- спросила Нина вечером мужа.
– Нормально, - ответил он. - Но ты же знаешь, что мы с ней не лю… друг друга.
Куня ушла домой, а Нина с ходу стала восстанавливать свое положение главной опорной балки.
– Мамочка! Как с тобой хорошо! - уже через несколько дней зачирикала дочь.
И Женька сказал, что совсем теперь другое дело. Он не врал, но и врал немножко. К нему вернулась старая подзабытая радость существования «без жены».
***
Алена расстаралась к Нининому приезду.
Она испекла капустный пирог, сделала помидоры по-гречески и купила красивую пузатую - на экспорт! - бутылку водки.
– Гуляем, тетя Нина! Сейчас дядя Женя придет. Он заказал «Птичье молоко». Гуляем!
И гуляли. Евгений сидел рядом с Ниной, и рука его лежала на спинке ее стула. Лопаточкой он доставал ей лучшие куски пирога и клал на тарелку. Каждый кусок свекровь провожала тяжелым испуганным взглядом.
Что делать? Мать знала своего ребенка и ничего хорошего от него не ждала.
А Алена как раз ждала. И только хорошего. Она уже несколько раз вставала и целовала Евгения за то, что он - самый красивый пожилой мужчина, за то, что он достал «Птичье молоко», и за все будущие добрые поступки, которые он совершит ради нее, Алены.
– Дядя Женя! Ну познакомишь с кем-нибудь? Мне годится ваше поколение. Оно не очень деловое, но вы добрые. Вот младше вас - сволота, и за вами, а вы - посередочные.
– Мерси, - говорил Женька. - Мы селедочные… С уксусом.
– Возмутительно! - заявила свекровь. - Вы ведете себя в чужом доме, Алена, совершенно неприлично.
– Ку-ку, старушка! - ответила Алена. Девчонка была пьяна.
***
Это было невероятно: Сергей Никифорович Плетнев, 1912 года рождения, проживал с Куней на одной линии метро.
От потрясения Куня села на мусорную вазу и как-то по-собачьи, тоненько заскулила. Хорошо, что народ сейчас торопящийся, и у каждого своих дел и бед навалом, поэтому никто к скулящей на мусорке женщине не подошел. Только работница справочного приподнялась, посмотрела, хотела даже что-то сказать, но к ней обратились с вопросом, и она обрадовалась этому.
Куня отдышалась и обнаружила в себе удивительное - она вдруг стала много лучше видеть. Она впервые и подробно увидела на своих пальцах плотно приросшие к ногтю заусенцы, стоптанный каблук другого цвета, чем сам туфель, и асфальт серый, примитивный. Все эти невидимые раньше мелочи странно гармонировали с промытым и прополосканным небом и домами, эффектно глядящимися на его фоне. Куня увидела и провисшие балконы, и загаженные голубями шпили. Но надо же - все это было красиво, сочно, объемно, она даже не подозревала, что в мире есть столько оттенков, столько выпуклостей и углублений, столько всего.
Куня встала и поехала по адресу.
Три одинаковые башни стояли на пригорке, и Куня подумала, что когда-то, еще при царе Горохе, тут наверняка стояла церковь. Такие пригорки просто создавались природой для церквей. Ее дом был посередине, но Куня пошла в соседний. Там она выяснила, что нужная ей квартира находится на четвертом этаже, сообразила, куда выходят окна, и заняла позицию. Она осторожно села в детскую сломанную качалку, которая валялась в кустах, приноровилась и стала наблюдать. Окна как окна. И лоджия как лоджия. Зоркий сегодня Кунин глаз разглядел и тюль, и цветные гардины, и даже вазу на подоконнике в кухне. Такая ваза была и у нее. От этого у Куни совсем поднялось настроение. Были у них в жизни уже две общие вещи - линия метро и ваза. Глядя на дом, Куня прикинула, что ему всего лет шесть-восемь, значит, где-то Сереженька жил и раньше… И почему-то это растревожило ее. Тут-то, на пригорке, все у него должно быть хорошо, а как там было? Совсем ошалела старуха, а тут на лоджию вышла женщина и позвала:
– Витя! Витя!
Женщина была молодая и могла быть его дочерью, а могла быть и снохой. Тогда у него было двое детей. «Девочка в школу бы пошла, - сказал он ей в первый день, еще не зная, что они живы, - а сынок уже пятиклассником был бы…» Странно, но эти же слова он ей сказал и при прощании. И она поняла: детей оставлять нельзя, хоть ты тресни. Дети - это дети.
Теперь вот существовал какой-то Витя.
Куня стала всматриваться в детей. А тут мимо нее промчался на велосипеде мальчишка - «Я тут, мам!» - она только успела увидеть напряженные в езде острые лопатки. Вот и Витя.
Куня приходила на качалку каждый день, в разное время. Но никого, кроме женщины, которая кричала «Витя», не видела.
