В левом углу
кварткомнаты возвышалось многоцелевое сооружение, включающее в себя
телевизор, унитаз, стиральную машину, прибор для самогипноза и еще
несколько полезных приспособлений. Татка, в оранжевой школьной форме,
сидела на нижнем ярусе нар и читала вслух из учебника: "Коровы гуляли по
полям и специализировались на производстве так называемых молочных
продуктов, которые употреблялись людьми. Коровы мужского рода назывались
быками и от производства пищепродуктов воздерживались, но охотно принимали
участие в спортивных соревнованиях, именуемых корридами..."
- Детка, хватит зубрить! В школу пора! - молвила Настя, и лицо ее
озарилось улыбкой No 34 ("Радость материнства"). Татка взяла с полки свой
парашют, закрепила его на себе и с портфельчиком в руке вышла на балкон, у
которого не было перил. Девочка улыбнулась родителям - и сиганула с
балкона вниз головой. Все, живущие выше сотого этажа, для выхода на улицу
обязаны пользоваться не лифтами, а парашютами. Позавтракав, Серафим
подошел к балконной двери. С высоты трехсот сорокового этажа открывался
вид на бухту, где на вечном приколе стояли ряды жилых кораблей. Дальше
виднелось море. По нему плыл кораблик - сеятель водорослей. Кормильцами
людей стали моря и океаны, ведь на Земле теперь обитало 110 миллиардов
человек. Они сеяли водяные растения и питались ими. А суша была сплошь,
застроена, кормить их теперь она не могла. И зверей - тоже. Кое-какие
животные остались в зоопарках и цирках, но большинство вымерло.
- Фим, прогуляйся перед работой, - распорядилась Настя. Серафим
покинул кварткомнату и очутился в длинном коридоре, куда выходили двери
трехсот таких же квартир. Здесь прогуливалось много народу; на улицу идти
смысла не было. Серафим знал, что большинство его однокоридорников вообще
не выходят из дома, благо в нижних этажах есть магазины. И еще он знал,
что теперь никто не путешествует, ибо это неинтересно: на всей планете -
дома, дома, дома... Вскоре к моему приятелю подошел журналист, жилец
соседней квартиры. Лик его сиял.
- Сераф, представь себе, за мою статью "Поспорим с Мальтусом! "
редактор премировал меня десятью сутками одиночного заключения со строгой
изоляцией! Завтра шагаю в тюрьму!.. Как странно, что когда-то в одиночки
сажали не за заслуги, а за преступления. Ведь единственное место, где
можно отдохнуть от многолюдства, - это тюремная камера.
- А у меня - сплошные неприятности, - пожаловался Серафим журналисту.
- Учащего завлаба теща на днях померла, так что жилплощадь на три метра
увеличилась, а я забыл поздравить его. И теперь по всему ИРОДу пошел
слушок, будто я - хам отпетый.
- Сераф, но ведь это и в самом деле хамство - не поздравить человека
с таким событием. Когда у нашего редактора дед скончался, мы на первой
полосе поздравиловку жирным шрифтом тиснули. Коллективно сочинили, с
чувством: "Дорогой друг, группа товарищей радуется вместе с вами и желает
вам дальнейших событий, способствующих освобождению новых метров
жилплощади!" Он очень растроган был. Однако пора было приступать к делу.
Как правило, земляне на работу теперь не ходили и не ездили. Они
трудились, не выходя из своих жилищ, сидя у сверхточных пространственных
манипуляторов и изобразительно-переговорных устройств. И вот мой приятель
вернулся в свою кварткомнату, сел на стул возле стенного манипулятора,
нажал на нужные кнопки. На экране перед ним возник рабочий зал ИРОДа. В
центре его живьем восседал за своим письменным столом директор, а по
стенам светились индивидуальные экраны. На них уже присутствовали объемные
изображения многих сослуживцев. На крайнем слева четко вырисовывалась
фигура Главсплетни. На шестом справа Серафим увидел себя.
- Герострат Иудович, сообщаю вам, что я явился на службу! - доложил
он с экрана директору.
- Учел! - суховато отозвался тот. - Напомните основные данные
проекта, разрабатываемого в вашей секции.
- Синтетический театр! - начал Серафим. - Никаких лож, никаких
галерок, сплошной партер - полная демократия! По трем сторонам зала - три
сценические площадки, перед двумя из них - оркестровые ямы. На четвертой
стороне зала - цирковая арена. Вы занимаете свое вращающееся кресло.
