не видать!»
Когда началась Первая Чеченская война, национал-большевики её шумно приветствовали. «Да здравствует война!» - был лозунг «Лимонки» №2. Я тогда не был знаком с Асланом. Я не уверен, что мы убрали бы лозунг, если бы я был знаком с Асланом, в конце концов политический лидер себе не принадлежит, и его личные симпатии - всего лишь его личные симпатии), но истолковывали мы бы лозунг по-иному. Это не подлежит сомнению.
Иван с ненавистью смотрит на «талибов» по ящику. «Во, обезьяны!» Я, поглядев на фотографии лиц, объявленных американцами угонщиками самолётов, устремившими их затем в террористическую атаку на Мировой Торговый Центр, имел неосторожность сказать о Мохаммеде Атта, что у него «доброе лицо человека в очках». Иван на взвинченных тонах сказал, что угонщики - «больные люди». Я возразил: «Эти люди - герои, а у тебя, Иван, идеал - человек - прямая кишка, в рот - еда, из задницы - дерьмо. Ты не понимаешь, Иван, героизма, на хочешь понять, что люди, вонзившиеся в Американские башни, сделали это в особом состоянии духа. Они - герои…»
«В атаке, - поддержал меня Аслан, - даже смерти ищешь. Умереть даже хочется». Я встретил в жизни совсем не много людей, способных отстаивать подобную точку зрения. Она не современна и не своевременна в европейском обществе. Аслан сделан из того же теста, что и анонимные герои, погибшие в самолётах. Он скотовод, человек от кошары и от трактора. Он средневековый Человек. И воин.
Ещё один сон Аслана. «Я бегу, автомат в правой руке, разгрузка - в левой. Смотрю конные милиционеры. Я по ним стрельбу открыл. А автомат не стреляет. Бегу, где бы спрятаться. А там наши чеченские пожарные. Я обращаюсь к ним, - „Спрячьте меня скорее. У меня патроны кончились!“ Они прячут. А я их вовсю крою, почему они от войны укрылись. Родину не хотят защищать».
Аслан придвигается к чёрному телу телевизора всякий раз, когда говорят о Чечне или он видит на экране чеченца. Недавние стычки в Гудермесе и Аргуне дали ему хорошее настроение. Совершив омовение он залезает на шконку молиться. «Аллах!» - обращается он к Богу.
ТАТУИРОВАННЫЕ ХРИСТЫ…
Преступление - одна область реальности, наказание - совсем иная область. Пойманный преступник становится заключённым.
Зэк одет унизительно. Когда анархиста князя Кропоткина привезли в Петропавловскую крепость в Петербурге, его заставили надеть жёлтый халат и длинные зелёные шерстяные чулки. Это было унизительно. Когда меня кинули 9 апреля в Лефортово, у меня отобрали мои вещи и выдали брюки и куртку - темно-синего цвета, без подкладки, хлопчато-бумажные. Вызвала эта одежда у меня неприятные ассоциации с робой, которую дают приговорённому к казни на электрическом стуле. Я быстро, впрочем, уверил себя, что лефортовский костюмчик похож на китайскую крестьянскую робу. Такой носил Мао. Стало легче.
Власти всегда хотели высмеять заключённых, унизить их, дать им нелепую одежду неестественных цветов. Преступников вываливали в смоле, а затем в пухе и перьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Аслан, выслушав мой рассказ, сообщил что чечены - евреи не горят желанием умереть за Родину, и многие об этом открыто говорят. У евреев детей воспитывает мать, - говорит Аслан. Отсюда все беды. К женщинам Аслан относится крайне жёстко. Рассказал, как русский тракторист из станицы Червлёной покончил самоубийством - сенокосилкой снёс себе голову, предварительно сняв с сенокосилки чехол; после того как застал свою жену ебущейся в кукурузе с армянином. «У нас в селе все знали, что она гулящая. Ему говорили - у тебя жена со всеми спит, выгони её или убей. Нужно было убить жену и прикопать», - спокойно вещает Аслан со шконки, сидя. «Женщина ведь это твоя вещь…»
Разговор переходит к чеченским нравам. «У нас пацан везде за отцом следует, чуть подрос. Отец играет в карты, ругается, рассказывает истории, как он там подрался, здесь подрался. Хвалится дракой. Это откладывается в памяти чеченского мальчика. Чеченского мальчика воспитывает отец…»
По радио сообщают, что в Курчалоевском районе погиб Салман Абоев, полковник-мент. «Вот, эта сука погибла, хорошо!» - радуется Аслан. «Это Кадыров сделал его полковником, какой он полковник… Вор он. Дом отстроил себе, - мрамором украшен. Сын ездил в школу за 200 метров в джипе „Гранд-Чероки“. Сына школьники один раз взорвали, бросили гранату в джип».
