Меня поприветствовали вежливыми аплодисментами; когда они стихли, я произнес:
— Спасибо. Меня зовут Мэтт, я алкоголик...
Тут волнение исчезло, и я рассказал свою историю.
Говорил я, наверное, минут двадцать. О чем — не помню. В таких случаях обычно рассказываешь, как обстояли дела раньше, что изменилось и как чувствуешь себя сейчас. И все-таки каждый раз преподносишь обстоятельства своей жизни по-новому.
Биографии некоторых людей могли бы вдохновить даже кабельное телевидение, хотя в них много общего. Алкоголики подробно описывают, как скатывались вниз, как решили одуматься. В результате теперь едва ли не каждый из них — президент крупной фирмы, полный надежд на будущее. Моя история куда прозаичнее. Я живу, где жил раньше, зарабатываю на жизнь тем же. Разница лишь в том, что прежде меня тянуло выпить, а теперь — нет. Более впечатляющих результатов я не добился.
Когда я закончил, мне снова вежливо похлопали. А затем по кругу пустили корзинку; на оплату аренды помещения и мелкие расходы каждый положил в нее доллар или четвертак. После пятиминутного перерыва выступили еще несколько человек. Многих из них я знал, а некоторые показались мне знакомыми. Все они, обсуждая мою историю, пытались понять причины, толкнувшие меня к пьянству, и найти нечто, способное удержать от повторного падения в бездну. Забавно высказалась женщина, с тяжеловатым подбородком и копной рыжих волос. Она во всем винила мою профессию — когда-то я был полицейским.
— Вам, конечно, приходилось нелегко, — сказала она. — Разные встречаются люди. Вот, я например, какой была? Полицейские приезжали к нам не реже раза в неделю. Стоило нам с мужем выпить, как мы затевали драку, а соседи вызывали полицию. И что же? Если один и тот же коп приходил к нам раза три подряд, то я не упускала своего: не успевал он опомниться, как оказывался у меня в постели. А потом я дралась уже с ним! Снова звонили в полицию, и копы вынуждены были призывать к порядку своего же приятеля.
В девять тридцать мы прочитали «Отче наш», и собрание закончилось. На прощание мне многие пожимали руку, благодарили за выступление. Кое-кто, правда, торопился выбраться на улицу, чтобы поскорее закурить.
Осень была ранней, а ночь — свежей. После знойного лета прохладные ночи приносили облегчение. Я прошел примерно квартал, когда из какого-то подъезда вынырнул человек и вежливо осведомился, не могу ли я поделиться с ним мелочью. На нем были брюки и пиджак от разных костюмов, а на ногах — только старые теннисные тапочки. Выглядел он лет на тридцать пять, но, вероятно, был моложе. Жизнь на улице старит человека.
Ему как минимум было необходимо принять ванну, побриться и постричься. Чтобы выглядеть прилично, ему необходимо было куда больше того, что мог дать я. Ведь я протянул ему всего лишь доллар. Поблагодарив, он попросил и Господа меня благословить. Я зашагал дальше и уже почти дошел до Бродвея, когда услышал, что меня окликают.
Обернувшись, увидел знакомого. Это был Эдди.
Он побывал сегодня на собрании, время от времени я замечал его и на других встречах. Оказывается, он шел следом за мной.
— Мэтт, — сказал он, — не хочешь кофе?
— Выпил три чашки на собрании. Пожалуй, пойду прямо домой.
— Нам по пути? Я провожу тебя.
По Бродвею мы вышли на Сорок седьмую, добрались до Восьмой авеню и повернули направо, продолжая двигаться в верхнюю часть города. Из пяти нищих, просивших у нас милостыню, троих я отшил, а остальным дал по доллару, получив взамен благодарность и благословения. После того как третья нищенка, спрятав деньги, благословила меня, Эдди заметил:
— Ты, похоже, самый мягкотелый парень во всем Вест-Сайле. Ты что — не умеешь говорить «нет»?
— Иногда я их отшиваю.
— Но чаще всего уступаешь.
— Да, обычно так и бывает.
— Недавно видел по телеку мэра. Он сказал, что лучше не подавать уличным попрошайкам. Половина из них — наркоманы, они тут же потратят деньги на отраву.
— Точно. А вторая половина заплатит за жратву или ночлежку.
— По его словам, каждый, кто нуждается в горячей пище и крыше над головой, может получить их в городе бесплатно.
— Знаю, но никак не могу понять, почему же тогда многие ночуют на улицах и ищут еду на помойках.
— А еще мэр хочет покончить с уличными мойщиками ветровых стекол, с этими ребятами, что бросаются к твоему стеклу, даже если оно чистое, а потом вымогают подачку. Мэру не нравится, как это выглядит со стороны, ему тошно смотреть на этих попрошаек.
