Я говорю загадками?
– Это вы направили сюда полицию, – холодно проговорил доктор.
Я не ответил.
– Это вы позвонили и сообщили о смерти Клозена.
Я опять промолчал.
– Это вы звонили и спрашивали, знаю ли я Клозена. Я ответил, что нет.
– Это было не правдой.
– Я не обязан перед вами отчитываться, мистер Марлоу.
Я кивнул, достал сигарету и закурил. Доктор взглянул на свои часы, повернулся в кресле и выключил стерилизатор. Я поглядел на иглы. Масса игл. У меня как-то были осложнения с одним жителем Бэй-Сити, который стерилизовал массу игл.
– Куда их столько? – спросил я. – В гавань для яхт?
Доктор взял зловещего вида нож с серебряной рукояткой в форме обнаженной женщины. Уколол подушечку большого пальца. На ней выступила красная капелька. Подняв палец ко рту, он слизнул ее.
– Мне приятен вкус крови, – негромко сказал он.
Вдали открылась и закрылась дверь. Мы напряженно прислушались.
Донеслись удаляющиеся по парадному крыльцу дома шаги. Мы жадно ловили их звук.
– Мисс Уотсон ушла, – сказал доктор Лагарди. – Теперь здесь, кроме нас, никого нет.
Он обдумал это и снова лизнул большой палец. Затем осторожно положил нож на журнал регистрации пациентов.
– Да, – сказал он. – О гавани для яхт. Вы, конечно, подумали о близости Мексики. О том, как легко можно марихуану...
– Марихуану я, можно сказать, выбросил из головы, – перебил я и снова уставился на иглы. Он посмотрел в ту же сторону и пожал плечами.
– Почему их так много? – спросил я.
– Вас это не касается.
– Меня здесь ничто не касается.
– Однако вы, кажется, ждете ответов на свои вопросы.
– Я просто болтаю, – ответил я. – Тяну время, пока что-нибудь не стрясется. В этом доме что-то обязательно стрясется. Это «что-то» уже злобно глядит на меня изо всех углов.
Доктор Лагарди слизнул с большого пальца еще одну каплю крови.
Я сурово поглядел на него. Но проникнуть таким образом ему в душу не удалось. Он был спокоен, мрачен, подавлен, в глазах его можно было прочесть глубокое страдание. Однако, несмотря на это, он оставался любезным.
– Сказать вам, для чего эти иглы? – спросил я.
– Конечно. – Он снова взял длинный острый нож.
– Не надо, – резко сказал я. – От этого у меня по коже бегают мурашки.
Как от прикосновения к змее.
Доктор Лагарди положил нож и улыбнулся.
– Мы, кажется, отклонились от темы.
– Мы вернемся к ней. Об иглах. Года два назад меня привело в этот город одно дело, которое свело меня с доктором Элмором. Жил он на Элтейр-стрит.
У него была странная практика. Ночами он выходил из дому с большим контейнером шприцев. И с наркотиками. Странная практика. Пьяницы, богатые наркоманы, которых гораздо больше, чем кажется. Другими словами, все те, кто зашел так далеко, что уже не может обходиться без дозы. Люди, страдающие бессонницей, – все невротики, уже не владеющие собой. Им необходимо принимать таблетки и делать уколы в руку. Это приносит облегчение. Вскоре они уже не могут обходиться без этого. Недурной бизнес для врача. Элмор и был их врачом. Сейчас об этом можно говорить. Около года назад он скончался. От собственного лекарства.
– И вы думаете, что я мог унаследовать его практику?
– Кто-то унаследовал. Пока есть пациенты, есть и врачи.
Вид у доктора стал еще более изможденным.
– По-моему, вы осел, мой друг. Я не знал доктора Элмора. И у меня не та практика, которую вы ему приписываете. Что касается игл – просто, чтобы покончить с этим пустяком, – в наше время врачи постоянно пользуются ими, зачастую для таких безобидных целей, как инъекция витаминов. Притом иглы тупятся. А тупые, они причиняют боль. Поэтому на день их может потребоваться дюжина, а то и больше. Причем ни единой для наркотиков.
Доктор Лагарди медленно приподнял голову и взглянул на меня с застывшим презрительным выражением.
– Возможно, я ошибаюсь, – согласился я. – Вчера я унюхал у Клозена дым марихуаны, потом он звонил сюда и обращался к вам по имени – может быть, это привело меня к поспешному и ошибочному умозаключению.
– Мне приходилось иметь дело с наркоманами, – сказал доктор. – Как и всем врачам. Лечить их – пустая трата времени.
– Иногда они излечиваются.
– Наркоманов можно лишить зелья. В конце концов после многих страданий они способны обходиться и без него. Но это не излечение, мой друг. Не снятие нервных или эмоциональных изъянов, которые сделали их наркоманами.
Они становятся тупыми, бесцветными людьми, сидят на солнцепеке, вертят большими пальцами и умирают просто от скуки и душевной пустоты.
