– Чушь собачья. Билли снисходительно улыбнулась дочери.
– Можешь думать что угодно, дорогая.
– Мне кажется, они не пристают к тебе, потому что не выносят твоего запаха.
– Какая ты добрая девочка.
– С запахом у тебя все в порядке, – поспешил заверить ее я. – По мне, так просто балдежный.
– Спасибо, Руперт.
– Каким бы ни был твой секрет, мне бы очень хотелось им обладать. Эти маленькие уроды просто сводят меня с ума.
– Все, что им надо, – вступила в разговор Кимберли, – просто капельку твоей крови. Это ведь так мало.
– Она мне и самому пригодится, – заметил я. – А почему ты им позволяешь куражиться?
– Сражаться с ними – дело напрасное. А то, что я не в состоянии изменить, я принимаю.
Конни криво ухмыльнулась.
– Доморощенных философов, я погляжу, здесь больше, чем комаров.
Как раз в этот момент я прихлопнул одного у себя на лбу.
Затем мы вновь тронулись в путь и вскоре подошли к ручью. Выстроившись по берегу, мы дружно посмотрели в обе стороны, словно это было шоссе и мы опасались быть сбитыми мчащимся на огромной скорости грузовиком.
Ни малейших признаков Уэзли, или Тельмы, или кого-либо еще.
Течение ручья было довольно быстрое, и здесь он шумно перекатывался через пороги, стекая с возвышенности, лежащей справа. Взглянув налево, я увидел, что он струится по склону вниз к морю. Но пляжа не было видно. Океана, впрочем, тоже. Только деревья и кусты, оплетенные лианами, и порхающие туда-сюда птицы. Да и самого ручья была видна лишь небольшая часть – футах в тридцати он резко поворачивал в сторону и скрывался из виду.
– Подержи это, – попросила Конни и, не дожидаясь ответа, сунула свое копье в руку матери, а сама спустилась к ручью. Став на колени, она нагнулась, зачерпнула сложенными лодочкой ладонями воду и поднесла ко рту. Затем начала брызгать на себя водой и растираться, по-видимому, в надежде облегчить зуд от комариных укусов.
Судя по ее блаженному виду, это, видимо, помогало.
Остальные все еще стояли на берегу.
– Как у тебя складываются отношения с топором? – поинтересовалась Кимберли.
– Замечательно.
– Хочешь, чтобы я его немного понесла?
– Вовсе нет.
– Почти уверена, что мы в двух шагах от лагуны, – сказала она, входя в воду. Билли и я сделали то же самое. – Отсюда начнется уже увеселительная прогулка, – продолжала Кимберли, – но все же лучше глядеть в оба.
Присев, мы напились из ручья, а затем просто постояли в нем, дожидаясь, пока Конни закончит свои процедуры. Мне и самому хотелось окунуться и почесать зудящие места, но глубина здесь не превышала нескольких дюймов, и я предпочел потерпеть до лагуны.
А Конни не торопилась, словно получала удовольствие от того, что ее все ждали. Меня это совсем не раздражало. Даже нравилось наблюдать, как плещется она: блестящая и мокрая в прозрачной тенниске и своем суперэкономном бикини.
Наконец она поднялась. Билли вернула ей копье, и мы вновь тронулись в путь.
Шли мы цепочкой по руслу ручья. То заходили в воду, то шагали по прибрежным камням. Так было намного легче, чем пробираться сквозь джунгли. Впрочем, по мере нашего продвижения вперед, местность становилась все круче. Ручей теперь шумно играл и пенился. Приходилось взбираться на валуны, а иногда даже перепрыгивать с одного камня на другой. К счастью, ни разу не было так круто, чтобы понадобилась помощь рук.
Где эта “увеселительная прогулка”, обещанная Кимберли?
Возможно, для нее она и была таковой.
Остальным пришлось несколько раз останавливаться.
Инициатором последнего привала была сама Кимберли, что меня немало удивило. Неужели наконец и она настолько вымоталась, что ей потребовался отдых?
Вовсе нет.
Она присела на валун и, дожидаясь, пока подтянутся остальные, отложила в сторону копье, сняла висевший у бедра томагавк и скинула с себя пеструю рубашку Кита. Когда мы подошли, она объявила:
– Мы почти у цели. Я поднимусь, а вы подождете здесь. Хочу оглядеться.
– Неразумно ходить одной, – предупредил я.
– Я все время буду на виду. Просто там, вверху, – повернув голову, она кивнула в сторону возвышающихся невдалеке скал. – Хочу разведать обстановку.
Мы согласились подождать.
И Кимберли полезла вверх по скалам справа от ручья. Уже почти у самой вершины она взбежала до половины лежавшей под углом в сорок пять градусов огромной гранитной плиты, затем легла на живот и проползла остаток пути по-пластунски.
Там она остановилась и лежала ничком, Приподняв голову, и очень долго совсем не шевелилась. Затем ее голова начала медленно поворачиваться из стороны в сторону.
