Тот кивнул. Балаж растерянно переводил взгляд с одного на другого. Вскочил.
– Нет, погодите! Довбуш, они же уйти хотят! Уйти! Пускай… пускай Реслав останется! Или Жуга…
Довбуш нахмурился, потрепал ус, покачал головой:
– Неправ ты, сынок… Пусть идут.
– Тогда… я тоже с ними пойду! Эй, слышите?
Реслав посмотрел на Жугу. Тот лишь пожал плечами:
– Пускай идет. Правда, помочь ты нам не сможешь ничем. Останься лучше.
– Нет!
– Как знаешь. Тогда собирайся – надо уйти до рассвета, пока деревня спит. Что селянам скажешь, Довбуш?
– Ничего, – понуро произнес тот. – Шелег вот вернется из Ветелиц, он меня поймет. Остальные – навряд ли. Ступайте, хлопцы. С богом.
Через полчаса поспешных сборов все трое уже шли по дороге прочь от деревни. Свитку Реслава кто-то уволок с собой; Довбуш дал ему свою рубашку, да и Жуге тоже – взамен изодранной. Котомка и царвули Жуги отыскались на сеновале, а вот посох поломали в драке. В дорогу взяли хлеба, сыру, шмат соленого сала, луку да огурцов с довбушева огорода. Дал Довбуш и денег – менок по тридцать на брата, и долго стоял у ворот, глядя им вослед.
Шагов через сорок-пятьдесят миновали погост. В свете полной луны резко чернели старые, покосившиеся кресты. Балаж торопливо и мелко перекрестился, ускорил шаги.
– Не беги, – мрачно усмехнулся Жуга. – Не поспеваю. Да ты, никак, забоялся?
– Я ничего не боюсь… на этом свете, – набычился Балаж. – А что до мертвых, да ваших колдовских дел – тут и впрямь боязно…
– Привыкай.
Жуга шагнул к ограде, выдернул дрын, прикинул на руке и забросил в кусты – тяжел. Потянул другой, кивнул довольно, наступил ногой и выломал посох.
– Ну, пошли, что ль, – сказал он и зашагал вдоль по дороге. Реслав оглянулся напоследок на деревню. Была она темна, лишь в крайней избе у Довбуша светился огонек. Где-то на околице звонко запел петух, сразу за ним – другой. Близилось утро. Реслав поправил мешок за плечами и ускорил шаги, догоняя спутников и не задаваясь вопросом, что ждет их впереди.
Все равно ответа он не знал.

* * *

Вечер застал троих путников у большой дубовой рощи. Село осталось далеко позади. Весь день дорога вела их вдоль зеленых лугов, бежала кромкой леса, вилась хитрыми петлями меж невысоких холмов, а когда над головой раскинулись могучие кроны вековых деревьев, Реслав остановился.
– Ну, довольно пыль глотать, – объявил он, скидывая котомку. – Тут я уже был однажды – место доброе, да и родник рядом. Здесь и заночуем.
Спорить с ним никто не стал. Облюбовали одно дерево и расположились подле. В небольшом распадке за кустами журчала вода.
Балаж опустился на траву, прислонившись спиною к шершавой и теплой коре, скинул царвули, с наслаждением подставив босые ноги вечернему ветерку. Огляделся окрест.
Реслав куда-то ушел. Жуга уселся рядом, устроив поудобнее больную ногу, засучил порточину, ощупал колено. Поморщился.
– Откуда шрамы эти? – с ленивым любопытством спросил Балаж.
Жуга вскинул голову.
– И это спрашиваешь ты? – поразился он. – ТЫ?!
Балаж открыл было рот, чтобы ответить, да вспомнил, как всей толпой били двоих чудодеев, и промолчал, лишь покраснел, как редиска. Жуга сплюнул, развязал мешок, вытащил помятый чистый котелок и отправился в ложбину за водой. Балаж остался один.