На лоджии сушилось белье, и вид его не предвещал беды. Куня смотрела на мужскую рубашку с обтрепанными обшлагами, которая могла быть его рубашкой…
– Тетя! - услышала она. - Постерегите велосипед, мы за мороженым сходим, - Витя пристраивал рядом с ней машину. - Я быстро…
– Иди, иди, я посмотрю, - с готовностью ответила Куня и ухватилась за колесо.
Витя прибежал с пломбиром, рванул к себе машину…
– Ты не торопись есть, - сказала ему Куня. - Ты осторожно. А то захвораешь…
– Не… - ответил Витя. - У меня гланды уже вырезали.
– Все равно можно заболеть, - убеждала Куня. - Маму расстроишь… Дедушку…
– У меня нет дедушки, - сказал он.
– Как нет? - растерялась Куня. - Ты же Плетнев?
– Плетнев, - ответил мальчик.
– А Сергей Никифорович тебе кто?
– Это мой папа, - сказал Витя, вытирая руки о штаны.
«Этого не может быть! - подумала Куня. - Это какая-то путаница». На балкон вышла мать Вити. Она резко сдернула белье, прижала охапку к груди и стала искать глазами сына. Видимо, нашла, потому что пошла в квартиру. На какую-то секунду она остановила свой взгляд на сидящей в кустах Куне, и Куня залилась краской, будто ее застали за чем-то неприличным. И тогда она поднялась и пошла совсем в другую сторону, уже страшась встречи, которой так хотела раньше. Значит, мальчик Витя родился здесь, в этом доме… А где-то в другом доме была другая его жена и другие его дети? Или ее уже не было, другой жены? За столько лет могло случиться что угодно. Куня придумывала, нагромождала катастрофы, потому что так ей почему-то было легче. Легче, чем представить простое и обычное - смерть жены, а потом эту жену. Казалось бы, какая разница? Но хотелось почему-то чего-то страшного, что объяснило и оправдало бы существование маленького сына и этой молодой женщины. Просто от катастрофы он мог потерять рассудок и не сообразить, что у него всегда была она, Куня. Что она его ждала всю жизнь, но тут же честная Куня подумала - не ждала. Замуж ведь почти вышла, так, недоразумение помешало… Земля слегка колыхнулась и посваливала их с ног… С землей это бывает. Одно ясно: не придет она больше к трем домам. Она ведь зачем адрес искала: вдруг он на периферии, и ему надо масла послать, консервов. А он, оказывается, в Москве, живет в доме улучшенной планировки, на прекрасном пригорке, один вид из окна чего стоит, маслом его не удивишь… Мальчик у него вполне здоровый, с вырезанными гландами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Нормально, - ответил он. - Но ты же знаешь, что мы с ней не лю… друг друга.
Куня ушла домой, а Нина с ходу стала восстанавливать свое положение главной опорной балки.
– Мамочка! Как с тобой хорошо! - уже через несколько дней зачирикала дочь.
И Женька сказал, что совсем теперь другое дело. Он не врал, но и врал немножко. К нему вернулась старая подзабытая радость существования «без жены».
***
Алена расстаралась к Нининому приезду.
Она испекла капустный пирог, сделала помидоры по-гречески и купила красивую пузатую - на экспорт! - бутылку водки.
– Гуляем, тетя Нина! Сейчас дядя Женя придет. Он заказал «Птичье молоко». Гуляем!
И гуляли. Евгений сидел рядом с Ниной, и рука его лежала на спинке ее стула. Лопаточкой он доставал ей лучшие куски пирога и клал на тарелку. Каждый кусок свекровь провожала тяжелым испуганным взглядом.
Что делать? Мать знала своего ребенка и ничего хорошего от него не ждала.
А Алена как раз ждала. И только хорошего. Она уже несколько раз вставала и целовала Евгения за то, что он - самый красивый пожилой мужчина, за то, что он достал «Птичье молоко», и за все будущие добрые поступки, которые он совершит ради нее, Алены.
– Дядя Женя! Ну познакомишь с кем-нибудь? Мне годится ваше поколение. Оно не очень деловое, но вы добрые. Вот младше вас - сволота, и за вами, а вы - посередочные.
– Мерси, - говорил Женька. - Мы селедочные… С уксусом.
– Возмутительно! - заявила свекровь. - Вы ведете себя в чужом доме, Алена, совершенно неприлично.
– Ку-ку, старушка! - ответила Алена. Девчонка была пьяна.
***
Это было невероятно: Сергей Никифорович Плетнев, 1912 года рождения, проживал с Куней на одной линии метро.
От потрясения Куня села на мусорную вазу и как-то по-собачьи, тоненько заскулила. Хорошо, что народ сейчас торопящийся, и у каждого своих дел и бед навалом, поэтому никто к скулящей на мусорке женщине не подошел. Только работница справочного приподнялась, посмотрела, хотела даже что-то сказать, но к ней обратились с вопросом, и она обрадовалась этому.