«Я считал, что хоть вы друг за друга, чеченцы, а вы враждуете как русские».
«А мы друг за друга. Те, кто солдаты, подчинённые им всё прощается. Виноват только лидер. Тот, кто главный, ну, может, второй человек наказывается, остальные чеченцы - братья». Из рассказов Аслана вырастает чеченское общество - крайне консервативное, даже реакционное. Где брат не может увидеть даже кусок обнажённой кожи сестры. Одновременно это храброе общество. Наказ чеченских командиров своим бойцам звучит примерно так: «Попадёте в плен, будут пытать, не молчите, называйте командиров. Меня называйте! Если не скажешь, русские убьют тебя. Мы - небольшой народ. Потому вы должны беречь себя, чтобы роды ваши продолжались. Особенно молодые, бездетные, берегите себя».
«Аслан, как будет „здравствуйте“ по-чеченски?»
"Много есть выражений. На улице, подходя к незнакомым говоришь «Салям алейкум» Если встретился с кем-то, то говоришь: «Марш вохыл» или «марш воыл». Это значит «Проходи свободным!»
«А как будет „до свиданья“, Аслан?»
«Адэкюэль», -жизнь чтоб твоя лучше была"
Слова чеченского языка похожи на французские слова, делаю я вывод. «Марш» может быть произведено от французского глагола «marcher» - ходить, маршировать. А какое само по себе пожелание гордое «проходи» или «ходи свободным!» Рядом может быть поставлена, впрочем, тоже гордая воровская клятва: «Век свободы не видать!»
Когда началась Первая Чеченская война, национал-большевики её шумно приветствовали. «Да здравствует война!» - был лозунг «Лимонки» №2. Я тогда не был знаком с Асланом. Я не уверен, что мы убрали бы лозунг, если бы я был знаком с Асланом, в конце концов политический лидер себе не принадлежит, и его личные симпатии - всего лишь его личные симпатии), но истолковывали мы бы лозунг по-иному. Это не подлежит сомнению.
Иван с ненавистью смотрит на «талибов» по ящику. «Во, обезьяны!» Я, поглядев на фотографии лиц, объявленных американцами угонщиками самолётов, устремившими их затем в террористическую атаку на Мировой Торговый Центр, имел неосторожность сказать о Мохаммеде Атта, что у него «доброе лицо человека в очках». Иван на взвинченных тонах сказал, что угонщики - «больные люди». Я возразил: «Эти люди - герои, а у тебя, Иван, идеал - человек - прямая кишка, в рот - еда, из задницы - дерьмо. Ты не понимаешь, Иван, героизма, на хочешь понять, что люди, вонзившиеся в Американские башни, сделали это в особом состоянии духа. Они - герои…»
«В атаке, - поддержал меня Аслан, - даже смерти ищешь. Умереть даже хочется». Я встретил в жизни совсем не много людей, способных отстаивать подобную точку зрения. Она не современна и не своевременна в европейском обществе. Аслан сделан из того же теста, что и анонимные герои, погибшие в самолётах. Он скотовод, человек от кошары и от трактора. Он средневековый Человек. И воин.
Ещё один сон Аслана. «Я бегу, автомат в правой руке, разгрузка - в левой. Смотрю конные милиционеры. Я по ним стрельбу открыл. А автомат не стреляет. Бегу, где бы спрятаться. А там наши чеченские пожарные. Я обращаюсь к ним, - „Спрячьте меня скорее. У меня патроны кончились!“ Они прячут. А я их вовсю крою, почему они от войны укрылись. Родину не хотят защищать».
Аслан придвигается к чёрному телу телевизора всякий раз, когда говорят о Чечне или он видит на экране чеченца. Недавние стычки в Гудермесе и Аргуне дали ему хорошее настроение. Совершив омовение он залезает на шконку молиться. «Аллах!» - обращается он к Богу.
ТАТУИРОВАННЫЕ ХРИСТЫ…
Преступление - одна область реальности, наказание - совсем иная область. Пойманный преступник становится заключённым.
Зэк одет унизительно. Когда анархиста князя Кропоткина привезли в Петропавловскую крепость в Петербурге, его заставили надеть жёлтый халат и длинные зелёные шерстяные чулки. Это было унизительно. Когда меня кинули 9 апреля в Лефортово, у меня отобрали мои вещи и выдали брюки и куртку - темно-синего цвета, без подкладки, хлопчато-бумажные. Вызвала эта одежда у меня неприятные ассоциации с робой, которую дают приговорённому к казни на электрическом стуле. Я быстро, впрочем, уверил себя, что лефортовский костюмчик похож на китайскую крестьянскую робу. Такой носил Мао. Стало легче.
Власти всегда хотели высмеять заключённых, унизить их, дать им нелепую одежду неестественных цветов. Преступников вываливали в смоле, а затем в пухе и перьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93