Однако их не свергают. Я спросил Симбри почему, ведь их всего горсточка, но он только вздернул плечами и ответил, что местные жители лишены честолюбия. К тому же наша хозяйка Хания – последняя из прямой линии правителей, у ее мужа, двоюродного брата, меньше царской крови в жилах, поэтому народ привязан больше всего к ней.
Как это часто бывает со смелыми красивыми женщинами, она пользуется особой популярностью, тем более что справедлива и очень щедра по отношению к беднякам. А бедняков много, потому что страна перенаселена, чем и объясняется необыкновенно тщательная обработка земли. Помимо всего прочего, они верят, что она достаточно умна и смела, чтобы защитить их от постоянных нападений горных племен, разоряющих их поля и похищающих стада. Единственная причина их недовольства – что у нее нет детей, которые могли бы стать правителями, и в случае ее смерти, как уже было после кончины ее отца, разгорится борьба за престол.
– Да, – многозначительно добавил Симбри, краешком глаза поглядывая на Лео, – люди открыто выражают надежду на смерть притесняющего их Хана, которого они ненавидят; в этом случае Хания, пока она еще молода, могла бы взять себе другого мужа. Хотя он и безумен, Хан это знает, потому-то он так ревнует ее ко всем, кто смеет на нее смотреть; да и вы сами сегодня видели, как он расправляется с ними. Рассен считает, что, если кому-нибудь удастся добиться ее милости, он обречен на смерть.
– Может быть, он сильно привязан к жене? – предположил я шепотом.
– Может быть, – ответил Симбри, – но она не любит его и никого другого из них. – И он обвел взглядом трапезную.
Сидевшие за столом мужчины и впрямь не отличались привлекательностью, почти все они захмелели, и даже женщины были не слишком трезвы. Особенно неприятно было смотреть на самого Хана: откинувшись на спинку стула, он что-то зычно выкрикивал о своей охоте. Одна из хорошеньких подруг обнимала его рукой за шею, другая подносила вино в золотом кубке; он уже успел забрызгать свою белую одежду.
Как раз в эту минуту Атене оглянулась, увидела его, и на ее прекрасном лице появилось выражение ненависти и презрения.
– Посмотри, – сказала она Лео, – посмотри на спутника моей жизни и узнай, что это такое – быть Ханией Калуна.
– Почему бы тебе не очистить двор? – спросил он.
– Потому что тогда, господин, двора не останется. Свинья любит грязь, а эти мужчины и женщины, живущие трудом простого народа, любят вино и убогую роскошь. Ну что ж, конец близок, такая жизнь убивает их, у них мало детей, дети слабые и болезненные, ибо их древняя кровь разжижилась, все больше застаивается. Но вы устали, пора отдыхать. Завтра мы поедем все вместе. – И, позвав начальника стражи, она приказала ему отвести нас в наши спальни.
Мы вместе с Симбри поднялись, поклонились ей и направились к двери. Она стояла, глядя нам вслед, величественная, трагическая фигура среди этого всеобщего беспутства. Хан поднялся тоже, он был достаточно хитер, чтобы догадаться о происходящем.
– Вам не нравится наше веселье? – крикнул он. – А почему бы нам не веселиться, если мы даже не знаем, долго ли нам осталось жить? Ты, Желтая Борода, не позволяй Атене глядеть на тебя такими глазами. Говорю тебе, она моя жена, и, если ты будешь ее поощрять, мне придется натравить на тебя своих псов.
При этой пьяной выходке придворные громко загоготали; Симбри схватил Лео за руку и быстро вывел из трапезной.
– Друг, – сказал Лео, – этот ваш Хан угрожает мне смертью.
– Не бойся, мой господин, – ответил Хранитель, – пока тебе не угрожает Хания, твоя жизнь в безопасности. Истинная повелительница этой страны – она, а я здесь второй по старшинству.
– Тогда прошу тебя, – сказал Лео, – сделай так, чтобы я был подальше от этого пропойцы; имей в виду: если на меня нападут, я буду защищаться.
– Кто осудит тебя за это? – ответил Симбри с одной из своих медленных, таинственных улыбок.
Расставшись с Симбри, мы составили обе наши кровати в одну спальню, и сразу же крепко уснули, ибо очень устали; проснулись мы уже утром от лая этих отвратительных псов-палачей: псарня была рядом и в это время их как раз кормили.
В городе Калун нам было суждено провести три мучительно долгих месяца; это было едва ли не самое неприятное время в нашей жизни. По сравнению с пребыванием здесь наши бесконечные скитания по снегам и пескам Центральной Азии были просто увеселительными прогулками, а наша жизнь в монастыре за горами – райским блаженством. Подробно описывать это время – и нудно и бесполезно; поэтому я расскажу лишь о наиболее важных событиях.
На другое утро после нашего прибытия Хания Атене прислала двух прекрасных белых скакунов чистой древней породы. Сначала она показала нам псарню, где держали псов-палачей: конуры, большие мощеные дворы, обнесенные решетчатыми оградами, с запираемыми на замок калитками. Никогда еще не видел я таких огромных яростных собак; по сравнению с ними тибетские мастифы – просто болонки. Они были черно-рыжие, гладкошерстные и с мордами ищеек и, едва завидев нас, начинали бросаться на железные прутья с тем же неистовством, с каким штормовые волны накатывают на скалы.
Выращивали и натаскивали их потомственные псари. Псы охотно повиновались им и Хану, но не подпускали к себе ни одного незнакомого человека. Они действительно были палачами, им отдавали на растерзание убийц и других преступников, с ними Хан охотился на всех, кто имел несчастье навлечь на себя его немилость. Использовались они и для менее жестокой цели – охоты на антилоп и козлов, которые сохранились в лесах и тростниковых болотах. Понятно, что они наводили ужас на всю страну, каждый мог стать их добычей. «Проваливай к псам!» – выражение не слишком приятное, но в Калуне оно имело особенное, зловещее значение.
После того как мы – не без недоброго предчувствия – осмотрели псарню, мы проехали по городским стенам, настолько широким, что горожане пользовались ими для вечерних прогулок. Однако с них не было видно ничего, кроме реки и Равнины; более того, несмотря на всю их ширину и высоту, при езде приходилось соблюдать осторожность, потому что местами они были разрушены – наглядное свидетельство неспособности правящего класса поддержать необходимый порядок.
Сам город не представлял особого интереса, потому что здесь жила преимущественно придворная челядь. Поэтому мы с радостью пересекли высокий мост, где в последующие времена мне было суждено увидеть одно из самых необыкновенных зрелищ, какие доводилось видеть смертным, и сразу же оказались в сельской местности. Здесь все было другим, ибо мы были среди селян, потомков старинных обитателей страны, которые жили плодами своего труда. Удивительная система орошения позволяла использовать каждый клочок земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87