Мы втроем молча наблюдали за ней.
Но минут через десять Конни недовольно пробормотала:
– Какого черта она так медлит?
– Видимо, что-то заметила, – отозвалась Билли.
– А может, просто хочет удостовериться, что там никого нет, – предположил я.
– Ждать просто глупо.
– Минута-другая ничего не изменят, – возразила Билли. Само терпение и спокойствие. – Расслабься.
Прошло еще несколько минут. Все это время Конни то и дело вздыхала, качала головой и закатывала глаза.
Меня это начало раздражать.
– Опаздываешь на свидание? – не выдержал я.
– Пошел ты.
Билли тихо промолвила:
– Прекрати, Конни.
– А почему он все время строит из себя занюханного умника?
– Выбирай выражения, дорогая.
– Ну да. Защищай, защищай его.
– Я никого не защищаю. Просто считаю, что тебе не мешало бы угомониться, понятно? Твое поведение лишь усложняет ситуацию. К тому же от тебя только и слышно в последнее время “пошел” да “пошел”. Ты бы не позволила себе ничего подобного в присутствии отца.
– Так его и нет, – как-то чересчур нагло огрызнулась она.
– Это верно, что нет, – вздохнула Билли. Она произнесла это с такой грустью, что у меня комок подкатил к горлу.
И неожиданно Конни заплакала.
Мать попыталась обнять ее, но та оттолкнула ее руку и взвизгнула:
– Не трогай меня! Оставь меня в покое! – Повернувшись к нам спиной, Конни закрыла лицо руками. Плакала она почти бесшумно – лишь изредка шмыгая носом и судорожно всхлипывая. Но, судя по тому, как вздрагивали плечи и спина, она была задета за живое.
Хотя иногда Конни становилась просто невыносимой, видеть, как она плачет, было нестерпимой мукой. Меня и самого вроде как потянуло на слезы. И еще мне хотелось ее утешить. Но я знал, что к добру мои попытки не приведут. Поэтому хранил молчание и соблюдал дистанцию.
Когда Кимберли спустилась, Конни уже не плакала, но все еще сидела к нам спиной.
Кимберли обвела ее хмурым взглядом.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Пошла ты! – буркнула Конни.
Что, кажется, вовсе не смутило Кимберли.
– Ладно. Как скажешь. – И повернулась к нам с Билли. Присев перед нами на корточки, она доложила: – Не похоже, что бы там кто-нибудь был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Можешь думать что угодно, дорогая.
– Мне кажется, они не пристают к тебе, потому что не выносят твоего запаха.
– Какая ты добрая девочка.
– С запахом у тебя все в порядке, – поспешил заверить ее я. – По мне, так просто балдежный.
– Спасибо, Руперт.
– Каким бы ни был твой секрет, мне бы очень хотелось им обладать. Эти маленькие уроды просто сводят меня с ума.
– Все, что им надо, – вступила в разговор Кимберли, – просто капельку твоей крови. Это ведь так мало.
– Она мне и самому пригодится, – заметил я. – А почему ты им позволяешь куражиться?
– Сражаться с ними – дело напрасное. А то, что я не в состоянии изменить, я принимаю.
Конни криво ухмыльнулась.
– Доморощенных философов, я погляжу, здесь больше, чем комаров.
Как раз в этот момент я прихлопнул одного у себя на лбу.
Затем мы вновь тронулись в путь и вскоре подошли к ручью. Выстроившись по берегу, мы дружно посмотрели в обе стороны, словно это было шоссе и мы опасались быть сбитыми мчащимся на огромной скорости грузовиком.
Ни малейших признаков Уэзли, или Тельмы, или кого-либо еще.
Течение ручья было довольно быстрое, и здесь он шумно перекатывался через пороги, стекая с возвышенности, лежащей справа. Взглянув налево, я увидел, что он струится по склону вниз к морю. Но пляжа не было видно. Океана, впрочем, тоже. Только деревья и кусты, оплетенные лианами, и порхающие туда-сюда птицы. Да и самого ручья была видна лишь небольшая часть – футах в тридцати он резко поворачивал в сторону и скрывался из виду.
– Подержи это, – попросила Конни и, не дожидаясь ответа, сунула свое копье в руку матери, а сама спустилась к ручью. Став на колени, она нагнулась, зачерпнула сложенными лодочкой ладонями воду и поднесла ко рту. Затем начала брызгать на себя водой и растираться, по-видимому, в надежде облегчить зуд от комариных укусов.
Судя по ее блаженному виду, это, видимо, помогало.
Остальные все еще стояли на берегу.
– Как у тебя складываются отношения с топором? – поинтересовалась Кимберли.
– Замечательно.
– Хочешь, чтобы я его немного понесла?
– Вовсе нет.
