(... будто услыхав его мысли, с громким
щелчком ожил громкоговоритель, и до безумия знакомый мужской голос начал с
театральным завыванием читать монолог Гамлета "Быть или не быть".) Франц с
ненавистью посмотрел вверх: проклятое устройство располагалось в прочной
решетчатой клетке под самым потолком - не доберешься. Теперь оно будет
шуметь восемь часов подряд: после монолога Гамлета неизвестный пианист
сыграет Турецкий Марш Моцарта, потом прозвучит Интродукция и
Рондо-Каприччиозо для скрипки с оркестром Сен-Санса, потом ... что у нас
потом?... А-а, первый акт "Двенадцатой ночи", затем Второй Концерт Шопена
... На этом месте Франц, как правило, засыпал и спал часа два до фортиссимо
в третьей части соль-минорного прелюда Рахманинова - и тут же засыпал опять
- с тем, чтобы уже окончательно проснуться от оглушающего утреннего звонка
(громкоговоритель пел в это время "Лесного Царя" Шуберта и, допев до конца,
выключался до вечера). В среднем получалось, что спал Франц около шести
часов в сутки.
Медленно, избегая резких движений, он перевернулся на живот, положил
щеку на шершавую деревянную поверхность (расцарапанная кожа отозвалась
легкой болью) и свесил многострадальные пальцы с края лежанки. Заснуть он
пока не пытался - знал, что бесполезно: проклятый громкоговоритель делал
свое дело, да и сам Франц уже привык засыпать в более позднее время. В
голове вертелись отрывочные видения из сегодняшнего допроса: оскаленная рожа
Следователя-мужчины и сладострастное, с нежными чертами, лицо
Следователя-женщины. Впрочем, почему только сегодняшнего? - видения
вчерашнего допроса были точно такими же: сладострастное, с нежными чертами,
лицо Женщины и оскаленная рожа Мужчины. Да и методы последние несколько дней
следователи использовали одни и те же: маленьким докторским молоточком - по
пальцам (рука закреплялась в специальной станине) или резиновой дубинкой -
по голове. Плюс Женщина иной раз любила пройтись ногтями по щекам, шее или
груди Франца. Не переоценивая своей мужской притягательности, тот был готов
поклясться, что она получала от этого сексуальное наслаждение: придвигала
лицо почти вплотную, глаза подергивались сладкой поволокой. Случалось это
только, если она причиняла боль рукой, при физическом контакте, и
только в отсутствие ее напарника.
Франц представил себе ее лицо: тонкая линия носа, ореол светлых,
чуточку вьющихся волос, смуглая кожа и мягкие серые глаза - просто
красавица, да и сложена идеально: большая высокая грудь, тонкая талия,
пышные бедра и длинные ноги; лет ей было около двадцати пяти. Вот только
почему в ее присутствии по спине Франца всегда бегали мурашки? И даже не в
том дело, что она его пытала ... Мужчина пытал его гораздо чаще и с более
"выраженным" удовольствием: хакая при каждом нанесенном ударе, входя в раж и
истерически выкрикивая одни и те же вопросы. Франц его ненавидел, но не
боялся, и отвечал дерзко и издевательски - что редко позволял себе,
находясь один на один с Женщиной. В таких случаях голос его хрип, и он, как
правило, просто отмалчивался, отвернувшись в сторону и стараясь не смотреть
на свою мучительницу. Та же с безмятежным спокойствием записывала свои
вопросы в Журнал, ставила вместо ответов прочерки, а потом подходила и
впивалась длинными наманикюренными ногтями ему в шею. Духами она не
пользовалась, и в такие моменты Францу казалось, что он чувствует еле
заметный запах разгоряченной самки.
Он медленно, в три приема, встал, подковылял к умывальнику и открутил
кран. Затем, заранее зажмурившись, сунул кисти рук под холодную воду.
(Пианист взял последний аккорд Турецкого Марша и передал эстафету скрипачу с
оркестром. Раздались первые звуки Интродукции Сен-Санса.) Острая боль
пронизала Франца от кончиков пальцев - сквозь разбитые в кровь костяшки -
до локтей. Продержав руки под холодной водой примерно полторы минуты, он
вернулся обратно на лежанку.