– Это очень спорная теория, доктор.
– Вы заговорили на эту тему. Я покончил с ней. Предлагаю другую.
Очевидно, вы заметили какую-то гнетущую, напряженную атмосферу, царящую в этом доме. Заметили, несмотря на свои нелепые зеркальные очки, которые вы теперь можете спокойно снять, – они вовсе не придают вам сходства с Кэри Грантом.
Я снял очки. Я совсем забыл о них.
– Здесь была полиция, мистер Марлоу. Некий лейтенант Мэглешен, расследующий убийство Клозена. Он будет рад познакомиться с вами.
Позвонить ему? Я уверен, что он вернется.
– Ну-ну, звоните, – ответил я. – Я просто заглянул сюда перед тем, как совершить самоубийство.
Доктор потянулся к телефону, но руку его, словно магнит, притянул нож для бумаг. Он снова взял его. Казалось, обходиться без ножа он не может.
– Этой штукой можно убить человека, – сказал я.
– Запросто, – ответил доктор и слегка улыбнулся.
– На полтора дюйма в затылок, точно посередине, прямо под затылочную кость.
– Пешня лучше, – сказал он. – Особенно спиленная, остро заточенная. Она не согнется. Но если не попасть в позвоночник, то большого вреда не причинишь.
– Значит, требуются кой-какие познания в медицине?
Достав полупустую пачку «Кэмел», я вытащил сигарету.
Доктор продолжал улыбаться. Очень слабо, чуть печально. Испуганные люди так не улыбаются.
– Они были бы кстати, – негромко уронил он. – Но любой более-менее сообразительный человек может овладеть этой техникой за десять минут.
– Оррин Квест два года был студентом-медиком, – заметил я.
– Я уже говорил вам, что не знаю этого человека.
– Да, говорили. Но я не очень-то поверил.
Доктор пожал плечами. И опять поглядел на нож.
– Мы прямо-таки приятели, – сказал я. – Сидим за столом и ведем разговоры. Словно у нас нет совершенно никаких забот. А ведь к вечеру мы оба будем в тюрьме.
Доктор снова приподнял брови. Я продолжал:
– Вы – потому, что Клозен обращался к вам по имени. Я – потому, что позволил себе вещи, которые не могут сойти с рук частному детективу. Я скрывал улики, сведения, трупы и не являлся со шляпой в руке к прекрасным неподкупным полицейским Бэй-Сити. Да, я конченый человек. Совершенно конченый. Но сегодня в воздухе стоит какой-то сильный запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Это вы направили сюда полицию, – холодно проговорил доктор.
Я не ответил.
– Это вы позвонили и сообщили о смерти Клозена.
Я опять промолчал.
– Это вы звонили и спрашивали, знаю ли я Клозена. Я ответил, что нет.
– Это было не правдой.
– Я не обязан перед вами отчитываться, мистер Марлоу.
Я кивнул, достал сигарету и закурил. Доктор взглянул на свои часы, повернулся в кресле и выключил стерилизатор. Я поглядел на иглы. Масса игл. У меня как-то были осложнения с одним жителем Бэй-Сити, который стерилизовал массу игл.
– Куда их столько? – спросил я. – В гавань для яхт?
Доктор взял зловещего вида нож с серебряной рукояткой в форме обнаженной женщины. Уколол подушечку большого пальца. На ней выступила красная капелька. Подняв палец ко рту, он слизнул ее.
– Мне приятен вкус крови, – негромко сказал он.
Вдали открылась и закрылась дверь. Мы напряженно прислушались.
Донеслись удаляющиеся по парадному крыльцу дома шаги. Мы жадно ловили их звук.
– Мисс Уотсон ушла, – сказал доктор Лагарди. – Теперь здесь, кроме нас, никого нет.
Он обдумал это и снова лизнул большой палец. Затем осторожно положил нож на журнал регистрации пациентов.
– Да, – сказал он. – О гавани для яхт. Вы, конечно, подумали о близости Мексики. О том, как легко можно марихуану...
– Марихуану я, можно сказать, выбросил из головы, – перебил я и снова уставился на иглы. Он посмотрел в ту же сторону и пожал плечами.
– Почему их так много? – спросил я.
– Вас это не касается.
– Меня здесь ничто не касается.
– Однако вы, кажется, ждете ответов на свои вопросы.
– Я просто болтаю, – ответил я. – Тяну время, пока что-нибудь не стрясется. В этом доме что-то обязательно стрясется. Это «что-то» уже злобно глядит на меня изо всех углов.
Доктор Лагарди слизнул с большого пальца еще одну каплю крови.
Я сурово поглядел на него. Но проникнуть таким образом ему в душу не удалось. Он был спокоен, мрачен, подавлен, в глазах его можно было прочесть глубокое страдание. Однако, несмотря на это, он оставался любезным.
– Сказать вам, для чего эти иглы? – спросил я.
– Конечно. – Он снова взял длинный острый нож.