Впереди развертывается действие пьесы, справа - балет, слева - опера,
позади вас - цирковая программа. Зрители вправе избрать что - либо одно, а
при желании могут нажатием кнопки придать креслам непрерывное вращательное
движение. Перед взором и слухом будут плавно сменяться декорации и
ситуации, будут возникать драматические актеры, оперные певцы и певицы,
танцующие балерины, дрессированные слоны и медведи. Какая яркая смена
впечатлений! Кроме того...
- Кроме того, товарищ Пятизайцев, вам надо поднять свой моральный
уровень, - прервал Серафима директор. - Всему ИРОДу известно, что вы
боитесь высоты и для выхода из дома пользуетесь не парашютом, а лифтом, и
тем самым незаконно расходуете электроэнергию. И весь ИРОД возмущен вашей
внебрачной связью с престарелой дрессировщицей тигров, которая тайно
подкармливает вас пайком, выделяемым для зверей.
- Гнусная дезинформация! Это все Главсплетня набрехала! - возопил
Серафим - и проснулся. Наклонясь над его изголовьем, стоял белый заботник
с подносиком, на котором поблескивала стопочка с медицинской жидкостью.
Мой приятель принял успокоительное лекарство и уснул. Проснувшись утром,
он припомнил недавнее сновидение и пришел к выводу, что хитрюга-мозг хотел
утешить его, показать ему, Серафиму, нечто такое, что вроде бы пострашнее
одиночества. "Но нет, одиночество - страшнее всего", - решил мой приятель.
И эта явь, этот Храм - страшнее самых ужасных сновидений.
21. ПОДКИДЫШ No 2
В следующую ночь Серафиму приснился сон, опять длинный и
обстоятельный. Но в нем не было ни одного человека и вообще ни одного
живого существа - только голые скалы, пустынные солончаки, непонятные
машины, загадочные самодвижущиеся автоматы... Мой приятель проснулся
задолго до (условного) утра и долго не мог уснуть, охваченный страхом и
тоской.
В дебрях одиночества
Он проводит ночь;
Умирать не хочется,
Но и жить - невмочь.
Серафиму стало ясно, что минувшей ночью медик-заботник включил в свое
успокоительное лекарство какой-то ингредиент, воспрещающий мозгу видеть во
сне все живое. Чтобы успокоить читателей, скажу, что действие этого
ингредиента не было продолжительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
кварткомнаты возвышалось многоцелевое сооружение, включающее в себя
телевизор, унитаз, стиральную машину, прибор для самогипноза и еще
несколько полезных приспособлений. Татка, в оранжевой школьной форме,
сидела на нижнем ярусе нар и читала вслух из учебника: "Коровы гуляли по
полям и специализировались на производстве так называемых молочных
продуктов, которые употреблялись людьми. Коровы мужского рода назывались
быками и от производства пищепродуктов воздерживались, но охотно принимали
участие в спортивных соревнованиях, именуемых корридами..."
- Детка, хватит зубрить! В школу пора! - молвила Настя, и лицо ее
озарилось улыбкой No 34 ("Радость материнства"). Татка взяла с полки свой
парашют, закрепила его на себе и с портфельчиком в руке вышла на балкон, у
которого не было перил. Девочка улыбнулась родителям - и сиганула с
балкона вниз головой. Все, живущие выше сотого этажа, для выхода на улицу
обязаны пользоваться не лифтами, а парашютами. Позавтракав, Серафим
подошел к балконной двери. С высоты трехсот сорокового этажа открывался
вид на бухту, где на вечном приколе стояли ряды жилых кораблей. Дальше
виднелось море. По нему плыл кораблик - сеятель водорослей. Кормильцами
людей стали моря и океаны, ведь на Земле теперь обитало 110 миллиардов
человек. Они сеяли водяные растения и питались ими. А суша была сплошь,
застроена, кормить их теперь она не могла. И зверей - тоже. Кое-какие
животные остались в зоопарках и цирках, но большинство вымерло.
- Фим, прогуляйся перед работой, - распорядилась Настя. Серафим
покинул кварткомнату и очутился в длинном коридоре, куда выходили двери
трехсот таких же квартир. Здесь прогуливалось много народу; на улицу идти
смысла не было. Серафим знал, что большинство его однокоридорников вообще
не выходят из дома, благо в нижних этажах есть магазины. И еще он знал,
что теперь никто не путешествует, ибо это неинтересно: на всей планете -
дома, дома, дома... Вскоре к моему приятелю подошел журналист, жилец
соседней квартиры. Лик его сиял.
