Леша?.. Понятия не имею… Откуда, вы говорите, он звонит?.. Из Поркероля?.. Давайте его сюда.
Взгляд англичанина по-прежнему был устремлен на Мегрэ, как око Божие на Каина.
— Алло!.. Очень плохо слышу!.. Леша?.. Да… Хорошо… Это я понял… Поркероль… Это тоже понял…
Приложив трубку к уху, Мегрэ смотрел, как по оконным стеклам стекают струйки дождя, и думал, что там, на Поркероле, маленьким островке в Средиземном море на широте Йера и Тулона, сейчас, наверное, сияет солнце. Он там никогда не был, но ему много рассказывали об этих краях. С острова ему звонили впервые, и он подумал, что телефонный кабель, должно быть, проходит под морем.
— Да… Как вы сказали?.. Блондин… Небольшого роста… В Люсоне?.. Что-то припоминаю…
Он познакомился с неким инспектором Леша очень давно, в Вандее, когда был послан на несколько месяцев в Люсон, где нужно было расследовать запутанные административные дела.
— Теперь вы служите в оперативной бригаде в Драгиньяне? Так… А звоните мне из Поркероля?
На линии не прекращался треск. Время от времени доносились голоса перекликающихся друг с другом телефонисток:
— Алло!.. Париж… Алло!.. Париж… Париж…
— Алло!.. Тулон… Вы Тулон, милая? Алло!.. Тулон…
Может быть, по другую сторону Ла-Манша телефоны действуют исправнее? Невозмутимый м-р Пайк не сводил с него глаз, не пропускал ни одного слова, а Мегрэ для приличия вертел в руках карандаш.
— Алло!.. Знаю ли я некоего Марселена?.. Какого Марселена?.. Как?.. Кто он?.. Рыбак?.. Нельзя ли пояснее, Леша. Никак не пойму, что вы мне говорите… Какой-то тип, который живет в лодке?.. Так… Дальше…
Утверждает, что он мой друг?.. Что?.. Утверждал?.. Вот что! Его уже нет в живых!.. Убили прошлой ночью?.. Но ко мне это никакого отношения не имеет, милый Леша… Это не мой сектор… Он говорил обо мне весь вечер?.. И по-вашему, выходит, из-за этого его и убили?
Мегрэ положил карандаш и свободной рукой попытался поднести спичку к трубке.
— Записываю, — продолжал Мегрэ. — Да… Марсель… Уже не Марселей?.. Как вам угодно. Значит, как пишется?.. Поль-Артюр-Катрин… Да… Понял… Пако… Отпечатки пальцев выслали?.. Что?.. Письмо от меня?.. Вы уверены?.. Бумага с грифом?.. А какой гриф?.. Пивная на площади Терн?.. Очень возможно… Что же я там ему написал?
Если бы м-р Пайк не сидел рядом и не смотрел на него так упорно!
— Записываю… Читайте… «Жинетта завтра уезжает в санаторий. Она вас целует. Сердечный привет». Подписано «Мегрэ»?.. Нет, не обязательно подлог… Я что-то начинаю припоминать… Сейчас поднимусь в картотеку… Приехать к вам?.. Но ведь вы же прекрасно понимаете: это не мое дело…
Он уже собирался повесить трубку, но не удержался и, рискуя удивить м-ра Пайка, задал вопрос:
— А у вас там солнце?.. Мистраль?.. Но все же солнечно?.. Ладно… Если что-нибудь узнаю, сообщу… Договорились…
М-р Пайк почти не задавал вопросов, но зато так смотрел на Мегрэ, что комиссару пришлось заговорить самому.
— Вы знаете остров Поркероль? — спросил он, раскурив наконец трубку. — Утверждают, что там очень красиво, не хуже, чем на Капри или островах Греции.
Сегодня ночью на Поркероле убит человек, но это не мой сектор. У него в лодке нашли мое письмо.
