У них сложились свои законы, а в отношениях между племенами
и семьями господствовал принцип "око за око, зуб за зуб". Кровная месть
считалась здесь священной. Если, к примеру, убивали главу семьи, то делом
чести его наследников было разыскать и умертвить преступника. Правда,
бывали случаи, когда кровную месть можно было предотвратить, но при этом
надлежало заплатить огромный выкуп. Бывало, что несколько поколений одной
семьи должны были платить другой, пострадавшей много лет назад семье,
расплачиваясь за убийство, совершенное кем-нибудь из предков с
необузданным темпераментом, который принял неписанное обязательство отдать
колоссальную сумму за пролитую кровь.
Эвелин научилась уважать и религиозное рвение мусульман. Ее уже не
удивляло, что Абулшер и Имхет несколько раз в день, постелив свои
молитвенные коврики и обратившись лицом в сторону священной Мекки,
приступали к молитве-намазу, истово повторяя слова Магомета, обращенные к
великому Аллаху.
И все же, несмотря на экзотические прелести новой жизни, Эвелин
ощущала себя потерянной. Она сознавала, что ей никогда в жизни не удастся
по-настоящему постичь этих людей, так же как и они никогда не поймут ее.
Каждый раз, когда мужчины падали ниц и надолго затихали в молитвенном
экстазе, Эвелин чувствовала свое одиночество. Синие горы, возвышавшиеся со
всех сторон, усугубляли своим присутствием тоску одиночества... Все чаще
по ночам ей снились зеленые поля и морской берег, дубовые рощи и полевые
цветы, аккуратные дома с красными черепичными крышами...
Однажды вечером, когда они только что поужинали, Эвелин встала из-за
стола и направилась в комнату, отведенную для ночлега троим беглецам. Они
прибыли в очередной кишлак накануне и успели хорошо отдохнуть. Она
прилегла на кровать и закрыла глаза, прислушиваясь к звуку мужского пения,
доносившегося из соседнего дома. Она уже засыпала, когда отворилась дверь
и вошли Абулшер и Имхет.
Абулшер подошел к ней и сказал:
- Очил, мой брат нуждается в тебе.
Эвелин посмотрела на него с недоумением.
- Нуждается во мне?
- Да. Ты же знаешь - все, чем владеет Имхет, принадлежит и мне. И
наоборот, все мое является также его собственностью. Значит, ты тоже
принадлежишь ему.
С этими словами Абулшер вышел.
Эвелин лежала на постели в своем углу. Ее сердце было готово
выпрыгнуть из груди. Она с самого начала побаивалась этого странного
коренастого человека со свивающимися усами и горящими глазами цвета угля.
Неслышно ступая, Имхет приблизился к ней и, взяв за руку, поднял и
вывел на середину комнаты. Он ловко запустил свои руки под ее длинную
рубаху и развязал ткань, плотно стягивающую ее грудь. Потом спустил
шаровары и стянул через голову рубаху. Легко наклонив Эвелин, уложил ее на
пол. В животе у нее что-то сжалось... Бездонные черные жгучие глаза
гипнотизировали ее.
У этого коротышки оказались на редкость гибкие и нежные руки. С
кончиков его пальцев как будто соскакивали энергетические разряды... Он
лег рядом с ней, одна его рука занялась ее грудью, другая - бедрами.
Эвелин не представляла себе, что мужские руки могут быть такими... Они
поглаживали ее, чуть-чуть прихватывали и тут же отпускали, источая
беспрерывные ласки...
Этот человек умел в одно и то же время возбуждать и успокаивать.
Когда его нежнейшие пальцы ритмично пощипывали ее соски, Эвелин хотелось
закричать от прилива желания, но в следующую минуту она, как убаюканный
колыбельной песней ребенок, млела от прикосновений его жаркого языка,
повторявшего движения котенка, жадно лакавшего молоко. Лежа на спине,
широко разбросав ноги, зажмурив от наслаждения глаза, она отдавала себя
этим пальцам-победителям, полностью овладевшим ею... Иногда эти магические
пальцы становились такими легкими, что уподоблялись крыльям впорхнувшей в
окно ночной бабочки. Когда они кружились вокруг истомленных грудей, те
набухали еще и еще, грозя прорваться от неутоленных желаний... Потом они
подлетали к интимному естеству ее, каждый взмах их крыльев, едва
касавшихся уже распахнувшихся губ, распространял жгучие импульсы по всем
ее органам, заставлял ее лоно выбрасывать новую порцию густого секрета...
