Остальное произошло естественным путем. Он попытался скрыть свои слезы, а Лилиас с природным простодушием принялась утешать его, обняла и постаралась облегчить его боль.
Они сидели на кровати бок о бок, пока молодой человек рассказывал, а потом Лилиас незаметно исхитрилась принести ему поднос с ужином. Зародившееся подобным образом знакомство расцвело пышным цветом. На следующий день, когда Лилиас освободилась после обеда, он ждал ее в машине в начале аллеи, ведущей к Розовому коттеджу. Остаток дня они провели вместе. После того, как они пару раз встречались урывками во время ее работы, молодой человек стал приезжать после захода солнца к деревянному мосту, а для Лилиас, чьи родители рано отходили ко сну, не составило никакого труда выбираться на свидания.
— Он прожил в Холле три недели, — сказала Лилиас. — Потом попрощался и уехал. Полагаю, мы могли бы сказать, что любим друг друга, но оба знали, что пожениться невозможно и что этого не произойдет. Но нам было хорошо вдвоем, и мы нравились друг другу, и все вышло так романтично, если ты понимаешь, о чем я. После его отъезда прошло месяца два, прежде чем я догадалась о твоем существовании, и еще несколько недель, прежде чем я осмелилась сказать об этом родителям, так что уже не было смысла искать его и устраивать ему неприятности, да и, в любом случае, он говорил, что пытается найти работу где-нибудь за морем. В Индии, думаю, или в Австралии. Что-то в этом роде. Теперь понимаешь?
— Да.
Это был не тот разговор, который можно вести с матерью, вырастившей тебя, но мы были, как она выразилась, на равных. Иначе я бы не задала вопроса, который неотступно вертелся у меня на языке, пока я слушала ее историю:
— Ты что, хочешь сказать, будто моя жизнь началась на заднем сидении автомобиля?
Вопрос ее шокировал, но потом она хихикнула:
— Автомобиль был двухместный. Кое-какие детали тебе знать совершенно незачем! Но, если хочешь, это, скорее всего, произошло в Цыганской Лощине.
Движение плеч и тихий смешок показали, что напряжение разрядилось:
— Ох, я знала, что все равно буду любить тебя, несмотря на потерянные годы и все перемены! — она глубоко вздохнула. — Это было так давно, но если ты, милая моя Кэйти, — возмездие за грех, мне остается только сказать, что он того стоил!
Снова пауза, и мать впервые сделала движение мне навстречу. Ее руки протянулись ко мне, и я взяла их в свои. Она молчала, но то был ответ на непроизнесенные мной слова: «Все хорошо, правда».
— Если бы ты знала, как я боялась этого! Вот то единственное хорошее, что дал мне этот разрыв между нами. Но я всегда помнила, что однажды должна вернуться и покончить с этим. Я сказала тебе все, что мне известно, но смотри, Кэйти: если это так важно для тебя, то можно разузнать и остальное — что сталось с ним.
— Нет, — ответила я. — Я рада, что ты мне столько поведала, но я бы не стала заходить дальше. Честное слово.
Это была правда. Я чувствовала одно лишь облегчение, словно развеялся смутный кошмар, изводивший меня со времени приезда в Розовый коттедж. И первые десять минут разговора я гадала, так уж ли я хочу услышать, что моим отцом был какой-нибудь женатый человек с репутацией и карьерой, которых мог лишиться, или же какой-нибудь заезжий шофер, которому было наплевать на ответственность и ребенка. И, словно яркое солнце, разогнавшее туман, пришло понимание: все это неважно.
Я улыбнулась матери и повторила вслух:
— Это совсем неважно. Думаю, что вы с бабушкой и дедушкой оказались правы. У меня не могло быть лучшего дома или родственников, чем те, что были, вот только тебя недоставало.
Тут полились слезы, а с ними начались поцелуи, и наконец — заключительное успокоение взволнованных чувств. Это продолжалось минуту или две, потом мама, придя в себя, добралась до косметички и принялась устранять ущерб, а я отошла к камину — заняться огнем и незаметно вытереть глаза.
Все еще стоя у очага на коленях, я наблюдала за ней некоторое время, потом неуверенно сказала:
— Извини, но, послушай, мы не можем все так оставить. Почему ты сказала, что забыла, кто это был, хотя ты, похоже, все отлично помнишь? Мы решили, что ничего не станем предпринимать, но, в самом деле, это единственное, что я имею право знать. Кто он был?
Мать откинулась назад к спинке стула; глаза ее заискрились лукавством, смущением и безудержным весельем, и лицо словно ожило:
— Я просто имела в виду, — сказала она, — что не помню его имени.
— Лилиас!
