— Что же, тогда не обессудь, растрезвоню гложущую меня тайну повсюду — все, о чем знаю, а знаю я, уж поверь, немало. Выкричусь на весь белый свет, где придётся — в кино, в набитом трамвае, на каждом перекрёстке!
— Да тебя тут же изолируют, не успеешь и рта раскрыть!..
— Возможно, но тогда я непременно сошлюсь на тебя, как на источник информации. И пускай докажут, что я вру…
"А ведь и впрямь шантажистка, да ещё опасная для общества”, — подивилась я себе в наступившей паузе. В трубке молчали — видно, мой разъярённый собеседник боролся с удушьем. Не дошло бы до апоплексического удара…
— Ну ладно, — покладисто уступила я. Буду молчать как рыба, только намекни хотя бы, кто твоим детищем сейчас пользуется. Я ведь не с кондачка болтаю, поверь, идёт какая-то серьёзная возня…
— Хорошо, — неожиданно согласился он — Но это не телефонный разговор. Давай условимся на завтра, попробую выкроить время.
— Фиг тебе, — непреклонно отрезала я. Завтра ты меня захлопнешь в капкан. Если встречаться, то сегодня.
Он ответил не сразу, видимо, взвешивая ситуацию.
— Договорились. Где увидимся?
— На лавочке в парке Дрешера, у троллейбусной остановки. Через десять минут. — Я ехидно усмехнулась. — Если тебя через десять минут не будет, ухожу, не дожидаясь, и разворачиваю рекламную кампанию…
Все с той же ехидной усмешечкой я положила трубку рядом с аппаратом, заблокировав ему связь с внешним миром. За это время он не успеет ни позвонить из автомата, ни куда-нибудь заехать, на десять минут мне гарантирована безопасность.
Я не отдавала себе отчёта в пагубности своего поведения. В том состоянии одержимости, которое мной овладело, для меня уже не было ничего невозможного. Каких только глупостей не натворишь ради блага отечества!
Встретившись со мной в парке Дрешера, мой конфидент даже не нашёл в себе сил поздороваться… Оглядев меня с невыразимым отвращением, закурил и сказал:
— Блокада тебе не поможет. Я тебя и завтра из-под земли достану.
— Если сохранишь хоть каплю здравого смысла, завтра мне скажешь спасибо. Вот послушай… Только для начала учти: я знаю, какое ведомство опекало на первых порах операцию, знаю, в чем она заключалась, где проводились эксперименты, и со всей ответственностью заявляю: моё дело сторона. Меня интересует другое: в чьи руки это попало и кто этим манипулирует незаконно.
— Ничего тут незаконного нет, все в руках божиих, то есть того самого ведомства. С чего тебе втемяшился такой бред?
Колебалась я недолго. Ничего не оставалось, как рассказать ему правду. Почти всю.
— Каким образом, черт подери, они вышли на твой телефон?!
— Не знаю, — твёрдо сказала я. — Меня это не интересует.
Теперь он помолчал в нерешительности.
— Произошла какая-то чудовищная накладка. Слушай же…
И я стала слушать. Все, о чем он рассказывал, ничего мне не объясняло. Операция “Скорбут” абсолютно законна? Осуществляется государственными службами, уполномоченными на то людьми, а вовсе не бандитской шайкой?
— Какого же беса они так законспирировались? — не сдавалась я в полном отчаянии.
— Чего тут непонятного? По-твоему, глубоко засекреченные испытания, проходящие по ведомству военной разведки, надо выставлять на всеобщее обозрение?
— Все равно концы с концами не сходятся. Послушал бы ты, что они говорили! Таились, нервничали, что кто-то их обнаружит, раскроет… Кто?! Зачем?
— А тебе прямо позарез надо знать? — помолчав, хмуро буркнул мой собеседник.
— Надо. Мне все это крайне подозрительно. Он снова помолчал, дымя сигаретой и явно борясь с сомнениями. Собственно, до сих пор он мне не сказал ничего такого, чего я и сама не знала. Но сейчас, чуяло моё сердце, сейчас он откроет мне нечто такое, отчего у меня волосы встанут дыбом.
— Ладно. Все равно ты уже знаешь больше, чем следовало бы, хуже не будет. Слушай же…
Я слушала с замиранием сердца и неприятной тяжестью на душе. Все детали головоломки идеально укладывались одна к одной. В лоне почтеннейшего правоохранительного ведомства завёлся, образно говоря, микроб предательства. Среди высокопоставленных лиц, наделённых неограниченным государственным доверием, нашёлся ренегат, сотрудничавший с иностранной разведкой, который покушался выкрасть изобретение. При нем существовала неуловимая агентурная сеть, действовавшая на пагубу народной нашей республике. От этой вражьей силы и пришлось таиться…
Ренегат на высоком посту…
— Почему же их всех не пересажали, почему цацкались, доводя меня до нервного расстройства? — с горечью спросила я.
— Потому что не было стопроцентной уверенности насчёт личности предателя, да и на агентуру следовало выйти. Риск был, конечно, велик, пришлось обставлять испытания так, чтобы не допустить утечки информации и в то же время не вспугнуть их проволочками и чрезмерными предосторожностями. Но другого способа разрешить ситуацию не предвиделось. Подозреваемый, как я понимаю, имел такой высокий статус, что требовалось стопроцентное попадание; случись какая накладка, заварился бы жуткий скандал. Ну и все труды контрразведки пошли бы насмарку…
— И кем же этот ренегат оказался?
— Понятия не имею. Думаю, посвящены в это человека два-три.
— Как же ты можешь не знать, если участвовал в испытаниях? От кого конкретно вы таились?
— Ото всех. В курс дела ввели только нескольких верных людей, остальных держали под подозрением. Да я непосредственно в акции почти не участвовал, сдал свои разработки на первой стадии, а дальше уже весь воз тянул другой.
Я молчала, пытаясь справиться с сумятицей в душе, а больше всего с мучительным огорчением. Выходит, я до последнего питала какую-то надежду? Ведь ясно было, что это преступник…
— Получается, ты была не так уж далека от истины, — признал он с кислой миной. — Представляешь себе хотя бы, что тебе может грозить за разглашение такой информации?
— Представляю. А чем я для них была? Базой данных?
— Чем-то в этом роде. Существовал один телефон, по которому следовало передавать всякие сведения. Каким чудом телефон оказался твоим, не понимаю.
Зато я понимала, а толку-то.
— Кто в вашей потехе участвовал? — спросила я без малейшей надежды. — Назови все фамилии, какие знаешь. Чего уж скрывать, мне и так почти все известно. Хуже, сам говоришь, не будет.
— Фамилий не знаю, мне мало кто представлялся. Знаком всего с несколькими. С теми, кто вёл со мной официальные переговоры, с двумя сотрудниками по начальной разработке и со своим преемником, к которому перешли все дела. Толковый мужик, с головой…
Названные им фамилии мне ничего не сказали. К преемнику, раз он был в его вкусе, я сразу почувствовала антипатию… Да и вообще мне вдруг все опротивело.
— Ну так как, собирать мне завтра вещички в кутузку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47