На первом допросе (прошедшем, кстати, довольно мирно) Франц еще раз
рассказал свою версию - следователи интересовались деталями, делали
довольно разумные замечания, указывали на натяжки в объяснениях. Франц
защищался, напирая на то, что ни одна из версий не объясняет всех
фактов в этой странной истории, а посему его слова должны считаться
правдивыми согласно принципу презумпции невиновности. При упоминании
последнего он увидал на лицах следователей искреннее непонимание: что это
такое? Франц пустился в объяснения, однако почувствовал, что до них не
доходит; "Зачем это?" - перебила его Женщина. "Чтобы трактовать случаи, в
которых обвинение не может доказать вины подсудимого, а защита - его
невиновности." - пояснил Франц. "Что за чушь ... - вмешался Мужчина, -
Такие случаи нужно просто отсылать на доследование. Пусть следствие, как
полагается, свою работу выполнит: если виноват - накажите, невиновен -
верните на общий режим. А то что это такое? - он даже покраснел от
очевидной несправедливости, - Если следователь хорошо свое дело знает, то
всегда доказательства найти можно!"
Второй допрос проводил один Мужчина - и сходу стал требовать, чтобы
Франц "перестал дурака валять и признавался, как оно на самом деле было".
"Врешь, сволочь! - орал Следователь, - Весь Поток и охрану положил, а
теперь на 24-го сваливаешь?..." - он схватил левой рукой Франца за грудки,
а правой развернулся для оплеухи. Не раздумывая, Франц подставил под удар
руку, а потом оттолкнул тшедушного Следователя, - да так сильно, что тот
отлетел метра на два назад, споткнулся и повалился навзничь. Несколько
секунд Мужчина лежал на полу, сохраняя на крысиной физиономии удивленное
выражение, потом встал, пошарил ладонью по поверхности стола и нажал
какую-то кнопку. В отдалении звякнул звонок - в комнату вошли два
охранника. "Обьясните ему, как нужно себя вести." - с улыбкой приказал
Мужчина.
И пошло-поехало. Приводя Франца утром на допрос, охранники сразу же
усаживали его в специальное кресло и намертво закрепляли конечности прочными
застежками. Это, впрочем, не означало, что его тут же начнут пытать:
случалось, следователи не прикасались к нему по два-три дня кряду - а
иногда, наоборот, терзали каждый день в течение недели (допросы проходили
без выходных). "Расписание" пыток, таким образом, оставалось неясным, а вот
в структуре задаваемых вопросов Франц разобрался довольно быстро. Сначала
следователи требовали, чтобы он отказался от своей версии событий
целиком и признался в убийстве двадцати трех заключенных, двух
охранников и одного наставника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
щелчком ожил громкоговоритель, и до безумия знакомый мужской голос начал с
театральным завыванием читать монолог Гамлета "Быть или не быть".) Франц с
ненавистью посмотрел вверх: проклятое устройство располагалось в прочной
решетчатой клетке под самым потолком - не доберешься. Теперь оно будет
шуметь восемь часов подряд: после монолога Гамлета неизвестный пианист
сыграет Турецкий Марш Моцарта, потом прозвучит Интродукция и
Рондо-Каприччиозо для скрипки с оркестром Сен-Санса, потом ... что у нас
потом?... А-а, первый акт "Двенадцатой ночи", затем Второй Концерт Шопена
... На этом месте Франц, как правило, засыпал и спал часа два до фортиссимо
в третьей части соль-минорного прелюда Рахманинова - и тут же засыпал опять
- с тем, чтобы уже окончательно проснуться от оглушающего утреннего звонка
(громкоговоритель пел в это время "Лесного Царя" Шуберта и, допев до конца,
выключался до вечера). В среднем получалось, что спал Франц около шести
часов в сутки.
Медленно, избегая резких движений, он перевернулся на живот, положил
щеку на шершавую деревянную поверхность (расцарапанная кожа отозвалась
легкой болью) и свесил многострадальные пальцы с края лежанки. Заснуть он
пока не пытался - знал, что бесполезно: проклятый громкоговоритель делал
свое дело, да и сам Франц уже привык засыпать в более позднее время. В
голове вертелись отрывочные видения из сегодняшнего допроса: оскаленная рожа
Следователя-мужчины и сладострастное, с нежными чертами, лицо
Следователя-женщины. Впрочем, почему только сегодняшнего? - видения
вчерашнего допроса были точно такими же: сладострастное, с нежными чертами,
лицо Женщины и оскаленная рожа Мужчины. Да и методы последние несколько дней
следователи использовали одни и те же: маленьким докторским молоточком - по
пальцам (рука закреплялась в специальной станине) или резиновой дубинкой -
по голове. Плюс Женщина иной раз любила пройтись ногтями по щекам, шее или
груди Франца. Не переоценивая своей мужской притягательности, тот был готов
поклясться, что она получала от этого сексуальное наслаждение: придвигала
лицо почти вплотную, глаза подергивались сладкой поволокой. Случалось это
только, если она причиняла боль рукой, при физическом контакте, и
только в отсутствие ее напарника.
