..
– Как, Билл, неужели гражданин города Бостона доступен страху?
– О, не то чтоб я боялся, Ромео, но мне вовсе не улыбается удирать со всех ног, рискуя вернуться в Верону в санитарной карете!
Наконец окно, которого им не было видно, открылось, и властный голос приказал:
– Тихо, Ганнибал!
Рычание оборвалось. Ганнибал неохотно принимал предписанное ему перемирие. Тот же голос осведомился:
– Тут кто-нибудь есть?
– Синьора Гринда?
Сайрус А. Вильям не мог надивиться итальянским обычаям. В США, если в дверь звонят, на звонок открывают. Здесь же завязывался вступительный диалог между собеседниками, не видящими друг друга и зачастую незнакомыми.
– Сейчас иду!
Это обещание, казалось, вполне удовлетворило Тарчинини, тогда как Ганнибал полнейшим своим молчанием давал понять, что снисходит до мира и, выполнив свой долг, совершенно не интересуется дальнейшим развитием событий. Хотя было уже четыре часа, синьора Гринда, по-видимому, выполняла свои домашние обязанности в виде, не предназначенном для обозрения, так как появилась на крыльце, застегивая корсаж. Она оказалась крепкой женщиной, высокой, широкоплечей, с расплывшимся лицом. Густые брови напоминали о волосатости ее отца. У нее были красивые глаза и улыбка, молодившая ее. Как и перед каждой женщиной, Ромео принялся выделывать поклоны, реверансы и прочие фокусы, так раздражавшие американца.
– La signora Grinda?
Та прыснула, сделала реверанс и пропела:
– In che posso servivi?
Комиссар заверил, что в данный момент он не знает для себя большего счастья, чем возможность побеседовать с сеньорой. Сайрус А. Вильям не вынимал рук из карманов и испытывал непреодолимое желание выложить им свое особое мнение, но сдерживался, боясь повредить делу, ради которого они пришли.
Решетка с жалобным скрипом отворялась, Тарчинини и Лекок вошли в дом вслед за хозяйкой. Походка синьоры Гринда напомнила американцу Джульетту; это наполнило его грустью и заставило выплюнуть резинку, которую он только что с удовольствием жевал.
Введя их в маленькую гостиную, синьора Гринда поспешила отворять ставни, и солнце осветило комнату, украшенную подделками под греческие и римские древности. На стене хромолитография в золотой рамке представляла Цезаря, падающего под кинжалом Брута. Эта сцена убийства вернула Сайруса А. Вильяма к действительности, а Тарчинини представился:
– Ромео Тарчинини, комиссар полиции... и синьор Лекок, американец, который, посетив Верону, удостоил меня своей драгоценной помощи в том деле, что я сейчас расследую.
Как это бывает всегда и на всех широтах, услышав, кто такие ее гости, Мария Гринда встревожилась:
– Из полиции? Пьетро сделал какую-нибудь глупость?
– Не в наших правилах, синьора, утруждать себя из-за глупости... Где сейчас ваш сын?
Лицо ее сразу застыло; она развела руками:
– Не знаю... шляется где-нибудь по Сан Джованни... а может, поехал в Верону искать работу...
– Мы получили не очень лестные отзывы о Пьетро Гринда...
Она печально кивнула.
– Так я и знала... И все же я-то его хорошо знаю и могу вас заверить, что в сущности он неплохой... Просто у него дурь в голове. Мечтает разбогатеть одним махом, не слишком утруждаясь... Чего же вы хотите? Я его растила одна. Отец погиб, когда Пьетро был совсем маленьким... Моя мать потакала всем его капризам. А мой отец ничем мне не помогал, только о себе и думал... Купил мне после войны этот дом, где я зарабатываю шитьем. А больше нами не занимался.
– Почему?
– Папа – странный человек... с необычными взглядами... к тому же эгоист. Он очень любил маму, и когда она умерла, стал еще более угрюмым и замкнутым... выходки Пьетро злили его. Они поссорились... Я напрасно пыталась их мирить. Тут ничего нельзя было поделать. Пьетро недостаточно уважительно относился к моему отцу, а тот отказывал ему во всяком снисхождении...
– Ваш сын не видался с дедом?
– Очень давно.
– А мне говорили, что он был у него месяца два-три назад?
– А, да! В то время Пьетро вбил себе в голову, что ему надо отправиться в Нью-Йорк и там он непременно разбогатеет. Он пошел просить денег у моего отца... и ничего не получил.
– Ваш отец богат?
– Его парикмахерская приносит хороший доход.
– А что же он вам не помогает?
– Не знаю.
– И вы с ним не видитесь?
– Нет.
– Почему же?
– Потому, что мне не нравится его образ жизни.
– А именно?
– Это касается только моего отца...
Следователи недоуменно переглянулись. Поскольку дело было в Италии, Сайрус А. Вильям спросил наудачу:
– Вы намекаете на его любовницу?
– А, так вы знаете?
Тарчинини одобрительно подмигнул своему другу.
