Он не смутился нимало. По его мнению, все это вполне естественно…
— Ваш муж об этом узнал?
Она пожала плечами:
— Разумеется, нет.
— Он был ревнив?
— По-своему. Мы редко бывали близки — вы понимаете, о чем я, — и близость наша была холодной, почти механической. Его бы покоробило не то, что я могла увлечься другим мужчиной, а то, что я совершила ошибку, грех, предательство — поступок, который он считал недостойным. Извините, что я так много наговорила, и все не в его пользу, — но я ему не враг. Вы, наверное, заметили, что я ничуть не оправдываю себя. Мне остается недолго чувствовать себя женщиной — и я пользуюсь отпущенным мне сроком… — У нее были полные губы и блестящие глаза.
Она сидела заложив ногу за ногу. — Вы и в самом деле ничего не хотите выпить?
— Благодарю вас. Мне пора идти.
— Полагаю, все это останется между нами?
Он улыбнулся и направился к двери; женщина протянула ему пухлую горячую ладошку.
— Примусь снова за шитье, — прошептала она чуть ли не с сожалением.
И все же ему удалось вырваться, пусть на мгновение, из узкого кружка старых людей. Выходя из квартиры на улице Помп, он уже не удивлялся виду города, его звукам и запахам.
Мегрэ тут же нашел такси и поехал на улицу Сен-Доминик. Перед тем как зайти в особняк, он все же выпил кружку пива, от которой отказался у мадам Мазерон; в баре полно было шоферов из министерства и водителей личных машин.
Репортер так и стоял на своем посту.
— Видите, я не пытался следить за вами. Может, сами скажете, к кому вы ходили?
— К нотариусу.
— Узнали что-нибудь новое?
— Нет.
— Все еще никакого следа?
— Ни малейшего.
— Вы уверены, что в деле не замешана политика?
— Вроде нет.
Полицейский в мундире тоже был на месте. Мегрэ обогнул шахту лифта и позвонил в дверь. Ему открыл Жанвье, без пиджака; Жакетты в кабинете не было.
— Что ты такое натворил? Ты позволил ей выйти?
— Нет. Выйти она пыталась после телефонного звонка, заявив, что в доме нечего есть.
— И где она сейчас?
— У себя. Отдыхает.
— Что за телефонный звонок?
— Через полчаса после того, как вы ушли, зазвонил телефон, и я снял трубку. Это был женский голос, довольно слабый.
«Кто у телефона?» — спросила дама. Я не стал отвечать, а спросил в свою очередь: «Кто говорит?» — «Пригласите, пожалуйста, мадемуазель Ларрье». — «Кто ее спрашивает?» После недолгого молчания я услышал:
«Принцесса де В.». Все это время Жакетта смотрела на меня так, будто прекрасно знала, о чем идет речь. «Передаю трубку». Она подошла к телефону и тут же затараторила: «Это я, госпожа принцесса… Да… Я бы хотела туда пойти, но эти господа никуда не отпускают меня…
Их тут понаехала целая прорва, со всякими аппаратами…
Меня допрашивали целый день, да и сейчас инспектор слушает, что я говорю…» — Жанвье добавил: — Она, казалось, остерегалась меня. Потом уже не произносила ни слова, а только слушала. «Да… Да, госпожа принцесса…
Да… Понимаю… Сама не знаю… Нет… Да… Я попытаюсь… Да, мне бы тоже этого хотелось… Спасибо, госпожа принцесса…»
— И что она сказала потом?
— Ничего. Снова уселась в свое кресло. Молчала с четверть часа, потом проворчала, как бы нехотя: «Неужто вы так и не дадите мне выйти? Даже если в доме не осталось еды и мне придется обходиться без обеда». — «Об этом позаботятся». — «В таком случае я не понимаю, почему мы должны сидеть тут и смотреть друг на друга: пойду лучше отдохну. Это дозволяется?»
С тех пор она не выходила из своей комнаты. Заперлась там на ключ.
— Никто не приходил?
— Нет. Звонили из Американского агентства прессы, из провинциальных газет…
— Тебе ничего не удалось вытащить из Жакетты?
— Я задавал ей самые что ни на есть невинные вопросы, надеясь войти к ней в доверие. Но старая карга только посмеялась надо мной: «Молодой человек, стреляного воробья на мякине не проведешь. Если ваш начальник вообразил себе, будто я разоткровенничаюсь перед вами…»
— С Набережной не звонили?
— Нет. Только судебный следователь.
— Хочет видеть меня?
— Просил, чтобы вы связались с ним, если у вас есть новости. К нему приходил Ален Мазерон.
— И ты до сих пор молчал?
— Приберегал напоследок. Племянник ходил жаловаться, что вы прочли без разрешения личную переписку Сент-Илера. Он, как душеприказчик, требует, чтобы квартиру опечатали до оглашения завещания.