– Почти уверена, что мы в двух шагах от лагуны, – сказала она, входя в воду. Билли и я сделали то же самое. – Отсюда начнется уже увеселительная прогулка, – продолжала Кимберли, – но все же лучше глядеть в оба.
Присев, мы напились из ручья, а затем просто постояли в нем, дожидаясь, пока Конни закончит свои процедуры. Мне и самому хотелось окунуться и почесать зудящие места, но глубина здесь не превышала нескольких дюймов, и я предпочел потерпеть до лагуны.
А Конни не торопилась, словно получала удовольствие от того, что ее все ждали. Меня это совсем не раздражало. Даже нравилось наблюдать, как плещется она: блестящая и мокрая в прозрачной тенниске и своем суперэкономном бикини.
Наконец она поднялась. Билли вернула ей копье, и мы вновь тронулись в путь.
Шли мы цепочкой по руслу ручья. То заходили в воду, то шагали по прибрежным камням. Так было намного легче, чем пробираться сквозь джунгли. Впрочем, по мере нашего продвижения вперед, местность становилась все круче. Ручей теперь шумно играл и пенился. Приходилось взбираться на валуны, а иногда даже перепрыгивать с одного камня на другой. К счастью, ни разу не было так круто, чтобы понадобилась помощь рук.
Где эта “увеселительная прогулка”, обещанная Кимберли?
Возможно, для нее она и была таковой.
Остальным пришлось несколько раз останавливаться.
Инициатором последнего привала была сама Кимберли, что меня немало удивило. Неужели наконец и она настолько вымоталась, что ей потребовался отдых?
Вовсе нет.
Она присела на валун и, дожидаясь, пока подтянутся остальные, отложила в сторону копье, сняла висевший у бедра томагавк и скинула с себя пеструю рубашку Кита. Когда мы подошли, она объявила:
– Мы почти у цели. Я поднимусь, а вы подождете здесь. Хочу оглядеться.
– Неразумно ходить одной, – предупредил я.
– Я все время буду на виду. Просто там, вверху, – повернув голову, она кивнула в сторону возвышающихся невдалеке скал. – Хочу разведать обстановку.
Мы согласились подождать.
И Кимберли полезла вверх по скалам справа от ручья. Уже почти у самой вершины она взбежала до половины лежавшей под углом в сорок пять градусов огромной гранитной плиты, затем легла на живот и проползла остаток пути по-пластунски.
Там она остановилась и лежала ничком, Приподняв голову, и очень долго совсем не шевелилась. Затем ее голова начала медленно поворачиваться из стороны в сторону.
Мы втроем молча наблюдали за ней.
Но минут через десять Конни недовольно пробормотала:
– Какого черта она так медлит?
– Видимо, что-то заметила, – отозвалась Билли.
– А может, просто хочет удостовериться, что там никого нет, – предположил я.
– Ждать просто глупо.
– Минута-другая ничего не изменят, – возразила Билли. Само терпение и спокойствие. – Расслабься.
Прошло еще несколько минут. Все это время Конни то и дело вздыхала, качала головой и закатывала глаза.
Меня это начало раздражать.
– Опаздываешь на свидание? – не выдержал я.
– Пошел ты.
Билли тихо промолвила:
– Прекрати, Конни.
– А почему он все время строит из себя занюханного умника?
– Выбирай выражения, дорогая.
– Ну да. Защищай, защищай его.
– Я никого не защищаю. Просто считаю, что тебе не мешало бы угомониться, понятно? Твое поведение лишь усложняет ситуацию. К тому же от тебя только и слышно в последнее время “пошел” да “пошел”. Ты бы не позволила себе ничего подобного в присутствии отца.
– Так его и нет, – как-то чересчур нагло огрызнулась она.
– Это верно, что нет, – вздохнула Билли. Она произнесла это с такой грустью, что у меня комок подкатил к горлу.
И неожиданно Конни заплакала.
Мать попыталась обнять ее, но та оттолкнула ее руку и взвизгнула:
– Не трогай меня! Оставь меня в покое! – Повернувшись к нам спиной, Конни закрыла лицо руками. Плакала она почти бесшумно – лишь изредка шмыгая носом и судорожно всхлипывая. Но, судя по тому, как вздрагивали плечи и спина, она была задета за живое.
Хотя иногда Конни становилась просто невыносимой, видеть, как она плачет, было нестерпимой мукой. Меня и самого вроде как потянуло на слезы. И еще мне хотелось ее утешить. Но я знал, что к добру мои попытки не приведут. Поэтому хранил молчание и соблюдал дистанцию.
Когда Кимберли спустилась, Конни уже не плакала, но все еще сидела к нам спиной.
Кимберли обвела ее хмурым взглядом.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Пошла ты! – буркнула Конни.
Что, кажется, вовсе не смутило Кимберли.
– Ладно. Как скажешь. – И повернулась к нам с Билли. Присев перед нами на корточки, она доложила: – Не похоже, что бы там кто-нибудь был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102