— А оно действительно от вас?
— Вероятно. Имя Жинетта мне что-то неясно напоминает. Подниметесь со мной?
М-р Пайк знал уже все помещения уголовной полиции. Один за другим они поднялись на чердак, где хранятся карточки всех, кто когда-либо имел дело с правосудием. Присутствие англичанина вызывало у Мегрэ почти что комплекс неполноценности, и ему стало вдруг стыдно перед бородатым сотрудником в сером халате, который сосал конфеты, пахнущие фиалками.
— Скажите, Ланглуа… Кстати, жена ваша поправилась?
— Болела у меня, господин Мегрэ, не жена, а теща…
— Да, да, простите. Сделали ей операцию?
— Да. Вчера она уже вернулась домой.
— Не посмотрите, Ланглуа, нет ли у вас сведений о неком Марселе Пако?
Может быть, в Лондоне погода лучше? А тут дождь барабанит по крыше, стекает по желобам.
— Марсель? — переспросил служащий, взобравшись на лестницу.
— Он самый, дайте-ка мне его досье.
Кроме отпечатков пальцев, к учетной карточке были прикреплены две фотографии, одна анфас, другая в профиль. Снимали Пако без воротничка, без галстука, при резком свете, в отделе идентификации.
«Пако, Марсель. Жозеф, Этьен. Родился в Гавре, моряк…»
Нахмурив брови, Мегрэ уставился на фотографию, пытаясь что-то припомнить. На снимках Пако было лет тридцать пять. Он был худ, выглядел плохо. Кровоподтек под правым глазом, казалось, свидетельствовал, что, прежде чем попасть в руки фотографов, он был подвергнут серьезному допросу.
Затем следовал довольно длинный список приводов.
В Гавре, в семнадцать лет — драка и поножовщина. Год спустя — Бордо, снова драка и поножовщина, да еще пьяный дебош в общественном месте. Оказал сопротивление полиции. Снова драка и поножовщина в каком-то злачном месте в Марселе.
Мегрэ держал карточку так, чтобы одновременно с ним ее мог читать и английский коллега. А тот, казалось, всем видом говорил: «Все это есть и у нас, по ту сторону Ла-Манша».
«Бродяжничество со специальной целью…»
Бывает ли у англичан такое? Это означает, что Марсель Пако занимался сутенерством. И, как полагается, был за это послан в африканские войска для прохождения военной службы.
«Драка и поножовщина в Нанте…»
«Драка и поножовщина в Тулоне…»
— Вот задира, — сказал Мегрэ м-ру Пайку.
Дальше пошло сложнее.
«Париж. Кража с приманкой».
Тут уж англичанин поинтересовался:
— А что это означает?
Поди объясни этому джентльмену, представителю нации, которая слывет самой целомудренной во всем мире.
— Ну, как вам сказать. Это особый вид кражи. Кража, совершенная при особых обстоятельствах. Мужчина сопровождает незнакомую женщину в более или менее подозрительную гостиницу, а потом выясняется, что у него пропал бумажник. У девицы почти всегда есть соучастник.
— Понятно.
В досье Марселя Пако имелось три соучастия в подобных кражах, и всякий раз упоминалась девица по имени Жинетта.
Дальше дело становилось еще серьезнее. Речь уже шла о ножевой ране, которую Пако нанес какому-то строптивому господину.
— Я полагаю, это то, что вы называете темной личностью, — вставил м-р Пайк, который настолько отчетливо выговаривал французские слова, что они начинали принимать иронический смысл.
— Вспомнил… Точно… Я ему писал, вспоминаю, — выпалил вдруг Мегрэ. — Интересно, как все это происходит у вас?
— Весьма корректно.
— Я в этом не сомневался. А вот мы не всегда с ними Церемонимся. Но удивительно, что они очень редко нас за это ненавидят. Понимают, что такова наша профессия. И так, от допроса к допросу, мы постепенно знакомимся.