- Сераф, представь себе, за мою статью "Поспорим с Мальтусом! "
редактор премировал меня десятью сутками одиночного заключения со строгой
изоляцией! Завтра шагаю в тюрьму!.. Как странно, что когда-то в одиночки
сажали не за заслуги, а за преступления. Ведь единственное место, где
можно отдохнуть от многолюдства, - это тюремная камера.
- А у меня - сплошные неприятности, - пожаловался Серафим журналисту.
- Учащего завлаба теща на днях померла, так что жилплощадь на три метра
увеличилась, а я забыл поздравить его. И теперь по всему ИРОДу пошел
слушок, будто я - хам отпетый.
- Сераф, но ведь это и в самом деле хамство - не поздравить человека
с таким событием. Когда у нашего редактора дед скончался, мы на первой
полосе поздравиловку жирным шрифтом тиснули. Коллективно сочинили, с
чувством: "Дорогой друг, группа товарищей радуется вместе с вами и желает
вам дальнейших событий, способствующих освобождению новых метров
жилплощади!" Он очень растроган был. Однако пора было приступать к делу.
Как правило, земляне на работу теперь не ходили и не ездили. Они
трудились, не выходя из своих жилищ, сидя у сверхточных пространственных
манипуляторов и изобразительно-переговорных устройств. И вот мой приятель
вернулся в свою кварткомнату, сел на стул возле стенного манипулятора,
нажал на нужные кнопки. На экране перед ним возник рабочий зал ИРОДа. В
центре его живьем восседал за своим письменным столом директор, а по
стенам светились индивидуальные экраны. На них уже присутствовали объемные
изображения многих сослуживцев. На крайнем слева четко вырисовывалась
фигура Главсплетни. На шестом справа Серафим увидел себя.
- Герострат Иудович, сообщаю вам, что я явился на службу! - доложил
он с экрана директору.
- Учел! - суховато отозвался тот. - Напомните основные данные
проекта, разрабатываемого в вашей секции.
- Синтетический театр! - начал Серафим. - Никаких лож, никаких
галерок, сплошной партер - полная демократия! По трем сторонам зала - три
сценические площадки, перед двумя из них - оркестровые ямы. На четвертой
стороне зала - цирковая арена. Вы занимаете свое вращающееся кресло.
Впереди развертывается действие пьесы, справа - балет, слева - опера,
позади вас - цирковая программа. Зрители вправе избрать что - либо одно, а
при желании могут нажатием кнопки придать креслам непрерывное вращательное
движение. Перед взором и слухом будут плавно сменяться декорации и
ситуации, будут возникать драматические актеры, оперные певцы и певицы,
танцующие балерины, дрессированные слоны и медведи. Какая яркая смена
впечатлений! Кроме того...
- Кроме того, товарищ Пятизайцев, вам надо поднять свой моральный
уровень, - прервал Серафима директор. - Всему ИРОДу известно, что вы
боитесь высоты и для выхода из дома пользуетесь не парашютом, а лифтом, и
тем самым незаконно расходуете электроэнергию. И весь ИРОД возмущен вашей
внебрачной связью с престарелой дрессировщицей тигров, которая тайно
подкармливает вас пайком, выделяемым для зверей.
- Гнусная дезинформация! Это все Главсплетня набрехала! - возопил
Серафим - и проснулся. Наклонясь над его изголовьем, стоял белый заботник
с подносиком, на котором поблескивала стопочка с медицинской жидкостью.
Мой приятель принял успокоительное лекарство и уснул. Проснувшись утром,
он припомнил недавнее сновидение и пришел к выводу, что хитрюга-мозг хотел
утешить его, показать ему, Серафиму, нечто такое, что вроде бы пострашнее
одиночества. "Но нет, одиночество - страшнее всего", - решил мой приятель.
И эта явь, этот Храм - страшнее самых ужасных сновидений.
21. ПОДКИДЫШ No 2
В следующую ночь Серафиму приснился сон, опять длинный и
обстоятельный. Но в нем не было ни одного человека и вообще ни одного
живого существа - только голые скалы, пустынные солончаки, непонятные
машины, загадочные самодвижущиеся автоматы... Мой приятель проснулся
задолго до (условного) утра и долго не мог уснуть, охваченный страхом и
тоской.
В дебрях одиночества
Он проводит ночь;
Умирать не хочется,
Но и жить - невмочь.
Серафиму стало ясно, что минувшей ночью медик-заботник включил в свое
успокоительное лекарство какой-то ингредиент, воспрещающий мозгу видеть во
сне все живое. Чтобы успокоить читателей, скажу, что действие этого
ингредиента не было продолжительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26