Франц представил себе ее лицо: тонкая линия носа, ореол светлых,
чуточку вьющихся волос, смуглая кожа и мягкие серые глаза - просто
красавица, да и сложена идеально: большая высокая грудь, тонкая талия,
пышные бедра и длинные ноги; лет ей было около двадцати пяти. Вот только
почему в ее присутствии по спине Франца всегда бегали мурашки? И даже не в
том дело, что она его пытала ... Мужчина пытал его гораздо чаще и с более
"выраженным" удовольствием: хакая при каждом нанесенном ударе, входя в раж и
истерически выкрикивая одни и те же вопросы. Франц его ненавидел, но не
боялся, и отвечал дерзко и издевательски - что редко позволял себе,
находясь один на один с Женщиной. В таких случаях голос его хрип, и он, как
правило, просто отмалчивался, отвернувшись в сторону и стараясь не смотреть
на свою мучительницу. Та же с безмятежным спокойствием записывала свои
вопросы в Журнал, ставила вместо ответов прочерки, а потом подходила и
впивалась длинными наманикюренными ногтями ему в шею. Духами она не
пользовалась, и в такие моменты Францу казалось, что он чувствует еле
заметный запах разгоряченной самки.
Он медленно, в три приема, встал, подковылял к умывальнику и открутил
кран. Затем, заранее зажмурившись, сунул кисти рук под холодную воду.
(Пианист взял последний аккорд Турецкого Марша и передал эстафету скрипачу с
оркестром. Раздались первые звуки Интродукции Сен-Санса.) Острая боль
пронизала Франца от кончиков пальцев - сквозь разбитые в кровь костяшки -
до локтей. Продержав руки под холодной водой примерно полторы минуты, он
вернулся обратно на лежанку.
На первом допросе (прошедшем, кстати, довольно мирно) Франц еще раз
рассказал свою версию - следователи интересовались деталями, делали
довольно разумные замечания, указывали на натяжки в объяснениях. Франц
защищался, напирая на то, что ни одна из версий не объясняет всех
фактов в этой странной истории, а посему его слова должны считаться
правдивыми согласно принципу презумпции невиновности. При упоминании
последнего он увидал на лицах следователей искреннее непонимание: что это
такое? Франц пустился в объяснения, однако почувствовал, что до них не
доходит; "Зачем это?" - перебила его Женщина. "Чтобы трактовать случаи, в
которых обвинение не может доказать вины подсудимого, а защита - его
невиновности." - пояснил Франц. "Что за чушь ... - вмешался Мужчина, -
Такие случаи нужно просто отсылать на доследование. Пусть следствие, как
полагается, свою работу выполнит: если виноват - накажите, невиновен -
верните на общий режим. А то что это такое? - он даже покраснел от
очевидной несправедливости, - Если следователь хорошо свое дело знает, то
всегда доказательства найти можно!"
Второй допрос проводил один Мужчина - и сходу стал требовать, чтобы
Франц "перестал дурака валять и признавался, как оно на самом деле было".
"Врешь, сволочь! - орал Следователь, - Весь Поток и охрану положил, а
теперь на 24-го сваливаешь?..." - он схватил левой рукой Франца за грудки,
а правой развернулся для оплеухи. Не раздумывая, Франц подставил под удар
руку, а потом оттолкнул тшедушного Следователя, - да так сильно, что тот
отлетел метра на два назад, споткнулся и повалился навзничь. Несколько
секунд Мужчина лежал на полу, сохраняя на крысиной физиономии удивленное
выражение, потом встал, пошарил ладонью по поверхности стола и нажал
какую-то кнопку. В отдалении звякнул звонок - в комнату вошли два
охранника. "Обьясните ему, как нужно себя вести." - с улыбкой приказал
Мужчина.
И пошло-поехало. Приводя Франца утром на допрос, охранники сразу же
усаживали его в специальное кресло и намертво закрепляли конечности прочными
застежками. Это, впрочем, не означало, что его тут же начнут пытать:
случалось, следователи не прикасались к нему по два-три дня кряду - а
иногда, наоборот, терзали каждый день в течение недели (допросы проходили
без выходных). "Расписание" пыток, таким образом, оставалось неясным, а вот
в структуре задаваемых вопросов Франц разобрался довольно быстро. Сначала
следователи требовали, чтобы он отказался от своей версии событий
целиком и признался в убийстве двадцати трех заключенных, двух
охранников и одного наставника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78