Теперь понял?
– Да, баас. Как я уже сказал, баас стал вдруг очень умным. Но баас упустил из виду один пустяк: допустим, что я благополучно доберусь до лодки. Как я заставлю этих трусов грести за вами к пристани? А вдруг они побоятся, баас, и заявят, что это против обычая или что там их схватит Хоу-Хоу, или еще что-нибудь в том же духе?
– Ты их попросишь добром, Ханс, а если они не послушаются, тогда ты предоставишь слово своему «кольту». Но надеюсь, в этом не возникнет необходимости: Иссикор сам захочет отнять Сабилу у Хоу-Хоу. А теперь все улажено, и я ложусь спать. Советую тебе сделать то же. Нам предстоит бессонная ночь. Только сперва возьми вон ту циновку и накрой ею вонючий веник проклятого Зикали – чтоб ему пусто было! Послать людей на такое дельце!
– Все уладится! – с внутренней иронией проговорил я про себя, лежа в постели. Успех нашего отчаянного предприятия зависел от цепи гипотез, такой длинной, как отсюда до Кейптауна. Невольно вспоминалась старая поговорка:
Если бы да кабы,
Да росли во рту бобы,
То был бы то не рот,
А целый огород.
Если лодка приедет; если она станет дожидаться поблизости; если Хансу удастся незаметно к ней подплыть; если его пустят в лодку; если он уговорит суеверных вэллосов подъехать к пристани и забрать нас; если не откроется наша проделка с порохом; если порох благополучно взорвется и разрушит шлюз; если мы сможем отвязать Сабилу от столба; если она не устроит истерики; если негодяи-жрецы не перережут нам глотки во время всех этих операций; и двадцать прочих «если» – тогда, может быть, «все уладится». Однако, положившись, по обыкновению, на судьбу, я помолился и решил, что пора уснуть – я, к счастью, могу спать в любое время и при любых обстоятельствах. Без этого таланта я бы давно помер.
Меня разбудил приход Драманы. Было уже совсем темно. Я взглянул на часы, оказалось – одиннадцатый час.
– Что же ты не разбудил меня раньше? – сказал я Хансу.
– А что пользы было будить вас, баас? Скучно мотаться без дела, когда нечем промочить горло.
Так он оправдывался, а на самом деле просто крепко спал, как и я. Однако я был рад, что избавился от нескольких часов томительного ожидания.
Теперь я решился рассказать Драмане все. В этой женщине было нечто такое, что внушало к ней доверие.
Она выслушала и пристально глядела на меня, пораженная смелостью моего замысла.
– Все это, может быть, кончится благополучно, – сказала она наконец, – но следует опасаться колдовства жрецов, которое открывает им то, чего глаза не видят.
– Я тоже колдун, – возразил ваш покорный слуга.
– И еще одно обстоятельство, – продолжала она. – Мы не можем пройти к каменным воротам, которые вы хотите разрушить. Согласно приказанию, я вернула Дэче кошель с ключами. Жрецы еще раз ходили в сарай удостовериться, что ворота прочно закреплены. Дверь крепко заперта, вам ее не открыть.
Я был ошеломлен. Про ключ я и не подумал. И вдруг я услышал сдавленное идиотское хихиканье Ханса.
– Что смеешься, осел? – закричал я. – Разве время смеяться, когда все наши планы проваливаются?
– Нет, баас, то есть – да, баас. Видите ли, баас, я предугадал, что может случиться что-нибудь в этом роде, и на всякий случай вынул ключ из мешка госпожи Драманы и подменил его камнем того же веса. Вот он, – и Ханс извлек из кармана увесистый архаический ключ.
– Ты поступил мудро. Но ты сказала, Драмана, что жрецы еще раз заходили в сарай. Как же они вошли без ключа? – спросил я.
– Господин, имеется два ключа. Один хранится у того, кто носит титул Стражника Ворот. Согласно присяге, он весь день носит его у пояса и спит с ним ночью. А мне дал свой ключ верховный жрец, у которого имеются все ключи, чтобы он мог прийти с дозором куда и когда захочет. Но он это редко делает.
– Прекрасно. У тебя есть какие-нибудь новости, Драмана?
– Да, господин. На Совете постановили принести в жертву Хоу-Хоу тебя и твоего спутника. Это подачка Волосатому Народу – они узнали, кто убил их соплеменницу, и заявили, что если вас оставят в живых, то они не пойдут на войну с вэллосами. Вероятно, и меня принесут в жертву вместе с вами.
– Вот как? – промолвил я, подумав про себя, что теперь могу с чистой совестью топить всю эту сволочь и угостить предусмотрительных любителей приносить жертвы хорошей дозой их собственного лекарства. С этого момента я стал безжалостен, как сам Ханс.
Теперь стало ясно, почему с нами обходились с такой учтивостью и разрешали осматривать все, что нас заинтересует. Это делалось, чтобы усыпить в нас подозрения.