Было тихо. Нагретая за день земля дышала теплом. Высоко над головой шелестели листья. Дуб, под которым они устроились на ночлег, был столетним исполином в несколько обхватов. Старую кору избороздили дупла и трещины; мощные, узловатые сучья уходили, казалось, в самое небо. Крона желтела спелыми желудями. Балаж лежал, глядя вверх, и грустные думы его постепенно уходили, словно некое умиротворение было здесь разлито в воздухе, стекало вниз по могучему стволу дерева и расходилось окрест. Балаж задремал и не сразу заметил, как подошел Реслав.
– Зачаровало? – спросил он так неожиданно, что Балаж вздрогнул. Сбросив хворост наземь, Реслав отряхнул рубаху и покосился наверх. – И то сказать, дивное место. Заповедное… Слышишь – птицы не поют? То-то! – Он улыбнулся по-доброму. – Ну, подымайся. Кажись, кресало-то у тебя в мешке?
Балажу стало неловко, что он разнежился здесь, в то время, как двое друзей обустраивали ночлег; он встал и принялся помогать.
Развернули одеяла. Чуть в стороне Реслав потоптался, потянул за траву, и толстый пласт дернины отвалился в сторону, обнажив старое, полузасыпанное кострище. Валежник сложили туда, надергали из-под дубовых корней сухого мха. Жуга не появлялся.
– Слышь, Реслав, – позвал Балаж… – Вот мы с тобою идем сейчас, куда Жуга скажет, а кто он есть такой? Откуда взялся? Почему ты его слушаешь? Зачем он мне да Довбушу помочь решил?
Реслав помолчал, сломал сухую ветку. Почесал ею в затылке.
– Не трогай ты его, Балаж, – наконец сказал он. – Чужая душа – потемки, а что я знаю о нем – то пусть при мне и останется. Время покажет, кто чего стоит. Я ведь и сам его только на днях повстречал – недели не прошло. Странный он человек, ты не смотри, что молодой – жизнью он ломаный, это верно говорю. И сила в ем, даже для меня – чудная, непонятная. Наговоры – и те по-разному творим… Да где огниво-то твое?
Балаж с головой залез в мешок, перебирая припасы, ругнулся.
– Никак не найду… – пропыхтел он.
– Э-э, захоронил! – укоризненно бросил Реслав. – Дай я.
– А вот, когда чудеса творятся, как это у вас выходит? – вернулся к прежнему разговору Балаж.
– Чудеса-то? – хмыкнул Реслав. – Да тут, вроде, просто… Только слова надо верные сказать, ну, вроде как имя угадать чье-то. Наговор составишь, а после цвет измыслить надо подходящий. Ежели особливо трудное дело – то сразу два цвета или три…
– Да как же угадать-то?
– Помнить надо, думать, просчитать… Жуга, вон – у него это как-то само собою выходит, и не поймешь даже, как. А я порой не могу все вместе подобрать, а порой – сил не хватает.
– Сил? – опешил Балаж.
– Ну, да! Человек, он, ну, как кувшин, что ли, с водой. Когда наполнится, когда прольется. Чудеса-то сами не выскочат, не грибы, чай. В человеке начало берут. Потому и руки тут важны – сила-то через пальцы течет. Видал, как Жуга пальцы-то складывал давеча? Большие силы сдерживал – по кругу они ходили, из руки в руку. Малую толику только выпустил, а ежели бы все вырвались – не знаю, что и было бы… Жуга – это, друг мой, умелец! Да… Да куды ж ты запихал-то его?!
Потеряв терпение, Реслав схватил мешок за углы и вытряхнул содержимое на одеяло. Поворошил руками, поскреб в затылке.
– Неужто забыли? – пробормотал он, потянув к себе свою котомку, вытряхнул и ее тоже. – Твою мать… И впрямь – нету.
– Может, Жуга взял?
– Может быть. – Реслав покосился на полураскрытую третью котомку. – Не хочется без спросу соваться… А, ладно, авось не осерчает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165