– Не надо, – резко сказал я. – От этого у меня по коже бегают мурашки.
Как от прикосновения к змее.
Доктор Лагарди положил нож и улыбнулся.
– Мы, кажется, отклонились от темы.
– Мы вернемся к ней. Об иглах. Года два назад меня привело в этот город одно дело, которое свело меня с доктором Элмором. Жил он на Элтейр-стрит.
У него была странная практика. Ночами он выходил из дому с большим контейнером шприцев. И с наркотиками. Странная практика. Пьяницы, богатые наркоманы, которых гораздо больше, чем кажется. Другими словами, все те, кто зашел так далеко, что уже не может обходиться без дозы. Люди, страдающие бессонницей, – все невротики, уже не владеющие собой. Им необходимо принимать таблетки и делать уколы в руку. Это приносит облегчение. Вскоре они уже не могут обходиться без этого. Недурной бизнес для врача. Элмор и был их врачом. Сейчас об этом можно говорить. Около года назад он скончался. От собственного лекарства.
– И вы думаете, что я мог унаследовать его практику?
– Кто-то унаследовал. Пока есть пациенты, есть и врачи.
Вид у доктора стал еще более изможденным.
– По-моему, вы осел, мой друг. Я не знал доктора Элмора. И у меня не та практика, которую вы ему приписываете. Что касается игл – просто, чтобы покончить с этим пустяком, – в наше время врачи постоянно пользуются ими, зачастую для таких безобидных целей, как инъекция витаминов. Притом иглы тупятся. А тупые, они причиняют боль. Поэтому на день их может потребоваться дюжина, а то и больше. Причем ни единой для наркотиков.
Доктор Лагарди медленно приподнял голову и взглянул на меня с застывшим презрительным выражением.
– Возможно, я ошибаюсь, – согласился я. – Вчера я унюхал у Клозена дым марихуаны, потом он звонил сюда и обращался к вам по имени – может быть, это привело меня к поспешному и ошибочному умозаключению.
– Мне приходилось иметь дело с наркоманами, – сказал доктор. – Как и всем врачам. Лечить их – пустая трата времени.
– Иногда они излечиваются.
– Наркоманов можно лишить зелья. В конце концов после многих страданий они способны обходиться и без него. Но это не излечение, мой друг. Не снятие нервных или эмоциональных изъянов, которые сделали их наркоманами.
Они становятся тупыми, бесцветными людьми, сидят на солнцепеке, вертят большими пальцами и умирают просто от скуки и душевной пустоты.
– Это очень спорная теория, доктор.
– Вы заговорили на эту тему. Я покончил с ней. Предлагаю другую.
Очевидно, вы заметили какую-то гнетущую, напряженную атмосферу, царящую в этом доме. Заметили, несмотря на свои нелепые зеркальные очки, которые вы теперь можете спокойно снять, – они вовсе не придают вам сходства с Кэри Грантом.
Я снял очки. Я совсем забыл о них.
– Здесь была полиция, мистер Марлоу. Некий лейтенант Мэглешен, расследующий убийство Клозена. Он будет рад познакомиться с вами.
Позвонить ему? Я уверен, что он вернется.
– Ну-ну, звоните, – ответил я. – Я просто заглянул сюда перед тем, как совершить самоубийство.
Доктор потянулся к телефону, но руку его, словно магнит, притянул нож для бумаг. Он снова взял его. Казалось, обходиться без ножа он не может.
– Этой штукой можно убить человека, – сказал я.
– Запросто, – ответил доктор и слегка улыбнулся.
– На полтора дюйма в затылок, точно посередине, прямо под затылочную кость.
– Пешня лучше, – сказал он. – Особенно спиленная, остро заточенная. Она не согнется. Но если не попасть в позвоночник, то большого вреда не причинишь.
– Значит, требуются кой-какие познания в медицине?
Достав полупустую пачку «Кэмел», я вытащил сигарету.
Доктор продолжал улыбаться. Очень слабо, чуть печально. Испуганные люди так не улыбаются.
– Они были бы кстати, – негромко уронил он. – Но любой более-менее сообразительный человек может овладеть этой техникой за десять минут.
– Оррин Квест два года был студентом-медиком, – заметил я.
– Я уже говорил вам, что не знаю этого человека.
– Да, говорили. Но я не очень-то поверил.
Доктор пожал плечами. И опять поглядел на нож.
– Мы прямо-таки приятели, – сказал я. – Сидим за столом и ведем разговоры. Словно у нас нет совершенно никаких забот. А ведь к вечеру мы оба будем в тюрьме.
Доктор снова приподнял брови. Я продолжал:
– Вы – потому, что Клозен обращался к вам по имени. Я – потому, что позволил себе вещи, которые не могут сойти с рук частному детективу. Я скрывал улики, сведения, трупы и не являлся со шляпой в руке к прекрасным неподкупным полицейским Бэй-Сити. Да, я конченый человек. Совершенно конченый. Но сегодня в воздухе стоит какой-то сильный запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61