И тогда плотный и влажный язык заполнял собой ямку вокруг пупка. С трудом
сдерживаемое вожделение вновь уступало место умиротворению и сладкому
опьянению...
Потом он вкрадчивым движением перевернул ее тело и своим жарким
языком принялся осыпать ласками ее круто-взбитую попу, все чаще обращаясь
к развилине между круглыми белыми взгорьями... Два пальца подкрались к
наморщенному анусу и приоткрыли его сжатый зев. В него ткнулся гибкий и
трепетный язык, от которого тотчас побежали по всем нервным центрам
воспаляющие волны сигналов. Эвелин не могла сдерживать вырывающиеся стоны,
она была во власти гипнотической силы, которая то погружала ее в кайф
хмельной дремоты, то возвращала к острой яви любовной игры.
Мужчина не позволял ей дотрагиваться до него. Он будто исполнял на ее
теле, как на диковинном инструменте, фантастическую симфонию, стремясь
добиться полной гармонии движений своих рук и отзывов всех ее органов
чувств. Когда его пальцы, словно перебирая струны, ластились к ложбинке
между ягодицами, а другая рука мягко ложилась на губы ее рта, к Эвелин
сквозь толщу наслоений многих лет пробивалось давно забытое ощущение
детства - вот точно так же кто-то, наверное, няня, ласковыми руками умел
прогнать ее ночные страхи, приголубить и успокоить...
Извиваясь под непрекращающимся дождем ласк колдовских рук, она уже
настраивалась под надвигающийся и такой желанный оргазм. Неудержимо
задвигались бедра, будто исполняя ритуальный танец, ритм которого все
убыстрялся. Все в ней сейчас стремилось к одной цели - ей необходимо было
кончить...
Темнокожий мужчина заметил это, его горячий рот прижался к
подрагивающим тайным устам Эвелин. Он сделал это как раз в нужный момент,
чтобы сразу принять от нее благодарность в виде молокоподобного флюида, от
которого рывками освобождалось ее изнуренное ожиданием и наконец
расслабляющееся тело...
Если в кишлаках путники чувствовали себя в полной безопасности, то
появляться в городах они избегали. В каждом городе находились англичане,
риск был слишком велик. Когда они добрались до Пешавара, то объехали его
стороной и повернули к Хайбару, от которого начиналась дорога, тянувшаяся
до самого Кабула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
и семьями господствовал принцип "око за око, зуб за зуб". Кровная месть
считалась здесь священной. Если, к примеру, убивали главу семьи, то делом
чести его наследников было разыскать и умертвить преступника. Правда,
бывали случаи, когда кровную месть можно было предотвратить, но при этом
надлежало заплатить огромный выкуп. Бывало, что несколько поколений одной
семьи должны были платить другой, пострадавшей много лет назад семье,
расплачиваясь за убийство, совершенное кем-нибудь из предков с
необузданным темпераментом, который принял неписанное обязательство отдать
колоссальную сумму за пролитую кровь.
Эвелин научилась уважать и религиозное рвение мусульман. Ее уже не
удивляло, что Абулшер и Имхет несколько раз в день, постелив свои
молитвенные коврики и обратившись лицом в сторону священной Мекки,
приступали к молитве-намазу, истово повторяя слова Магомета, обращенные к
великому Аллаху.
И все же, несмотря на экзотические прелести новой жизни, Эвелин
ощущала себя потерянной. Она сознавала, что ей никогда в жизни не удастся
по-настоящему постичь этих людей, так же как и они никогда не поймут ее.
Каждый раз, когда мужчины падали ниц и надолго затихали в молитвенном
экстазе, Эвелин чувствовала свое одиночество. Синие горы, возвышавшиеся со
всех сторон, усугубляли своим присутствием тоску одиночества... Все чаще
по ночам ей снились зеленые поля и морской берег, дубовые рощи и полевые
цветы, аккуратные дома с красными черепичными крышами...
Однажды вечером, когда они только что поужинали, Эвелин встала из-за
стола и направилась в комнату, отведенную для ночлега троим беглецам. Они
прибыли в очередной кишлак накануне и успели хорошо отдохнуть. Она
прилегла на кровать и закрыла глаза, прислушиваясь к звуку мужского пения,
доносившегося из соседнего дома. Она уже засыпала, когда отворилась дверь
и вошли Абулшер и Имхет.
Абулшер подошел к ней и сказал:
- Очил, мой брат нуждается в тебе.
Эвелин посмотрела на него с недоумением.
- Нуждается во мне?