— В самом деле! Но это было так давно, и почему-то казалось, что это всего лишь сон. Я помню, что он был хорош собой, просто прелесть, и что он немного заикался, когда волновался. Еще у него был красный спортивный автомобиль с медной выхлопной трубой и полосой через капот, а все — и я в том числе — звали его Кроличек, но я думаю, нет, я уверена, что его имя было Джордж.
Секунд пять полной тишины, и я рассмеялась.
Вряд ли соответствующая реакция, и вполне вероятно, что смех, подытоживший мои поиски, звучал чуть истерически, но то был неплохой конец, а я быстро привыкала к мысли, что я дочь собственной матери. И потому я рассмеялась — с облегчением, и еще потому, что это было забавно. «Относись к жизни легко».
Лилиас смотрела на меня, приоткрыв рот, потом хихикнула, и нежданно все стало хорошо, просто чудесно, а утраченные годы, украденные тетей Бетси, минули и ушли, а будущее принадлежало нам. Америка, Стратбег, Розовый коттедж — неважно. Оно принадлежало нам.
Мама выпрямилась, снова промокая глаза:
— Ой, Кэйти, маленькая моя, как я тебя люблю! Безобразие, меня аж икота разобрала. Дай-ка мне марафет навести, и что ты скажешь на то, чтобы позвать в дом бедного тактичного Ларри и твоего симпатичного Дэйви? И ради всего святого: есть ли в этом доме чайник и чай?
Глава 26
Нашлось и то и другое. Я поставила чайник на огонь и отыскала несколько чашек, а Дэйви тем временем придвинул стулья к очагу и поставил перед ним табуретку в качестве столика. Потом он прошел вслед за мной в заднюю кухню, где я торопливо расставила цветы в молочные бутылки и запихнула пару оставшихся кусочков хлеба в древний тостер.
— Все в порядке? — только и спросил он. Я кивнула.
— Я приехал чисто случайно. Ты не против?
— Конечно, нет.
— Он, кажется, симпатичный дядька, этот американец. С ним легко общаться. У него вроде бы большое дело, недвижимость продает. Называется «Риэл эстэйт». Об его фирме и говорили, да еще о машинах. Он арендовал «армстронг-сиддли» и здорово им доволен. Я думал, тебе это любопытно будет.
— Про «армстронг-сиддли»?
— Не глупи. Ты знаешь, о чем я.
— Да, я знаю. Все в порядке, Дэйви, и я тоже. Все прошло хорошо. Он все же медлил:
— Кэйти?
— М-м?
Первые два ломтика выскочили из тостера, я положила в тостер вторую пару и начала смазывать маслом первую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Они сидели на кровати бок о бок, пока молодой человек рассказывал, а потом Лилиас незаметно исхитрилась принести ему поднос с ужином. Зародившееся подобным образом знакомство расцвело пышным цветом. На следующий день, когда Лилиас освободилась после обеда, он ждал ее в машине в начале аллеи, ведущей к Розовому коттеджу. Остаток дня они провели вместе. После того, как они пару раз встречались урывками во время ее работы, молодой человек стал приезжать после захода солнца к деревянному мосту, а для Лилиас, чьи родители рано отходили ко сну, не составило никакого труда выбираться на свидания.
— Он прожил в Холле три недели, — сказала Лилиас. — Потом попрощался и уехал. Полагаю, мы могли бы сказать, что любим друг друга, но оба знали, что пожениться невозможно и что этого не произойдет. Но нам было хорошо вдвоем, и мы нравились друг другу, и все вышло так романтично, если ты понимаешь, о чем я. После его отъезда прошло месяца два, прежде чем я догадалась о твоем существовании, и еще несколько недель, прежде чем я осмелилась сказать об этом родителям, так что уже не было смысла искать его и устраивать ему неприятности, да и, в любом случае, он говорил, что пытается найти работу где-нибудь за морем. В Индии, думаю, или в Австралии. Что-то в этом роде. Теперь понимаешь?
— Да.
Это был не тот разговор, который можно вести с матерью, вырастившей тебя, но мы были, как она выразилась, на равных. Иначе я бы не задала вопроса, который неотступно вертелся у меня на языке, пока я слушала ее историю:
— Ты что, хочешь сказать, будто моя жизнь началась на заднем сидении автомобиля?
Вопрос ее шокировал, но потом она хихикнула:
— Автомобиль был двухместный. Кое-какие детали тебе знать совершенно незачем! Но, если хочешь, это, скорее всего, произошло в Цыганской Лощине.
Движение плеч и тихий смешок показали, что напряжение разрядилось:
— Ох, я знала, что все равно буду любить тебя, несмотря на потерянные годы и все перемены! — она глубоко вздохнула. — Это было так давно, но если ты, милая моя Кэйти, — возмездие за грех, мне остается только сказать, что он того стоил!
