умереть еще не хочу.
Я о многом думало в это время.
Я проклинаю все свои мучения и все свои надежды.
Я буду еще жить и получать удовольствие от всего, от чего смогу. Я полно энергии, я умно, талантливо, мне всего только сорок лет.
Все еще впереди.
45.
Я закрыл тетрадь и спросил Стеллу:
— Откуда это у тебя?
— Он сам принес. Приезжал из Москвы по каким-то делам, позвонил, потом пришел. Вот, говорит, я обещал Саше — я записал, хоть и не все. Пусть диссертацию сочинит. Он не знал, что Саша умер. Я сказала об этом, он странно так усмехнулся и говорит: «Соболезнования не выражаю». И ушел, но тут же вернулся: все равно, говорит, возьмите, мне не нужно. Вот и валялась у меня эта тетрадь. Забирай, если хочешь.
— Зачем?
— Пригодится. Может, напишешь что-нибудь.
— Вряд ли, — сказал я, зная, что на самом деле попытаюсь, но таков у меня обычай: отрицаю, чтобы не спугнуть.
И через некоторое время попытался, что-то узнав (в частности от Салыкина, с которым близко знаком), что-то домыслив, и доведя эту историю до процитированных выше дневников (именно процитированных — не подряд и не всегда близко к тексту, ибо подлинные дневники, повторяю, вещь часто скучная, с обилием ненужных подробностей и, напротив, с умолчаниями о чем-то очень важном).
Дальше — застопорилось.
И дело не в том, что мне позарез надо было узнать, что именно сталось с Валько в последующие годы: человек стал персонажем, а персонаж живет уже своей логикой, надо только эту логику понять.
И обычно мне это дается, обычно персонажи сами подсказывают, сами идут куда-то, остается им просто следовать.
Но в случае Валько было возможно слишком многое.
И требовалось понять, что окажется наиболее характерным.
Я перебрал множество вариантов.
46.
Например:
Валько наконец решается на операцию.
Он становится мужчиной.
Он впервые в жизни чувствует, что такое влечение.
Оно начинает мучить его еще в клинике, но — нет возможностей, нет способов, он с нетерпением ждет выписки.
Он идет, с великой жадностью осматривая каждую женщину — так откровенно, что они чуть ли не шарахаются от него. И некая девица, хоть и отработавшая смену, но решившая не упускать верный заработок, встает на его пути и безошибочно спрашивает:
— Ищем?
— Да! — выдыхает он.
— К тебе или ко мне?
— Все равно!
Идут к ней.
Две ее заспанные подруги недовольны, она гонит их на кухню пить кофе и обрабатывает клиента, удивляясь его жуткому нетерпению и неестественному восторгу.
— Ты будто сорок лет на необитаемом острове жил, — говорит она.
— Именно! — отвечает Валько.
Ему невтерпеж продолжить эти занятия, но уже на третий день выясняется, что он болен. Приходится лечиться, лечение неприятно.
Вылечившись, приступает к делу жарко, но уже рассудительней, принимая меры безопасности. Ночные клубы, случайные знакомства, вызовы продажных девушек — он наверстывает, он ни с кем не встречается больше одного раза.
Собственная ненасытность начинает его пугать. Мешает работать — а нужны ведь деньги, много денег. Пускается ради денег в сомнительные аферы, пока все сходит с рук. Решает завести одну партнершу, желательно страдающую (если это можно назвать страданием) нимфоманией. Находит. Ночью безумие, днем работа. Девушка, на что уж неуемна, и то начинает просить передышки. Он передышки не дает. Девушка сбегает.
Валько понимает, что нужно что-то делать. Идет к сексопатологу. Тот советует: десять сеансов психотерапии (у самого сексопатолога, естественно, и за большие деньги), потом — безвредные, но эффективные лекарства.
Но не помогают ни сеансы, ни лекарства, Валько еще пуще ударяется в безумства.
Он попадает в связи с этим в неприятные переделки, он все время на грани финансовой катастрофы и очень близок к уголовщине. Это его пугает.
Очередная проститутка делится с ним задушевным: ей повезло, у нее бурный темперамент, она занимается любимым делом — да еще за деньги.
Валько задумывается над этими словами.
И, заработав энное количество денег, решается на новую операцию. Вернее, на две: еще и пластическую.
Теперь он женщина, да еще и выглядящая от силы лет на двадцать восемь.
Идеальная фигура, красивое лицо, хорошие манеры, умная речь, все это вкупе дает то, что называется VIP-проституткой. Не менее 300$ за два часа.
Она снимает квартиру в центре, среди ее клиентов банкиры, политики, крупные бизнесмены. Один миллионер берет ее с собой на отдых — круиз по Средиземноморью на собственной яхте, это был прелестный месяц.