- Да. Ты же знаешь - все, чем владеет Имхет, принадлежит и мне. И
наоборот, все мое является также его собственностью. Значит, ты тоже
принадлежишь ему.
С этими словами Абулшер вышел.
Эвелин лежала на постели в своем углу. Ее сердце было готово
выпрыгнуть из груди. Она с самого начала побаивалась этого странного
коренастого человека со свивающимися усами и горящими глазами цвета угля.
Неслышно ступая, Имхет приблизился к ней и, взяв за руку, поднял и
вывел на середину комнаты. Он ловко запустил свои руки под ее длинную
рубаху и развязал ткань, плотно стягивающую ее грудь. Потом спустил
шаровары и стянул через голову рубаху. Легко наклонив Эвелин, уложил ее на
пол. В животе у нее что-то сжалось... Бездонные черные жгучие глаза
гипнотизировали ее.
У этого коротышки оказались на редкость гибкие и нежные руки. С
кончиков его пальцев как будто соскакивали энергетические разряды... Он
лег рядом с ней, одна его рука занялась ее грудью, другая - бедрами.
Эвелин не представляла себе, что мужские руки могут быть такими... Они
поглаживали ее, чуть-чуть прихватывали и тут же отпускали, источая
беспрерывные ласки...
Этот человек умел в одно и то же время возбуждать и успокаивать.
Когда его нежнейшие пальцы ритмично пощипывали ее соски, Эвелин хотелось
закричать от прилива желания, но в следующую минуту она, как убаюканный
колыбельной песней ребенок, млела от прикосновений его жаркого языка,
повторявшего движения котенка, жадно лакавшего молоко. Лежа на спине,
широко разбросав ноги, зажмурив от наслаждения глаза, она отдавала себя
этим пальцам-победителям, полностью овладевшим ею... Иногда эти магические
пальцы становились такими легкими, что уподоблялись крыльям впорхнувшей в
окно ночной бабочки. Когда они кружились вокруг истомленных грудей, те
набухали еще и еще, грозя прорваться от неутоленных желаний... Потом они
подлетали к интимному естеству ее, каждый взмах их крыльев, едва
касавшихся уже распахнувшихся губ, распространял жгучие импульсы по всем
ее органам, заставлял ее лоно выбрасывать новую порцию густого секрета...
И тогда плотный и влажный язык заполнял собой ямку вокруг пупка. С трудом
сдерживаемое вожделение вновь уступало место умиротворению и сладкому
опьянению...
Потом он вкрадчивым движением перевернул ее тело и своим жарким
языком принялся осыпать ласками ее круто-взбитую попу, все чаще обращаясь
к развилине между круглыми белыми взгорьями... Два пальца подкрались к
наморщенному анусу и приоткрыли его сжатый зев. В него ткнулся гибкий и
трепетный язык, от которого тотчас побежали по всем нервным центрам
воспаляющие волны сигналов. Эвелин не могла сдерживать вырывающиеся стоны,
она была во власти гипнотической силы, которая то погружала ее в кайф
хмельной дремоты, то возвращала к острой яви любовной игры.
Мужчина не позволял ей дотрагиваться до него. Он будто исполнял на ее
теле, как на диковинном инструменте, фантастическую симфонию, стремясь
добиться полной гармонии движений своих рук и отзывов всех ее органов
чувств. Когда его пальцы, словно перебирая струны, ластились к ложбинке
между ягодицами, а другая рука мягко ложилась на губы ее рта, к Эвелин
сквозь толщу наслоений многих лет пробивалось давно забытое ощущение
детства - вот точно так же кто-то, наверное, няня, ласковыми руками умел
прогнать ее ночные страхи, приголубить и успокоить...
Извиваясь под непрекращающимся дождем ласк колдовских рук, она уже
настраивалась под надвигающийся и такой желанный оргазм. Неудержимо
задвигались бедра, будто исполняя ритуальный танец, ритм которого все
убыстрялся. Все в ней сейчас стремилось к одной цели - ей необходимо было
кончить...
Темнокожий мужчина заметил это, его горячий рот прижался к
подрагивающим тайным устам Эвелин. Он сделал это как раз в нужный момент,
чтобы сразу принять от нее благодарность в виде молокоподобного флюида, от
которого рывками освобождалось ее изнуренное ожиданием и наконец
расслабляющееся тело...
Если в кишлаках путники чувствовали себя в полной безопасности, то
появляться в городах они избегали. В каждом городе находились англичане,
риск был слишком велик. Когда они добрались до Пешавара, то объехали его
стороной и повернули к Хайбару, от которого начиналась дорога, тянувшаяся
до самого Кабула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37