— Мэр прав, — сказал я. — Они же крепкие ребята. Им следовало бы трясти прохожих или громить винные лавки, не попадаясь на глаза общественности.
— Смотрю, ты не большой поклонник мэра.
— Думаю, он прав, — повторил я. — Наверное, у него сердце не крупнее песчинки. Но, может быть, он просто соблюдает какие-то инструкции и не имеет права даже думать иначе? Впрочем, мне все равно, кто такой мэр и что он говорит. Сам я каждый день даю нищим немного денег. От этого я не обеднею, но, честно говоря, и другие не разбогатеют. И все-таки я продолжаю так поступать.
— А ведь этих других немало...
Действительно немало. Они — по всему городу. Спят в парках, в проходах подземки, в залах автобусных и железнодорожных вокзалов. Встречаются среди них душевнобольные, наркоманы, но в основном — это сбившиеся с пути люди, не знающие, куда приткнуться. Трудно найти работу, если нет постоянного жилья. Не имея жилья, трудно поддерживать приличный вид, а только приличного человека могут нанять. У некоторых попрошаек даже есть работа. Однако в Нью-Йорке сложно не только найти квартиру, оплачивать ее — еще сложнее. Если к квартплате прибавить страховку, комиссионные маклеру, то выйдет не меньше двух тысяч. А это минимальная сумма, с которой можно отважиться подойти к квартирной двери. Даже если иметь работу, легко ли сэкономить такие деньги?
— Слава Богу, у меня есть пристанище, — сказал Эдди. — Ты не поверишь, но я живу в квартире, где вырос. Кварталом выше и чуть дальше, в сторону Десятой авеню. Когда-то давно мы жили в другом доме, но его снесли и построили среднюю школу. Мы перебрались оттуда, когда мне было, кажется, лет девять. Помнится, я заканчивал тогда третий класс... Ты знаешь, я ведь отсидел срок.
— В третьем классе?
Он рассмеялся:
— Нет, чуток погодя. Дело в том, что я загорал в "Грин «Хэвен», когда скончался мой старик. Выбравшись оттуда, не знал, куда податься. Решил поселиться с мамой, хотя у нее было не очень уютно, но там я мог хотя бы бросить одежду и вещи. Однако после того как она заболела, я расстался с мыслью о переезде. Когда же мама умерла, я сохранил площадь за собой. Три маленькие комнатки на пятом этаже, но, ты представляешь, Мэтт, с фиксированной квартплатой! Всего сто двадцать пять долларов семьдесят пять центов в месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Спасибо. Меня зовут Мэтт, я алкоголик...
Тут волнение исчезло, и я рассказал свою историю.
Говорил я, наверное, минут двадцать. О чем — не помню. В таких случаях обычно рассказываешь, как обстояли дела раньше, что изменилось и как чувствуешь себя сейчас. И все-таки каждый раз преподносишь обстоятельства своей жизни по-новому.
Биографии некоторых людей могли бы вдохновить даже кабельное телевидение, хотя в них много общего. Алкоголики подробно описывают, как скатывались вниз, как решили одуматься. В результате теперь едва ли не каждый из них — президент крупной фирмы, полный надежд на будущее. Моя история куда прозаичнее. Я живу, где жил раньше, зарабатываю на жизнь тем же. Разница лишь в том, что прежде меня тянуло выпить, а теперь — нет. Более впечатляющих результатов я не добился.
Когда я закончил, мне снова вежливо похлопали. А затем по кругу пустили корзинку; на оплату аренды помещения и мелкие расходы каждый положил в нее доллар или четвертак. После пятиминутного перерыва выступили еще несколько человек. Многих из них я знал, а некоторые показались мне знакомыми. Все они, обсуждая мою историю, пытались понять причины, толкнувшие меня к пьянству, и найти нечто, способное удержать от повторного падения в бездну. Забавно высказалась женщина, с тяжеловатым подбородком и копной рыжих волос. Она во всем винила мою профессию — когда-то я был полицейским.
— Вам, конечно, приходилось нелегко, — сказала она. — Разные встречаются люди. Вот, я например, какой была? Полицейские приезжали к нам не реже раза в неделю. Стоило нам с мужем выпить, как мы затевали драку, а соседи вызывали полицию. И что же? Если один и тот же коп приходил к нам раза три подряд, то я не упускала своего: не успевал он опомниться, как оказывался у меня в постели. А потом я дралась уже с ним! Снова звонили в полицию, и копы вынуждены были призывать к порядку своего же приятеля.
В девять тридцать мы прочитали «Отче наш», и собрание закончилось. На прощание мне многие пожимали руку, благодарили за выступление. Кое-кто, правда, торопился выбраться на улицу, чтобы поскорее закурить.