Мы принялись за ужин, за которым Драмана обмолвилась случайно, что было постановлено украсть у нас оружие, «изрыгающее огонь», чтобы вернее нас схватить. Надо было действовать безотлагательно.
Я ел сколько влезет, исходя из того, что еда придает силу; тоже делал и Ханс. Драмана принесла нам туземной наливки, и я не отказался от выпивки, считая, что умеренная доза алкоголя будет нам обоим на пользу, в особенности же Хансу, которому предстояла холодная ванна.
Поужинав, мы упаковали как можно удобнее наш небольшой багаж. Половину я дал нести Драмане. Ханс же нес только револьвер и вязанку вонючих веток, которая при плавании должна была служить ему поддержкой и прикрытием.
Было около одиннадцати часов, когда мы двинулись в путь, накинув на головы антилопьи шкуры с наших постелей, чтобы по возможности походить на этих животных.
Глава XIII. Страшная ночь
Проливной дождь перешел в изморось. Густой туман стлался по полям и над озером, благоприятствуя нашему бегству. Даже ни одна собака не залаяла на нас, ибо те немногие представители этих животных, какие имелись на острове, из-за холода и сырости все спали в домах. Но сквозь туман сияла с ясного неба большая полная луна, предвещающая перемену погоды.
Никем не замеченные, достигли мы шлюзного канала и, к своему удивлению, нашли дверь незапертой. Приписав это недосмотру жрецов, мы тихо вошли и прикрыли за собой дверь. Затем я зажег свечу, поднял ее над головой и отступил, пораженный ужасом: над каналом сидел человек с длинным копьем в руке.
Пока я недоумевал, что мне делать, и глядел на стража, полусонного и, видимо, еще более напуганного, чем я сам, Ханс со свойственной дикарю быстротой действий положил конец моим раздумьям. Как леопард, прыгнул он на врага. Я услышал удар ножа, и в следующее мгновение отблеск свечи упал на торчащие из воды пятки. Человек исчез навсегда – по крайней мере из нашей жизни.
– Что это значит? Ты говорила, что здесь никого не будет! – свирепо закричал я на Драману, заподозрив ловушку.
Она упала на колени, подумав, должно быть, что я ее собираюсь убить копьем стражника, которое я поднял с земли, и ответила:
– Господин, я не знаю. Должно быть, у жрецов появились подозрения и они выставили стражу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Да, баас. Как я уже сказал, баас стал вдруг очень умным. Но баас упустил из виду один пустяк: допустим, что я благополучно доберусь до лодки. Как я заставлю этих трусов грести за вами к пристани? А вдруг они побоятся, баас, и заявят, что это против обычая или что там их схватит Хоу-Хоу, или еще что-нибудь в том же духе?
– Ты их попросишь добром, Ханс, а если они не послушаются, тогда ты предоставишь слово своему «кольту». Но надеюсь, в этом не возникнет необходимости: Иссикор сам захочет отнять Сабилу у Хоу-Хоу. А теперь все улажено, и я ложусь спать. Советую тебе сделать то же. Нам предстоит бессонная ночь. Только сперва возьми вон ту циновку и накрой ею вонючий веник проклятого Зикали – чтоб ему пусто было! Послать людей на такое дельце!
– Все уладится! – с внутренней иронией проговорил я про себя, лежа в постели. Успех нашего отчаянного предприятия зависел от цепи гипотез, такой длинной, как отсюда до Кейптауна. Невольно вспоминалась старая поговорка:
Если бы да кабы,
Да росли во рту бобы,
То был бы то не рот,
А целый огород.
Если лодка приедет; если она станет дожидаться поблизости; если Хансу удастся незаметно к ней подплыть; если его пустят в лодку; если он уговорит суеверных вэллосов подъехать к пристани и забрать нас; если не откроется наша проделка с порохом; если порох благополучно взорвется и разрушит шлюз; если мы сможем отвязать Сабилу от столба; если она не устроит истерики; если негодяи-жрецы не перережут нам глотки во время всех этих операций; и двадцать прочих «если» – тогда, может быть, «все уладится». Однако, положившись, по обыкновению, на судьбу, я помолился и решил, что пора уснуть – я, к счастью, могу спать в любое время и при любых обстоятельствах. Без этого таланта я бы давно помер.
Меня разбудил приход Драманы. Было уже совсем темно. Я взглянул на часы, оказалось – одиннадцатый час.
– Что же ты не разбудил меня раньше? – сказал я Хансу.
– А что пользы было будить вас, баас? Скучно мотаться без дела, когда нечем промочить горло.
Так он оправдывался, а на самом деле просто крепко спал, как и я. Однако я был рад, что избавился от нескольких часов томительного ожидания.
Теперь я решился рассказать Драмане все. В этой женщине было нечто такое, что внушало к ней доверие.