Снова пауза, и мать впервые сделала движение мне навстречу. Ее руки протянулись ко мне, и я взяла их в свои. Она молчала, но то был ответ на непроизнесенные мной слова: «Все хорошо, правда».
— Если бы ты знала, как я боялась этого! Вот то единственное хорошее, что дал мне этот разрыв между нами. Но я всегда помнила, что однажды должна вернуться и покончить с этим. Я сказала тебе все, что мне известно, но смотри, Кэйти: если это так важно для тебя, то можно разузнать и остальное — что сталось с ним.
— Нет, — ответила я. — Я рада, что ты мне столько поведала, но я бы не стала заходить дальше. Честное слово.
Это была правда. Я чувствовала одно лишь облегчение, словно развеялся смутный кошмар, изводивший меня со времени приезда в Розовый коттедж. И первые десять минут разговора я гадала, так уж ли я хочу услышать, что моим отцом был какой-нибудь женатый человек с репутацией и карьерой, которых мог лишиться, или же какой-нибудь заезжий шофер, которому было наплевать на ответственность и ребенка. И, словно яркое солнце, разогнавшее туман, пришло понимание: все это неважно.
Я улыбнулась матери и повторила вслух:
— Это совсем неважно. Думаю, что вы с бабушкой и дедушкой оказались правы. У меня не могло быть лучшего дома или родственников, чем те, что были, вот только тебя недоставало.
Тут полились слезы, а с ними начались поцелуи, и наконец — заключительное успокоение взволнованных чувств. Это продолжалось минуту или две, потом мама, придя в себя, добралась до косметички и принялась устранять ущерб, а я отошла к камину — заняться огнем и незаметно вытереть глаза.
Все еще стоя у очага на коленях, я наблюдала за ней некоторое время, потом неуверенно сказала:
— Извини, но, послушай, мы не можем все так оставить. Почему ты сказала, что забыла, кто это был, хотя ты, похоже, все отлично помнишь? Мы решили, что ничего не станем предпринимать, но, в самом деле, это единственное, что я имею право знать. Кто он был?
Мать откинулась назад к спинке стула; глаза ее заискрились лукавством, смущением и безудержным весельем, и лицо словно ожило:
— Я просто имела в виду, — сказала она, — что не помню его имени.
— Лилиас!
— В самом деле! Но это было так давно, и почему-то казалось, что это всего лишь сон. Я помню, что он был хорош собой, просто прелесть, и что он немного заикался, когда волновался. Еще у него был красный спортивный автомобиль с медной выхлопной трубой и полосой через капот, а все — и я в том числе — звали его Кроличек, но я думаю, нет, я уверена, что его имя было Джордж.
Секунд пять полной тишины, и я рассмеялась.
Вряд ли соответствующая реакция, и вполне вероятно, что смех, подытоживший мои поиски, звучал чуть истерически, но то был неплохой конец, а я быстро привыкала к мысли, что я дочь собственной матери. И потому я рассмеялась — с облегчением, и еще потому, что это было забавно. «Относись к жизни легко».
Лилиас смотрела на меня, приоткрыв рот, потом хихикнула, и нежданно все стало хорошо, просто чудесно, а утраченные годы, украденные тетей Бетси, минули и ушли, а будущее принадлежало нам. Америка, Стратбег, Розовый коттедж — неважно. Оно принадлежало нам.
Мама выпрямилась, снова промокая глаза:
— Ой, Кэйти, маленькая моя, как я тебя люблю! Безобразие, меня аж икота разобрала. Дай-ка мне марафет навести, и что ты скажешь на то, чтобы позвать в дом бедного тактичного Ларри и твоего симпатичного Дэйви? И ради всего святого: есть ли в этом доме чайник и чай?
Глава 26
Нашлось и то и другое. Я поставила чайник на огонь и отыскала несколько чашек, а Дэйви тем временем придвинул стулья к очагу и поставил перед ним табуретку в качестве столика. Потом он прошел вслед за мной в заднюю кухню, где я торопливо расставила цветы в молочные бутылки и запихнула пару оставшихся кусочков хлеба в древний тостер.
— Все в порядке? — только и спросил он. Я кивнула.
— Я приехал чисто случайно. Ты не против?
— Конечно, нет.
— Он, кажется, симпатичный дядька, этот американец. С ним легко общаться. У него вроде бы большое дело, недвижимость продает. Называется «Риэл эстэйт». Об его фирме и говорили, да еще о машинах. Он арендовал «армстронг-сиддли» и здорово им доволен. Я думал, тебе это любопытно будет.
— Про «армстронг-сиддли»?
— Не глупи. Ты знаешь, о чем я.
— Да, я знаю. Все в порядке, Дэйви, и я тоже. Все прошло хорошо. Он все же медлил:
— Кэйти?
— М-м?
Первые два ломтика выскочили из тостера, я положила в тостер вторую пару и начала смазывать маслом первую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49