Тут в нее влюбляется юнец, скопивший или заработавший денег на единственную встречу. Это бы не беда, но беда то, что и она в него влюбляется. Месяц угарного романа, юнец охладевает, а она только разгорается. Слезы, сцены ревности, муки, бессонница, наркотики и наконец попытка самоубийства.
После больницы — тяжкие размышления. Осознание того, что миновавшие два года, если разобраться, были сплошной суетой, чередой больших и мелких неприятностей, ощущением вечной неутолимой жажды — и в финале горя. Воспоминание о жизни, которая была спокойной и размеренной. Желание вернуться в эту жизнь.
Третья операция: возвращение себя.
И несколько месяцев покоя и умиротворения.
Но вот на улице встретился молодой человек, похожий на коварного юнца, что чуть ее не убил, и в душе вспыхивает непреодолимая тоска по любви. Лучше умереть, чем не любить, думает Валько с пафосом, над которым некому смеяться.
Валько решается еще на одну операцию.
— Кем хотим быть? — спрашивает врач.
— А можно и тем, и другим?
— Можно. Сейчас все можно. «Би» это называется.
— Хорошо! — говорит Валько и засыпает от наркоза.
Операция произведена не вполне удачно. Сделали все, что смогли.
На похоронах не было никого.
47.
Или:
Валько по-прежнему не хочет быть ни мужчиной, ни женщиной. То есть хочет, но отвлеченно. Не желая предпринимать для этого никаких шагов.
Страдает от одиночества, но тоже отвлеченно, не хочет ни с кем жить.
Оно затевает безобидную игру: возвращаясь вечером, одевается в женское, готовит ужин, мурлыча песенки под радио, потом встречает мужа, т. е. переодевается в мужчину, чмокает жену и вручает ей маленький букетик цветов, садится ужинать. Во время ужина — обмен новостями, скопившимися за день. Тон задушевный, но иногда бывает легкие стычки:
— Ты меня совсем не слушаешь!
— Извини, задумался.
— Ну и думай дальше!
— Прости. О чем ты говорила?
Поужинав, садятся у телевизора. Ему хочется посмотреть футбол, ей — сериал.
— Ты можешь пропустить хоть десять серий, и все будет понятно, — говорит он. — А футбол — дело одноразовое. Если сейчас «Спартак» забьет, а я не увижу, я себе этого не прощу.
— «Спартак» не забьет! — ехидно говорит она.
— Хорошо, смотрим десять минут футбол, десять минут — сериал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Я о многом думало в это время.
Я проклинаю все свои мучения и все свои надежды.
Я буду еще жить и получать удовольствие от всего, от чего смогу. Я полно энергии, я умно, талантливо, мне всего только сорок лет.
Все еще впереди.
45.
Я закрыл тетрадь и спросил Стеллу:
— Откуда это у тебя?
— Он сам принес. Приезжал из Москвы по каким-то делам, позвонил, потом пришел. Вот, говорит, я обещал Саше — я записал, хоть и не все. Пусть диссертацию сочинит. Он не знал, что Саша умер. Я сказала об этом, он странно так усмехнулся и говорит: «Соболезнования не выражаю». И ушел, но тут же вернулся: все равно, говорит, возьмите, мне не нужно. Вот и валялась у меня эта тетрадь. Забирай, если хочешь.
— Зачем?
— Пригодится. Может, напишешь что-нибудь.
— Вряд ли, — сказал я, зная, что на самом деле попытаюсь, но таков у меня обычай: отрицаю, чтобы не спугнуть.
И через некоторое время попытался, что-то узнав (в частности от Салыкина, с которым близко знаком), что-то домыслив, и доведя эту историю до процитированных выше дневников (именно процитированных — не подряд и не всегда близко к тексту, ибо подлинные дневники, повторяю, вещь часто скучная, с обилием ненужных подробностей и, напротив, с умолчаниями о чем-то очень важном).
Дальше — застопорилось.
И дело не в том, что мне позарез надо было узнать, что именно сталось с Валько в последующие годы: человек стал персонажем, а персонаж живет уже своей логикой, надо только эту логику понять.
И обычно мне это дается, обычно персонажи сами подсказывают, сами идут куда-то, остается им просто следовать.
Но в случае Валько было возможно слишком многое.
И требовалось понять, что окажется наиболее характерным.
Я перебрал множество вариантов.
46.
Например:
Валько наконец решается на операцию.
Он становится мужчиной.
Он впервые в жизни чувствует, что такое влечение.
Оно начинает мучить его еще в клинике, но — нет возможностей, нет способов, он с нетерпением ждет выписки.
Он идет, с великой жадностью осматривая каждую женщину — так откровенно, что они чуть ли не шарахаются от него. И некая девица, хоть и отработавшая смену, но решившая не упускать верный заработок, встает на его пути и безошибочно спрашивает:
— Ищем?