Она выслушала и пристально глядела на меня, пораженная смелостью моего замысла.
– Все это, может быть, кончится благополучно, – сказала она наконец, – но следует опасаться колдовства жрецов, которое открывает им то, чего глаза не видят.
– Я тоже колдун, – возразил ваш покорный слуга.
– И еще одно обстоятельство, – продолжала она. – Мы не можем пройти к каменным воротам, которые вы хотите разрушить. Согласно приказанию, я вернула Дэче кошель с ключами. Жрецы еще раз ходили в сарай удостовериться, что ворота прочно закреплены. Дверь крепко заперта, вам ее не открыть.
Я был ошеломлен. Про ключ я и не подумал. И вдруг я услышал сдавленное идиотское хихиканье Ханса.
– Что смеешься, осел? – закричал я. – Разве время смеяться, когда все наши планы проваливаются?
– Нет, баас, то есть – да, баас. Видите ли, баас, я предугадал, что может случиться что-нибудь в этом роде, и на всякий случай вынул ключ из мешка госпожи Драманы и подменил его камнем того же веса. Вот он, – и Ханс извлек из кармана увесистый архаический ключ.
– Ты поступил мудро. Но ты сказала, Драмана, что жрецы еще раз заходили в сарай. Как же они вошли без ключа? – спросил я.
– Господин, имеется два ключа. Один хранится у того, кто носит титул Стражника Ворот. Согласно присяге, он весь день носит его у пояса и спит с ним ночью. А мне дал свой ключ верховный жрец, у которого имеются все ключи, чтобы он мог прийти с дозором куда и когда захочет. Но он это редко делает.
– Прекрасно. У тебя есть какие-нибудь новости, Драмана?
– Да, господин. На Совете постановили принести в жертву Хоу-Хоу тебя и твоего спутника. Это подачка Волосатому Народу – они узнали, кто убил их соплеменницу, и заявили, что если вас оставят в живых, то они не пойдут на войну с вэллосами. Вероятно, и меня принесут в жертву вместе с вами.
– Вот как? – промолвил я, подумав про себя, что теперь могу с чистой совестью топить всю эту сволочь и угостить предусмотрительных любителей приносить жертвы хорошей дозой их собственного лекарства. С этого момента я стал безжалостен, как сам Ханс.
Теперь стало ясно, почему с нами обходились с такой учтивостью и разрешали осматривать все, что нас заинтересует. Это делалось, чтобы усыпить в нас подозрения.
Мы принялись за ужин, за которым Драмана обмолвилась случайно, что было постановлено украсть у нас оружие, «изрыгающее огонь», чтобы вернее нас схватить. Надо было действовать безотлагательно.
Я ел сколько влезет, исходя из того, что еда придает силу; тоже делал и Ханс. Драмана принесла нам туземной наливки, и я не отказался от выпивки, считая, что умеренная доза алкоголя будет нам обоим на пользу, в особенности же Хансу, которому предстояла холодная ванна.
Поужинав, мы упаковали как можно удобнее наш небольшой багаж. Половину я дал нести Драмане. Ханс же нес только револьвер и вязанку вонючих веток, которая при плавании должна была служить ему поддержкой и прикрытием.
Было около одиннадцати часов, когда мы двинулись в путь, накинув на головы антилопьи шкуры с наших постелей, чтобы по возможности походить на этих животных.
Глава XIII. Страшная ночь
Проливной дождь перешел в изморось. Густой туман стлался по полям и над озером, благоприятствуя нашему бегству. Даже ни одна собака не залаяла на нас, ибо те немногие представители этих животных, какие имелись на острове, из-за холода и сырости все спали в домах. Но сквозь туман сияла с ясного неба большая полная луна, предвещающая перемену погоды.
Никем не замеченные, достигли мы шлюзного канала и, к своему удивлению, нашли дверь незапертой. Приписав это недосмотру жрецов, мы тихо вошли и прикрыли за собой дверь. Затем я зажег свечу, поднял ее над головой и отступил, пораженный ужасом: над каналом сидел человек с длинным копьем в руке.
Пока я недоумевал, что мне делать, и глядел на стража, полусонного и, видимо, еще более напуганного, чем я сам, Ханс со свойственной дикарю быстротой действий положил конец моим раздумьям. Как леопард, прыгнул он на врага. Я услышал удар ножа, и в следующее мгновение отблеск свечи упал на торчащие из воды пятки. Человек исчез навсегда – по крайней мере из нашей жизни.
– Что это значит? Ты говорила, что здесь никого не будет! – свирепо закричал я на Драману, заподозрив ловушку.
Она упала на колени, подумав, должно быть, что я ее собираюсь убить копьем стражника, которое я поднял с земли, и ответила:
– Господин, я не знаю. Должно быть, у жрецов появились подозрения и они выставили стражу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45