– Да... но мы не знаем ее имени, а нам она срочно нужна.
– Я не знаю, кто она. Знаю, что она есть, и все. Справьтесь у моего отца.
Тарчинини сказал:
– К сожалению, это уже невозможно.
– Невозможно?
– Винченцо Маттеини умер вчера вечером.
– Умер?
– Покончил с собой.
Новость ошеломила ее. Она повторяла:
– Папа умер... папа умер...
И вдруг вместо ожидаемых слез последовал взрыв ярости:
– Это из-за той женщины!
– Синьора, я думаю, это скорее из-за дела, случившегося когда-то в Роверето.
Она вся застыла и смертельно побледнела.
– Вы и это знаете... Это должно было случиться. Кража никогда до добра не доводит. С тех пор, как тот голубой чемодан появился у нас, нам не было счастья... мы были ворами... Хорошо, что мы, собственно, к нему и не притрагивались... Я сдам его властям.
– Как он оказался у вас?
Мария Гринда рассказала сцену, происшедшую пятнадцать лет назад. Как две женщины, вернувшись из похода за продуктами, обнаружили у Винченцо чемодан, якобы оставленный неизвестным беглецом...
– И вы поверили?
– Нет... Мы часто говорили с мамой... мы были почти уверены, что папа украл чемодан. Вот почему мама не хотела, чтобы мы пользовались его содержимым... еле согласилась...
– Вы открыли тайну своему отцу?
– Да... однажды, когда я была очень зла на отца, потому что он не хотел помочь мне уплатить просроченный налог, и мне угрожал арест. У меня чуть не описали дом... Не надо было посвящать в это Пьетро... это еще больше настроило его против деда.
– Он мог рассчитывать разбогатеть после смерти синьора Маттеини...
– Нет. Пьетро знал, что, получив чемодан в свое распоряжение, я тут же сдам его анонимным образом... И так я теперь и сделаю!
– Боюсь, это будет трудно, синьора: чемодан исчез.
– Чемодан ис... О! Слава Богу!
Возглас был искренним; оба сыщика не усомнились в этом ни на миг.
Глава VIII
Тарчинини и его друг вернулись в Верону, полностью убежденные в невиновности Гринда. Мария ничего не знала об отцовском преступлении. Что касается шалопая Пьетро, то он пришел домой как раз перед их уходом. Сначала, держась образа, почерпнутого из книг и фильмов про гангстеров, Пьетро строил из себя блатного, но, узнав, что речь идет о преступлении, сразу сник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Как, Билл, неужели гражданин города Бостона доступен страху?
– О, не то чтоб я боялся, Ромео, но мне вовсе не улыбается удирать со всех ног, рискуя вернуться в Верону в санитарной карете!
Наконец окно, которого им не было видно, открылось, и властный голос приказал:
– Тихо, Ганнибал!
Рычание оборвалось. Ганнибал неохотно принимал предписанное ему перемирие. Тот же голос осведомился:
– Тут кто-нибудь есть?
– Синьора Гринда?
Сайрус А. Вильям не мог надивиться итальянским обычаям. В США, если в дверь звонят, на звонок открывают. Здесь же завязывался вступительный диалог между собеседниками, не видящими друг друга и зачастую незнакомыми.
– Сейчас иду!
Это обещание, казалось, вполне удовлетворило Тарчинини, тогда как Ганнибал полнейшим своим молчанием давал понять, что снисходит до мира и, выполнив свой долг, совершенно не интересуется дальнейшим развитием событий. Хотя было уже четыре часа, синьора Гринда, по-видимому, выполняла свои домашние обязанности в виде, не предназначенном для обозрения, так как появилась на крыльце, застегивая корсаж. Она оказалась крепкой женщиной, высокой, широкоплечей, с расплывшимся лицом. Густые брови напоминали о волосатости ее отца. У нее были красивые глаза и улыбка, молодившая ее. Как и перед каждой женщиной, Ромео принялся выделывать поклоны, реверансы и прочие фокусы, так раздражавшие американца.
– La signora Grinda?
Та прыснула, сделала реверанс и пропела:
– In che posso servivi?
Комиссар заверил, что в данный момент он не знает для себя большего счастья, чем возможность побеседовать с сеньорой. Сайрус А. Вильям не вынимал рук из карманов и испытывал непреодолимое желание выложить им свое особое мнение, но сдерживался, боясь повредить делу, ради которого они пришли.
Решетка с жалобным скрипом отворялась, Тарчинини и Лекок вошли в дом вслед за хозяйкой. Походка синьоры Гринда напомнила американцу Джульетту; это наполнило его грустью и заставило выплюнуть резинку, которую он только что с удовольствием жевал.
Введя их в маленькую гостиную, синьора Гринда поспешила отворять ставни, и солнце осветило комнату, украшенную подделками под греческие и римские древности. На стене хромолитография в золотой рамке представляла Цезаря, падающего под кинжалом Брута. Эта сцена убийства вернула Сайруса А. Вильяма к действительности, а Тарчинини представился:
– Ромео Тарчинини, комиссар полиции... и синьор Лекок, американец, который, посетив Верону, удостоил меня своей драгоценной помощи в том деле, что я сейчас расследую.