— Да! — выдыхает он.
— К тебе или ко мне?
— Все равно!
Идут к ней.
Две ее заспанные подруги недовольны, она гонит их на кухню пить кофе и обрабатывает клиента, удивляясь его жуткому нетерпению и неестественному восторгу.
— Ты будто сорок лет на необитаемом острове жил, — говорит она.
— Именно! — отвечает Валько.
Ему невтерпеж продолжить эти занятия, но уже на третий день выясняется, что он болен. Приходится лечиться, лечение неприятно.
Вылечившись, приступает к делу жарко, но уже рассудительней, принимая меры безопасности. Ночные клубы, случайные знакомства, вызовы продажных девушек — он наверстывает, он ни с кем не встречается больше одного раза.
Собственная ненасытность начинает его пугать. Мешает работать — а нужны ведь деньги, много денег. Пускается ради денег в сомнительные аферы, пока все сходит с рук. Решает завести одну партнершу, желательно страдающую (если это можно назвать страданием) нимфоманией. Находит. Ночью безумие, днем работа. Девушка, на что уж неуемна, и то начинает просить передышки. Он передышки не дает. Девушка сбегает.
Валько понимает, что нужно что-то делать. Идет к сексопатологу. Тот советует: десять сеансов психотерапии (у самого сексопатолога, естественно, и за большие деньги), потом — безвредные, но эффективные лекарства.
Но не помогают ни сеансы, ни лекарства, Валько еще пуще ударяется в безумства.
Он попадает в связи с этим в неприятные переделки, он все время на грани финансовой катастрофы и очень близок к уголовщине. Это его пугает.
Очередная проститутка делится с ним задушевным: ей повезло, у нее бурный темперамент, она занимается любимым делом — да еще за деньги.
Валько задумывается над этими словами.
И, заработав энное количество денег, решается на новую операцию. Вернее, на две: еще и пластическую.
Теперь он женщина, да еще и выглядящая от силы лет на двадцать восемь.
Идеальная фигура, красивое лицо, хорошие манеры, умная речь, все это вкупе дает то, что называется VIP-проституткой. Не менее 300$ за два часа.
Она снимает квартиру в центре, среди ее клиентов банкиры, политики, крупные бизнесмены. Один миллионер берет ее с собой на отдых — круиз по Средиземноморью на собственной яхте, это был прелестный месяц.
Тут в нее влюбляется юнец, скопивший или заработавший денег на единственную встречу. Это бы не беда, но беда то, что и она в него влюбляется. Месяц угарного романа, юнец охладевает, а она только разгорается. Слезы, сцены ревности, муки, бессонница, наркотики и наконец попытка самоубийства.
После больницы — тяжкие размышления. Осознание того, что миновавшие два года, если разобраться, были сплошной суетой, чередой больших и мелких неприятностей, ощущением вечной неутолимой жажды — и в финале горя. Воспоминание о жизни, которая была спокойной и размеренной. Желание вернуться в эту жизнь.
Третья операция: возвращение себя.
И несколько месяцев покоя и умиротворения.
Но вот на улице встретился молодой человек, похожий на коварного юнца, что чуть ее не убил, и в душе вспыхивает непреодолимая тоска по любви. Лучше умереть, чем не любить, думает Валько с пафосом, над которым некому смеяться.
Валько решается еще на одну операцию.
— Кем хотим быть? — спрашивает врач.
— А можно и тем, и другим?
— Можно. Сейчас все можно. «Би» это называется.
— Хорошо! — говорит Валько и засыпает от наркоза.
Операция произведена не вполне удачно. Сделали все, что смогли.
На похоронах не было никого.
47.
Или:
Валько по-прежнему не хочет быть ни мужчиной, ни женщиной. То есть хочет, но отвлеченно. Не желая предпринимать для этого никаких шагов.
Страдает от одиночества, но тоже отвлеченно, не хочет ни с кем жить.
Оно затевает безобидную игру: возвращаясь вечером, одевается в женское, готовит ужин, мурлыча песенки под радио, потом встречает мужа, т. е. переодевается в мужчину, чмокает жену и вручает ей маленький букетик цветов, садится ужинать. Во время ужина — обмен новостями, скопившимися за день. Тон задушевный, но иногда бывает легкие стычки:
— Ты меня совсем не слушаешь!
— Извини, задумался.
— Ну и думай дальше!
— Прости. О чем ты говорила?
Поужинав, садятся у телевизора. Ему хочется посмотреть футбол, ей — сериал.
— Ты можешь пропустить хоть десять серий, и все будет понятно, — говорит он. — А футбол — дело одноразовое. Если сейчас «Спартак» забьет, а я не увижу, я себе этого не прощу.
— «Спартак» не забьет! — ехидно говорит она.
— Хорошо, смотрим десять минут футбол, десять минут — сериал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55