Осень была ранней, а ночь — свежей. После знойного лета прохладные ночи приносили облегчение. Я прошел примерно квартал, когда из какого-то подъезда вынырнул человек и вежливо осведомился, не могу ли я поделиться с ним мелочью. На нем были брюки и пиджак от разных костюмов, а на ногах — только старые теннисные тапочки. Выглядел он лет на тридцать пять, но, вероятно, был моложе. Жизнь на улице старит человека.
Ему как минимум было необходимо принять ванну, побриться и постричься. Чтобы выглядеть прилично, ему необходимо было куда больше того, что мог дать я. Ведь я протянул ему всего лишь доллар. Поблагодарив, он попросил и Господа меня благословить. Я зашагал дальше и уже почти дошел до Бродвея, когда услышал, что меня окликают.
Обернувшись, увидел знакомого. Это был Эдди.
Он побывал сегодня на собрании, время от времени я замечал его и на других встречах. Оказывается, он шел следом за мной.
— Мэтт, — сказал он, — не хочешь кофе?
— Выпил три чашки на собрании. Пожалуй, пойду прямо домой.
— Нам по пути? Я провожу тебя.
По Бродвею мы вышли на Сорок седьмую, добрались до Восьмой авеню и повернули направо, продолжая двигаться в верхнюю часть города. Из пяти нищих, просивших у нас милостыню, троих я отшил, а остальным дал по доллару, получив взамен благодарность и благословения. После того как третья нищенка, спрятав деньги, благословила меня, Эдди заметил:
— Ты, похоже, самый мягкотелый парень во всем Вест-Сайле. Ты что — не умеешь говорить «нет»?
— Иногда я их отшиваю.
— Но чаще всего уступаешь.
— Да, обычно так и бывает.
— Недавно видел по телеку мэра. Он сказал, что лучше не подавать уличным попрошайкам. Половина из них — наркоманы, они тут же потратят деньги на отраву.
— Точно. А вторая половина заплатит за жратву или ночлежку.
— По его словам, каждый, кто нуждается в горячей пище и крыше над головой, может получить их в городе бесплатно.
— Знаю, но никак не могу понять, почему же тогда многие ночуют на улицах и ищут еду на помойках.
— А еще мэр хочет покончить с уличными мойщиками ветровых стекол, с этими ребятами, что бросаются к твоему стеклу, даже если оно чистое, а потом вымогают подачку. Мэру не нравится, как это выглядит со стороны, ему тошно смотреть на этих попрошаек.
— Мэр прав, — сказал я. — Они же крепкие ребята. Им следовало бы трясти прохожих или громить винные лавки, не попадаясь на глаза общественности.
— Смотрю, ты не большой поклонник мэра.
— Думаю, он прав, — повторил я. — Наверное, у него сердце не крупнее песчинки. Но, может быть, он просто соблюдает какие-то инструкции и не имеет права даже думать иначе? Впрочем, мне все равно, кто такой мэр и что он говорит. Сам я каждый день даю нищим немного денег. От этого я не обеднею, но, честно говоря, и другие не разбогатеют. И все-таки я продолжаю так поступать.
— А ведь этих других немало...
Действительно немало. Они — по всему городу. Спят в парках, в проходах подземки, в залах автобусных и железнодорожных вокзалов. Встречаются среди них душевнобольные, наркоманы, но в основном — это сбившиеся с пути люди, не знающие, куда приткнуться. Трудно найти работу, если нет постоянного жилья. Не имея жилья, трудно поддерживать приличный вид, а только приличного человека могут нанять. У некоторых попрошаек даже есть работа. Однако в Нью-Йорке сложно не только найти квартиру, оплачивать ее — еще сложнее. Если к квартплате прибавить страховку, комиссионные маклеру, то выйдет не меньше двух тысяч. А это минимальная сумма, с которой можно отважиться подойти к квартирной двери. Даже если иметь работу, легко ли сэкономить такие деньги?
— Слава Богу, у меня есть пристанище, — сказал Эдди. — Ты не поверишь, но я живу в квартире, где вырос. Кварталом выше и чуть дальше, в сторону Десятой авеню. Когда-то давно мы жили в другом доме, но его снесли и построили среднюю школу. Мы перебрались оттуда, когда мне было, кажется, лет девять. Помнится, я заканчивал тогда третий класс... Ты знаешь, я ведь отсидел срок.
— В третьем классе?
Он рассмеялся:
— Нет, чуток погодя. Дело в том, что я загорал в "Грин «Хэвен», когда скончался мой старик. Выбравшись оттуда, не знал, куда податься. Решил поселиться с мамой, хотя у нее было не очень уютно, но там я мог хотя бы бросить одежду и вещи. Однако после того как она заболела, я расстался с мыслью о переезде. Когда же мама умерла, я сохранил площадь за собой. Три маленькие комнатки на пятом этаже, но, ты представляешь, Мэтт, с фиксированной квартплатой! Всего сто двадцать пять долларов семьдесят пять центов в месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60