— И что ему сказал судебный следователь?
— Велел обратиться к вам.
— Но Мазерон не возвращался?
— Нет. Но может быть, он еще в пути: это сообщение я получил совсем недавно. Думаете, он придет?
Мегрэ постоял в нерешительности, наконец взял телефонную книгу, нашел нужное место, затем, не садясь, с серьезным, скучающим видом набрал номер:
— Алло! Я бы хотел поговорить с принцессой де В.
Комиссар Мегрэ из уголовной полиции… Да, я подожду…
В комнате установилась какая-то особая тишина.
Жанвье глядел на начальника, затаив дыхание. Прошло несколько минут.
— Я слушаю… Спасибо… Алло! Да, мадам, это комиссар Мегрэ. — Голос его звучал как-то необычно: он испытывал то же волнение, что и в детстве, когда обращался к графине де Сен-Фиакр. — Я подумал, что вы не откажетесь встретиться со мной, хотя бы затем, чтобы узнать подробности… Да… Да… Когда вам будет угодно… Значит, я прибуду на улицу Варенн через час…
Двое полицейских молча переглянулись. Мегрэ вздохнул.
— Тебе лучше остаться здесь, Жанвье, — сказал он наконец. — Позвони Люка, чтобы он к тебе кого-нибудь прислал, лучше всего Лапуэнта. Пускай старуха выходит, когда захочет; один из вас проследит за ней.
У него в запасе оставался час. Чтобы успокоиться, он зашел в библиотеку и вытащил из-за зеленой ширмы пачку писем.
«Я вас видела вчера в Лонгшампе; вы были в пиджаке, а вам известно, как мне это нравится. С вами под руку шла рыжая красавица, которая…»
Глава 5
Мегрэ не ожидал встретить в этом доме стойкий запах похорон, как это бывает в домах простых людей или даже добрых буржуа, где отдает свечами и хризантемами, где у вдовы красные глаза, а родственники, приехавшие издалека, в глубоком трауре, едят и пьют в свое удовольствие. Комиссар провел свое детство в деревне, и поэтому запах хорошего спиртного всегда ассоциировался у него со смертью и поминками.
«Выпей-ка это, Катрин, — уговаривали вдову перед тем, как направляться в церковь и на кладбище. — Тебе нужно собраться с силами».
И она пила, заливаясь слезами. Мужчины подкреплялись в таверне, а потом и дома.
Если утром траурный покров, расшитый серебряными слезками, и украшал парадную дверь, его давно уже сняли — обширный двор, наполовину погруженный в тень, наполовину залитый солнцем, приобрел свой обычный вид: шофер в униформе мыл длинный черный автомобиль, а еще три, один из которых — очень дорогой, спортивный, с желтым верхом, — дожидались своей очереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Ваш муж об этом узнал?
Она пожала плечами:
— Разумеется, нет.
— Он был ревнив?
— По-своему. Мы редко бывали близки — вы понимаете, о чем я, — и близость наша была холодной, почти механической. Его бы покоробило не то, что я могла увлечься другим мужчиной, а то, что я совершила ошибку, грех, предательство — поступок, который он считал недостойным. Извините, что я так много наговорила, и все не в его пользу, — но я ему не враг. Вы, наверное, заметили, что я ничуть не оправдываю себя. Мне остается недолго чувствовать себя женщиной — и я пользуюсь отпущенным мне сроком… — У нее были полные губы и блестящие глаза.
Она сидела заложив ногу за ногу. — Вы и в самом деле ничего не хотите выпить?
— Благодарю вас. Мне пора идти.
— Полагаю, все это останется между нами?
Он улыбнулся и направился к двери; женщина протянула ему пухлую горячую ладошку.
— Примусь снова за шитье, — прошептала она чуть ли не с сожалением.
И все же ему удалось вырваться, пусть на мгновение, из узкого кружка старых людей. Выходя из квартиры на улице Помп, он уже не удивлялся виду города, его звукам и запахам.
Мегрэ тут же нашел такси и поехал на улицу Сен-Доминик. Перед тем как зайти в особняк, он все же выпил кружку пива, от которой отказался у мадам Мазерон; в баре полно было шоферов из министерства и водителей личных машин.
Репортер так и стоял на своем посту.
— Видите, я не пытался следить за вами. Может, сами скажете, к кому вы ходили?
— К нотариусу.
— Узнали что-нибудь новое?
— Нет.
— Все еще никакого следа?
— Ни малейшего.
— Вы уверены, что в деле не замешана политика?
— Вроде нет.
Полицейский в мундире тоже был на месте. Мегрэ обогнул шахту лифта и позвонил в дверь. Ему открыл Жанвье, без пиджака; Жакетты в кабинете не было.
— Что ты такое натворил? Ты позволил ей выйти?
— Нет. Выйти она пыталась после телефонного звонка, заявив, что в доме нечего есть.
