Разве в течение многих недель, многих месяцев он не изучал перед зеркалом свои манеры и осанку, подобающие, как она уверяла, истинному государственному деятелю?
И он, всегда одетый корректно и строго, не придававший большого значения элегантности, кончил тем, что уступил настойчивым просьбам Марты и поехал к самому знаменитому в те дни портному на улице Фо-бур Сент-Оноре.
- Одеваться можно только у него, дорогой мой, ведь не ехать же в Лондон! Кстати, этот портной шьет моему мужу.
Он спрашивал себя сегодня, не лучше ли было бы иметь на совести настоящую подлость, как у Шаламона, чем мучиться этим унизительным воспоминанием...
Он снова видел надменного, чуть насмешливого портного и свое собственное отражение в зеркале: в пиджаке с еще не пришитым рукавом...
Разве, уверовав во все это, пусть на очень короткий срок, не дошел он до того, что стал носить самые модные шляпы и тщательно подбирать цвета своих галстуков и перчаток?
Рано утром он совершал еще прогулки верхом по Булонскому лесу.
Люди, называвшие его "господин министр", и не подозревали, что тот ведет себя, как неоперившийся юнец! В довершение беды он познакомился у Марты де Крево с девушкой по имени Жюльетта, о которой потом из-за него много говорили.
Она была одновременно и камеристкой, и компаньонкой, так как Марта не выносила одиночества, и даже, когда ходила по магазинам или на примерки к портнихам, а в отдалении за ней следовал ее автомобиль, нуждалась в спутнице. Жюльетта исполняла также обязанности секретарши, назначала свидания, напоминала о них, отвечала на телефонные звонки, расплачивалась в магазинах за мелкие покупки.
Она происходила из зажиточной буржуазной семьи и, строго одетая в черное или темно-синее, выглядела как молоденькая девушка, только что вышедшая из закрытого пансиона.
Страдала ли она уже тогда нимфоманией? Очень возможно, так же, как возможно и то, что другие мужчины могли в этом убедиться.
Часто, когда Марта еще одевалась, Жюльетта оставалась одна с будущим председателем Совета министров и вела себя при этом так, что в один прекрасный день, доведенный до крайности, он повалил ее на кушетку тут же в салоне.
Их связь стала для него привычкой, необходимостью, для нее же опасность была непременным условием наслаждения, и она старалась всячески усилить эту опасность, придумывая самые рискованные ситуации.
Случилось то, что должно было случиться: Марта де Крево застала их на месте преступления, но оскорбленная гордость, вместо того чтобы подсказать ей необходимую сдержанность, толкнула на бурную трагикомическую сцену, привлекшую внимание всей прислуги.
Министру, выставленному за дверь вместе с Жю-льеттой, пришлось из-за отсутствия средств поместить свою соучастницу в скромном отеле, так как он не мог поселить ее в здании министерства и не желал ее присутствия в своей квартире на набережной Ма-лакэ.
На следующий же день одна газетка в нескольких строках довольно точно рассказала о происшедшем, закончив заметку фразой, которую якобы произнесла графиня де Крево:
- Подумать только: я сделала его светским человеком, да притом и одевала его!
Произнесла ли она эти слова на самом деле? Возможно, ибо это было похоже на нее. Но, без сомненья, она и не подозревала, что эта фраза будет его преследовать в продолжение всей его карьеры и весьма затруднит продвижение вперед.
В восторге от сенсационной находки репортеры занялись расследованием, и оно закончилось нашумевшим пресловутым заголовком "Его портной".
В статье подробно рассказывалось, что Марта де К... отправила одного молодого министра к портному своего супруга - следовал адрес портного, и что в конечном итоге счет оплатил сам граф де Крево.
Такой же мертвенно-бледный, как и Шаламон в тот день, когда написал свое письмо, министр общественных работ схватил телефонную трубку и позвонил портному. Он не помнил более тягостного чувства, чем то, которое ему пришлось испытать, пока он слушал голос, отвечавший ему на другом конце провода.
Все оказалось правдой! Репортер не солгал, не выдумал! Вежливым, но развязным тоном портной извинился, но он считал... он полагал...
- Вы что же, меня за сутенера приняли? - крикнул он в трубку.
- О, господин министр, поверьте...
Обычно он платил своим портным, как и поставщикам, по получении счетов. Прошло всего три месяца, с тех пор как он побывал в мастерской на улице Фобур Сент-Оноре, поэтому и не удивился, что с него еще не требуют денег. Некоторые ателье, особенно из дорогих, имели обыкновение предъявлять счета лишь к концу года.
Оплачивала ли Марта де Крево расходы всех тех, кому покровительствовала? Он так и не узнал этого, ибо никогда больше ее не увидел, хотя, когда стал председателем Совета министров, она написала ему, желая "рассеять недоразумение и заключить мир".
Кончина ее была тягостной. Она, всегда такая подвижная и деятельная, в течение пяти лет оказалась прикованной к постели, ее разбил паралич, и когда наконец она угасла, то была такой исхудавшей, что весила не больше восьмилетней девочки.
Жюльетта недолго оставалась на содержании у Премьер-министра. Она ушла к одному журналисту, тот ввел ее в круг своих коллег, и вскоре она сама стала сотрудничать в газетах.
Неоднократно ей приходилось брать интервью у своего бывшего любовника, и всякий раз она не скрывала изумления, что он не пользовался представившимся случаем, как, по-видимому, поступали почти все, к кому она являлась с деловым визитом.
На ее долю выпала внезапная, но столь же удивительная смерть, как у ее бывшей хозяйки. Она была в числе пассажиров, летевших самолетом в Стокгольм и разбившихся в Голландии.
Что же до него самого, то, хотя он немедленно отправил чек портному, тем не менее сотни тысяч людей продолжали считать, что...
Впрочем, принимая во внимание все в целом, разве это было не одно и то же?
Он себе вовсе не нравился таким, каким был тогда. По правде говоря, он не нравился себе и тогда, когда был ребенком и подростком.
Все кривлянья и выходки, все цирковые номера Великой Пятерки казались ему теперь смешными.
Очевидно, он должен был относиться со снисхождением к старику, коим стал,- к старику, который медленно высыхал, как графиня, и превращался в скелет, обтянутый кожей, с головой, похожей на череп, и с мозгом, продолжавшим работать впустую...
Ибо о чем он думал целыми днями, между тем как вокруг него, Великого Человека, все ходили на цыпочках и стоило ему только чихнуть, как они приходили в ужас?
О себе! О себе! Всегда лишь о себе!
Он не переставая копался в своих переживаниях, лишь изредка испытывая при этом удовлетворение, но главным образом - недовольство и злобу.
В первый раз он рассказал историю своей жизни так, как того хотелось публике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35