Как это бывает всегда и на всех широтах, услышав, кто такие ее гости, Мария Гринда встревожилась:
– Из полиции? Пьетро сделал какую-нибудь глупость?
– Не в наших правилах, синьора, утруждать себя из-за глупости... Где сейчас ваш сын?
Лицо ее сразу застыло; она развела руками:
– Не знаю... шляется где-нибудь по Сан Джованни... а может, поехал в Верону искать работу...
– Мы получили не очень лестные отзывы о Пьетро Гринда...
Она печально кивнула.
– Так я и знала... И все же я-то его хорошо знаю и могу вас заверить, что в сущности он неплохой... Просто у него дурь в голове. Мечтает разбогатеть одним махом, не слишком утруждаясь... Чего же вы хотите? Я его растила одна. Отец погиб, когда Пьетро был совсем маленьким... Моя мать потакала всем его капризам. А мой отец ничем мне не помогал, только о себе и думал... Купил мне после войны этот дом, где я зарабатываю шитьем. А больше нами не занимался.
– Почему?
– Папа – странный человек... с необычными взглядами... к тому же эгоист. Он очень любил маму, и когда она умерла, стал еще более угрюмым и замкнутым... выходки Пьетро злили его. Они поссорились... Я напрасно пыталась их мирить. Тут ничего нельзя было поделать. Пьетро недостаточно уважительно относился к моему отцу, а тот отказывал ему во всяком снисхождении...
– Ваш сын не видался с дедом?
– Очень давно.
– А мне говорили, что он был у него месяца два-три назад?
– А, да! В то время Пьетро вбил себе в голову, что ему надо отправиться в Нью-Йорк и там он непременно разбогатеет. Он пошел просить денег у моего отца... и ничего не получил.
– Ваш отец богат?
– Его парикмахерская приносит хороший доход.
– А что же он вам не помогает?
– Не знаю.
– И вы с ним не видитесь?
– Нет.
– Почему же?
– Потому, что мне не нравится его образ жизни.
– А именно?
– Это касается только моего отца...
Следователи недоуменно переглянулись. Поскольку дело было в Италии, Сайрус А. Вильям спросил наудачу:
– Вы намекаете на его любовницу?
– А, так вы знаете?
Тарчинини одобрительно подмигнул своему другу.
– Да... но мы не знаем ее имени, а нам она срочно нужна.
– Я не знаю, кто она. Знаю, что она есть, и все. Справьтесь у моего отца.
Тарчинини сказал:
– К сожалению, это уже невозможно.
– Невозможно?
– Винченцо Маттеини умер вчера вечером.
– Умер?
– Покончил с собой.
Новость ошеломила ее. Она повторяла:
– Папа умер... папа умер...
И вдруг вместо ожидаемых слез последовал взрыв ярости:
– Это из-за той женщины!
– Синьора, я думаю, это скорее из-за дела, случившегося когда-то в Роверето.
Она вся застыла и смертельно побледнела.
– Вы и это знаете... Это должно было случиться. Кража никогда до добра не доводит. С тех пор, как тот голубой чемодан появился у нас, нам не было счастья... мы были ворами... Хорошо, что мы, собственно, к нему и не притрагивались... Я сдам его властям.
– Как он оказался у вас?
Мария Гринда рассказала сцену, происшедшую пятнадцать лет назад. Как две женщины, вернувшись из похода за продуктами, обнаружили у Винченцо чемодан, якобы оставленный неизвестным беглецом...
– И вы поверили?
– Нет... Мы часто говорили с мамой... мы были почти уверены, что папа украл чемодан. Вот почему мама не хотела, чтобы мы пользовались его содержимым... еле согласилась...
– Вы открыли тайну своему отцу?
– Да... однажды, когда я была очень зла на отца, потому что он не хотел помочь мне уплатить просроченный налог, и мне угрожал арест. У меня чуть не описали дом... Не надо было посвящать в это Пьетро... это еще больше настроило его против деда.
– Он мог рассчитывать разбогатеть после смерти синьора Маттеини...
– Нет. Пьетро знал, что, получив чемодан в свое распоряжение, я тут же сдам его анонимным образом... И так я теперь и сделаю!
– Боюсь, это будет трудно, синьора: чемодан исчез.
– Чемодан ис... О! Слава Богу!
Возглас был искренним; оба сыщика не усомнились в этом ни на миг.
Глава VIII
Тарчинини и его друг вернулись в Верону, полностью убежденные в невиновности Гринда. Мария ничего не знала об отцовском преступлении. Что касается шалопая Пьетро, то он пришел домой как раз перед их уходом. Сначала, держась образа, почерпнутого из книг и фильмов про гангстеров, Пьетро строил из себя блатного, но, узнав, что речь идет о преступлении, сразу сник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43