— Марсель называл вас своим другом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Взгляд англичанина по-прежнему был устремлен на Мегрэ, как око Божие на Каина.
— Алло!.. Очень плохо слышу!.. Леша?.. Да… Хорошо… Это я понял… Поркероль… Это тоже понял…
Приложив трубку к уху, Мегрэ смотрел, как по оконным стеклам стекают струйки дождя, и думал, что там, на Поркероле, маленьким островке в Средиземном море на широте Йера и Тулона, сейчас, наверное, сияет солнце. Он там никогда не был, но ему много рассказывали об этих краях. С острова ему звонили впервые, и он подумал, что телефонный кабель, должно быть, проходит под морем.
— Да… Как вы сказали?.. Блондин… Небольшого роста… В Люсоне?.. Что-то припоминаю…
Он познакомился с неким инспектором Леша очень давно, в Вандее, когда был послан на несколько месяцев в Люсон, где нужно было расследовать запутанные административные дела.
— Теперь вы служите в оперативной бригаде в Драгиньяне? Так… А звоните мне из Поркероля?
На линии не прекращался треск. Время от времени доносились голоса перекликающихся друг с другом телефонисток:
— Алло!.. Париж… Алло!.. Париж… Париж…
— Алло!.. Тулон… Вы Тулон, милая? Алло!.. Тулон…
Может быть, по другую сторону Ла-Манша телефоны действуют исправнее? Невозмутимый м-р Пайк не сводил с него глаз, не пропускал ни одного слова, а Мегрэ для приличия вертел в руках карандаш.
— Алло!.. Знаю ли я некоего Марселена?.. Какого Марселена?.. Как?.. Кто он?.. Рыбак?.. Нельзя ли пояснее, Леша. Никак не пойму, что вы мне говорите… Какой-то тип, который живет в лодке?.. Так… Дальше…
Утверждает, что он мой друг?.. Что?.. Утверждал?.. Вот что! Его уже нет в живых!.. Убили прошлой ночью?.. Но ко мне это никакого отношения не имеет, милый Леша… Это не мой сектор… Он говорил обо мне весь вечер?.. И по-вашему, выходит, из-за этого его и убили?
Мегрэ положил карандаш и свободной рукой попытался поднести спичку к трубке.
— Записываю, — продолжал Мегрэ. — Да… Марсель… Уже не Марселей?.. Как вам угодно. Значит, как пишется?.. Поль-Артюр-Катрин… Да… Понял… Пако… Отпечатки пальцев выслали?.. Что?.. Письмо от меня?.. Вы уверены?.. Бумага с грифом?.. А какой гриф?.. Пивная на площади Терн?.. Очень возможно… Что же я там ему написал?
Если бы м-р Пайк не сидел рядом и не смотрел на него так упорно!
— Записываю… Читайте… «Жинетта завтра уезжает в санаторий. Она вас целует. Сердечный привет». Подписано «Мегрэ»?.. Нет, не обязательно подлог… Я что-то начинаю припоминать… Сейчас поднимусь в картотеку… Приехать к вам?.. Но ведь вы же прекрасно понимаете: это не мое дело…
Он уже собирался повесить трубку, но не удержался и, рискуя удивить м-ра Пайка, задал вопрос:
— А у вас там солнце?.. Мистраль?.. Но все же солнечно?.. Ладно… Если что-нибудь узнаю, сообщу… Договорились…
М-р Пайк почти не задавал вопросов, но зато так смотрел на Мегрэ, что комиссару пришлось заговорить самому.
— Вы знаете остров Поркероль? — спросил он, раскурив наконец трубку. — Утверждают, что там очень красиво, не хуже, чем на Капри или островах Греции.
Сегодня ночью на Поркероле убит человек, но это не мой сектор. У него в лодке нашли мое письмо.
— А оно действительно от вас?