Куня отдышалась и обнаружила в себе удивительное - она вдруг стала много лучше видеть. Она впервые и подробно увидела на своих пальцах плотно приросшие к ногтю заусенцы, стоптанный каблук другого цвета, чем сам туфель, и асфальт серый, примитивный. Все эти невидимые раньше мелочи странно гармонировали с промытым и прополосканным небом и домами, эффектно глядящимися на его фоне. Куня увидела и провисшие балконы, и загаженные голубями шпили. Но надо же - все это было красиво, сочно, объемно, она даже не подозревала, что в мире есть столько оттенков, столько выпуклостей и углублений, столько всего.
Куня встала и поехала по адресу.
Три одинаковые башни стояли на пригорке, и Куня подумала, что когда-то, еще при царе Горохе, тут наверняка стояла церковь. Такие пригорки просто создавались природой для церквей. Ее дом был посередине, но Куня пошла в соседний. Там она выяснила, что нужная ей квартира находится на четвертом этаже, сообразила, куда выходят окна, и заняла позицию. Она осторожно села в детскую сломанную качалку, которая валялась в кустах, приноровилась и стала наблюдать. Окна как окна. И лоджия как лоджия. Зоркий сегодня Кунин глаз разглядел и тюль, и цветные гардины, и даже вазу на подоконнике в кухне. Такая ваза была и у нее. От этого у Куни совсем поднялось настроение. Были у них в жизни уже две общие вещи - линия метро и ваза. Глядя на дом, Куня прикинула, что ему всего лет шесть-восемь, значит, где-то Сереженька жил и раньше… И почему-то это растревожило ее. Тут-то, на пригорке, все у него должно быть хорошо, а как там было? Совсем ошалела старуха, а тут на лоджию вышла женщина и позвала:
– Витя! Витя!
Женщина была молодая и могла быть его дочерью, а могла быть и снохой. Тогда у него было двое детей. «Девочка в школу бы пошла, - сказал он ей в первый день, еще не зная, что они живы, - а сынок уже пятиклассником был бы…» Странно, но эти же слова он ей сказал и при прощании. И она поняла: детей оставлять нельзя, хоть ты тресни. Дети - это дети.
Теперь вот существовал какой-то Витя.
Куня стала всматриваться в детей. А тут мимо нее промчался на велосипеде мальчишка - «Я тут, мам!» - она только успела увидеть напряженные в езде острые лопатки. Вот и Витя.
Куня приходила на качалку каждый день, в разное время. Но никого, кроме женщины, которая кричала «Витя», не видела.
На лоджии сушилось белье, и вид его не предвещал беды. Куня смотрела на мужскую рубашку с обтрепанными обшлагами, которая могла быть его рубашкой…
– Тетя! - услышала она. - Постерегите велосипед, мы за мороженым сходим, - Витя пристраивал рядом с ней машину. - Я быстро…
– Иди, иди, я посмотрю, - с готовностью ответила Куня и ухватилась за колесо.
Витя прибежал с пломбиром, рванул к себе машину…
– Ты не торопись есть, - сказала ему Куня. - Ты осторожно. А то захвораешь…
– Не… - ответил Витя. - У меня гланды уже вырезали.
– Все равно можно заболеть, - убеждала Куня. - Маму расстроишь… Дедушку…
– У меня нет дедушки, - сказал он.
– Как нет? - растерялась Куня. - Ты же Плетнев?
– Плетнев, - ответил мальчик.
– А Сергей Никифорович тебе кто?
– Это мой папа, - сказал Витя, вытирая руки о штаны.
«Этого не может быть! - подумала Куня. - Это какая-то путаница». На балкон вышла мать Вити. Она резко сдернула белье, прижала охапку к груди и стала искать глазами сына. Видимо, нашла, потому что пошла в квартиру. На какую-то секунду она остановила свой взгляд на сидящей в кустах Куне, и Куня залилась краской, будто ее застали за чем-то неприличным. И тогда она поднялась и пошла совсем в другую сторону, уже страшась встречи, которой так хотела раньше. Значит, мальчик Витя родился здесь, в этом доме… А где-то в другом доме была другая его жена и другие его дети? Или ее уже не было, другой жены? За столько лет могло случиться что угодно. Куня придумывала, нагромождала катастрофы, потому что так ей почему-то было легче. Легче, чем представить простое и обычное - смерть жены, а потом эту жену. Казалось бы, какая разница? Но хотелось почему-то чего-то страшного, что объяснило и оправдало бы существование маленького сына и этой молодой женщины. Просто от катастрофы он мог потерять рассудок и не сообразить, что у него всегда была она, Куня. Что она его ждала всю жизнь, но тут же честная Куня подумала - не ждала. Замуж ведь почти вышла, так, недоразумение помешало… Земля слегка колыхнулась и посваливала их с ног… С землей это бывает. Одно ясно: не придет она больше к трем домам. Она ведь зачем адрес искала: вдруг он на периферии, и ему надо масла послать, консервов. А он, оказывается, в Москве, живет в доме улучшенной планировки, на прекрасном пригорке, один вид из окна чего стоит, маслом его не удивишь… Мальчик у него вполне здоровый, с вырезанными гландами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58