- Да нет. Под нами студеное бесформенное течение, с тонкой затвердевшей
корочкой. Если корочка треснет, нам не выбраться из слизистых объемов, и
быть нам среди обтекаемых спящих организмов.

Она пожала плечами и пошла обратно.

Всю дорогу я продолжал уныло молчать, слабовольно откладывая на потом
решительное признание. Я делил оставшееся до расставания время на равные
промежутки (их оказалось семь), рассчитывая воспользоваться третьим или
четвертым. Но промежутки таяли, и незаметно, у плоского кирпичного отвеса с
надписью "Булочная", наступил седьмой.

- Мне пора, - едва остановившись среди воздушных волнорезов, она собралась
уже уйти.

Господи, ведь она действительно сейчас уйдет. Мы расстаемся, даже не
договорившись о следующей встрече (видите, я уже стал рассчитывать на
следующий раз), а что буду делать я? Опять месяцами готовить снасти и
дожидаться своего часа?

- Хорошо, - сказал я и посмотрел на часы. - Вам действительно пора.

Она повернулась и уже наполовину скрылась в темноте.

- Вам скучно со мной? - я попытался растянуть седьмой промежуток и ступил в
полутень.

- Иногда очень, - не останавливаясь, с убийственной прямотой говорила она. -
Вначале мне даже было интересно. Встреча в плоском безбрежном пространстве
- это было свежо, но теперь я поняла, что у вас такой вычурный стиль.
Как-то не остроумно называть речку студеным бесформенным течением, рыб -
обтекаемыми спящими организмами, а обычные машины - каплеобразными телами.
Нужно чаще менять регистры, - посоветовала она напоследок, захлопнув передо
мной дверь.

Я стоял как ошпаренный. Какая наглость, девчонка, кукла, учить меня, как
менять регистры. Глупое, высокомерное ватное тело! Откуда ей знать, что
весь мир - это аэродинамическая труба?

Злое раздраженное самочувствие могло быть исправлено лишь одним последним
средством. Я вернулся домой, тихо, не касаясь выключателей, пробрался в
дальнюю комнату, аккуратно, как это делают смотрители музеев, задернул
шторы и выдвинул на середину стола свое сокровище. Смахнув плюшем толстый
слой пыли, подслеповато приблизился к стеклянной крышке. В теплом свете
настольной лампы, поблескивая нержавеющими игольными ушками, выстроилась
моя коллекция. О, как давно я вас не ласкал своим исследовательским взором,
я бросил вас, забыл, почти предал. Простите, безмолвные свидетели моего
мастерства. Пусть вы сейчас мертвы и неподвижны, как истины, установленные
человечеством, пусть тело ваше проколото, как у обычных бабочек, пусть. Но
я-то знаю, помню неопределенный вчерашний день, помню, как сладко замирали
наши души в странном зыбком предчувствии еще не разгаданной и еще не
разгадавшего. Я приподнял крышку и осторожно провел ладонью, едва задевая
волоконца первого ряда. Потом второго, третьего... Сердце мое
успокаивалось, как будто я поглаживал верного пса. И вдруг острая боль
пронзила подушечку безымянного пальца. Я отдернул руку и обнаружил пустое,
не занятое тополиной пушинкой место. Собрание не полно, в нем не достает
лучшего экземляра, а место уже приготовлено. Черт! Со звоном захлопнулась
крышка, я судорожно прижал сочившуюся из пальца кровь.

Снова накатило отвратительное состояние нашего прощания. Она не приняла
моей игры. У нас мог быть общий праздник для двоих, праздник самой длинной
ночи, о котором никто, кроме нас, не подозревал. Это очень важно, обладать
тайным знанием. Тем более, таким многозначительным - день самой длинной
ночи. Она не захотела стать моим сообщником. Неужели это поражение? Еще
недавно, встречая и провожая ее на краю поля зрения, я самонадеянно
усмехался, впоминая о заготовленном для нее месте в ящике со стеклянной
крышкой. Да, самое страшное в нашем деле - это переоценка своих
возможностей. Прошло две встречи, а я по-прежнему ничего о ней не знаю.
Неужели она так увертлива, или я по-просту боюсь что-либо узнать о ней?
Может быть, она сомнамбула? Замкнутая, влюбленная (естественно, не в меня)
сомнамбула. Нет, не может быть - иначе зачем она вообще встречалась со
мной? Зачем в холод гуляла со мной в пустынном загородном месте, по тонкому
льду замершей реки? Быть может, она пыталась по-просту убить время? Быть
может, она кого-то ждет и ищет себе приключений, чтобы скоротать время?

Не было сил терпеть дальше эту "сладкую неопределенность" и я дрожащей от
волнения рукой набрал ее номер, приготовившись говорить с кем угодно.

- Это опять я, - млея от ее голоса, бухнул в трубку.

- Да, я слушаю, - она снова говорила со мной приветливо, будто ожидала
моего звонка.

- Вы можете говорить?

Она рассмеялась.

- Странный вопрос.

Или она притворяется, или у нее действительно никого нет. А если нет, то
зачем мы расстались?

- Але, але, - маскируя сомнения, я закричал в трубку.

- Да, да, я слушаю внимательно. Мне интересно, что вы скажете на этот раз.

- Странно, когда мы расставались, мне показалось, вам неинтересно со мной
разговаривать.

- У меня изменилось настроение, и вообще, приятно знать, что произойдет
дальше.

- Как это? - я опешил.

- Ну, у вас был такой вид, там в подъезде, что я решила - непременно
сегодня позвонит.

У меня перехватило дыхание.

- Эй, что вы там молчите и дышите?

- Мы могли бы встретиться завтра. - Я выпустил воздух.

- Завтра я не могу.

- Почему? - я почти возмутился.

- Не могу и все.

- А послезавтра?

- Не знаю.

Больше не было сил терпеть неопределенность, и я спросил напрямик:

- Да вы хотите со мной увидеться?

Она сделала длинную паузу и ответила тем же.

- А вы?

Она издевается? Интересно, зачем бы я звонил, если бы не хотел ее видеть
каждую минуту, вчера, сегодня, завтра, всегда (и добавил в скобках: под
стеклом).

- Я бы не хотел быть навязчивым.

- Хорошо, я вас избавляю от тяжких мук, до свидания. - Невозмутимым
голосом она закончила разговор и положила трубку.

Через два дня, в уютном загородном кафе мы предавались общению в легкой
незамысловатой форме. Сентиментальная десятилетней давности музыка навевала
ностальгические мысли, и моя красавица с грустью вспоминала картинки из
своего детства. Это было добрым знаком, и я, затаив дыхание, следил за ее
грациозными движениями, лишь изредка вставляя короткие междометия. Речь шла
о какой-то кошке или собаке, которая была очень доверчива и постоянно
попадала в разные смешные истории. По отдельным, ничего не значащим для
несмышленого наблюдателя легким штрихам, восстанавливался острый
критический ум и упрямый, даже я бы сказал, сильный характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14