— Вероятно. Имя Жинетта мне что-то неясно напоминает. Подниметесь со мной?
М-р Пайк знал уже все помещения уголовной полиции. Один за другим они поднялись на чердак, где хранятся карточки всех, кто когда-либо имел дело с правосудием. Присутствие англичанина вызывало у Мегрэ почти что комплекс неполноценности, и ему стало вдруг стыдно перед бородатым сотрудником в сером халате, который сосал конфеты, пахнущие фиалками.
— Скажите, Ланглуа… Кстати, жена ваша поправилась?
— Болела у меня, господин Мегрэ, не жена, а теща…
— Да, да, простите. Сделали ей операцию?
— Да. Вчера она уже вернулась домой.
— Не посмотрите, Ланглуа, нет ли у вас сведений о неком Марселе Пако?
Может быть, в Лондоне погода лучше? А тут дождь барабанит по крыше, стекает по желобам.
— Марсель? — переспросил служащий, взобравшись на лестницу.
— Он самый, дайте-ка мне его досье.
Кроме отпечатков пальцев, к учетной карточке были прикреплены две фотографии, одна анфас, другая в профиль. Снимали Пако без воротничка, без галстука, при резком свете, в отделе идентификации.
«Пако, Марсель. Жозеф, Этьен. Родился в Гавре, моряк…»
Нахмурив брови, Мегрэ уставился на фотографию, пытаясь что-то припомнить. На снимках Пако было лет тридцать пять. Он был худ, выглядел плохо. Кровоподтек под правым глазом, казалось, свидетельствовал, что, прежде чем попасть в руки фотографов, он был подвергнут серьезному допросу.
Затем следовал довольно длинный список приводов.
В Гавре, в семнадцать лет — драка и поножовщина. Год спустя — Бордо, снова драка и поножовщина, да еще пьяный дебош в общественном месте. Оказал сопротивление полиции. Снова драка и поножовщина в каком-то злачном месте в Марселе.
Мегрэ держал карточку так, чтобы одновременно с ним ее мог читать и английский коллега. А тот, казалось, всем видом говорил: «Все это есть и у нас, по ту сторону Ла-Манша».
«Бродяжничество со специальной целью…»
Бывает ли у англичан такое? Это означает, что Марсель Пако занимался сутенерством. И, как полагается, был за это послан в африканские войска для прохождения военной службы.
«Драка и поножовщина в Нанте…»
«Драка и поножовщина в Тулоне…»
— Вот задира, — сказал Мегрэ м-ру Пайку.
Дальше пошло сложнее.
«Париж. Кража с приманкой».
Тут уж англичанин поинтересовался:
— А что это означает?
Поди объясни этому джентльмену, представителю нации, которая слывет самой целомудренной во всем мире.
— Ну, как вам сказать. Это особый вид кражи. Кража, совершенная при особых обстоятельствах. Мужчина сопровождает незнакомую женщину в более или менее подозрительную гостиницу, а потом выясняется, что у него пропал бумажник. У девицы почти всегда есть соучастник.
— Понятно.
В досье Марселя Пако имелось три соучастия в подобных кражах, и всякий раз упоминалась девица по имени Жинетта.
Дальше дело становилось еще серьезнее. Речь уже шла о ножевой ране, которую Пако нанес какому-то строптивому господину.
— Я полагаю, это то, что вы называете темной личностью, — вставил м-р Пайк, который настолько отчетливо выговаривал французские слова, что они начинали принимать иронический смысл.
— Вспомнил… Точно… Я ему писал, вспоминаю, — выпалил вдруг Мегрэ. — Интересно, как все это происходит у вас?
— Весьма корректно.
— Я в этом не сомневался. А вот мы не всегда с ними Церемонимся. Но удивительно, что они очень редко нас за это ненавидят. Понимают, что такова наша профессия. И так, от допроса к допросу, мы постепенно знакомимся.
— Марсель называл вас своим другом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34