— И где она сейчас?
— У себя. Отдыхает.
— Что за телефонный звонок?
— Через полчаса после того, как вы ушли, зазвонил телефон, и я снял трубку. Это был женский голос, довольно слабый.
«Кто у телефона?» — спросила дама. Я не стал отвечать, а спросил в свою очередь: «Кто говорит?» — «Пригласите, пожалуйста, мадемуазель Ларрье». — «Кто ее спрашивает?» После недолгого молчания я услышал:
«Принцесса де В.». Все это время Жакетта смотрела на меня так, будто прекрасно знала, о чем идет речь. «Передаю трубку». Она подошла к телефону и тут же затараторила: «Это я, госпожа принцесса… Да… Я бы хотела туда пойти, но эти господа никуда не отпускают меня…
Их тут понаехала целая прорва, со всякими аппаратами…
Меня допрашивали целый день, да и сейчас инспектор слушает, что я говорю…» — Жанвье добавил: — Она, казалось, остерегалась меня. Потом уже не произносила ни слова, а только слушала. «Да… Да, госпожа принцесса…
Да… Понимаю… Сама не знаю… Нет… Да… Я попытаюсь… Да, мне бы тоже этого хотелось… Спасибо, госпожа принцесса…»
— И что она сказала потом?
— Ничего. Снова уселась в свое кресло. Молчала с четверть часа, потом проворчала, как бы нехотя: «Неужто вы так и не дадите мне выйти? Даже если в доме не осталось еды и мне придется обходиться без обеда». — «Об этом позаботятся». — «В таком случае я не понимаю, почему мы должны сидеть тут и смотреть друг на друга: пойду лучше отдохну. Это дозволяется?»
С тех пор она не выходила из своей комнаты. Заперлась там на ключ.
— Никто не приходил?
— Нет. Звонили из Американского агентства прессы, из провинциальных газет…
— Тебе ничего не удалось вытащить из Жакетты?
— Я задавал ей самые что ни на есть невинные вопросы, надеясь войти к ней в доверие. Но старая карга только посмеялась надо мной: «Молодой человек, стреляного воробья на мякине не проведешь. Если ваш начальник вообразил себе, будто я разоткровенничаюсь перед вами…»
— С Набережной не звонили?
— Нет. Только судебный следователь.
— Хочет видеть меня?
— Просил, чтобы вы связались с ним, если у вас есть новости. К нему приходил Ален Мазерон.
— И ты до сих пор молчал?
— Приберегал напоследок. Племянник ходил жаловаться, что вы прочли без разрешения личную переписку Сент-Илера. Он, как душеприказчик, требует, чтобы квартиру опечатали до оглашения завещания.
— И что ему сказал судебный следователь?
— Велел обратиться к вам.
— Но Мазерон не возвращался?
— Нет. Но может быть, он еще в пути: это сообщение я получил совсем недавно. Думаете, он придет?
Мегрэ постоял в нерешительности, наконец взял телефонную книгу, нашел нужное место, затем, не садясь, с серьезным, скучающим видом набрал номер:
— Алло! Я бы хотел поговорить с принцессой де В.
Комиссар Мегрэ из уголовной полиции… Да, я подожду…
В комнате установилась какая-то особая тишина.
Жанвье глядел на начальника, затаив дыхание. Прошло несколько минут.
— Я слушаю… Спасибо… Алло! Да, мадам, это комиссар Мегрэ. — Голос его звучал как-то необычно: он испытывал то же волнение, что и в детстве, когда обращался к графине де Сен-Фиакр. — Я подумал, что вы не откажетесь встретиться со мной, хотя бы затем, чтобы узнать подробности… Да… Да… Когда вам будет угодно… Значит, я прибуду на улицу Варенн через час…
Двое полицейских молча переглянулись. Мегрэ вздохнул.
— Тебе лучше остаться здесь, Жанвье, — сказал он наконец. — Позвони Люка, чтобы он к тебе кого-нибудь прислал, лучше всего Лапуэнта. Пускай старуха выходит, когда захочет; один из вас проследит за ней.
У него в запасе оставался час. Чтобы успокоиться, он зашел в библиотеку и вытащил из-за зеленой ширмы пачку писем.
«Я вас видела вчера в Лонгшампе; вы были в пиджаке, а вам известно, как мне это нравится. С вами под руку шла рыжая красавица, которая…»
Глава 5
Мегрэ не ожидал встретить в этом доме стойкий запах похорон, как это бывает в домах простых людей или даже добрых буржуа, где отдает свечами и хризантемами, где у вдовы красные глаза, а родственники, приехавшие издалека, в глубоком трауре, едят и пьют в свое удовольствие. Комиссар провел свое детство в деревне, и поэтому запах хорошего спиртного всегда ассоциировался у него со смертью и поминками.
«Выпей-ка это, Катрин, — уговаривали вдову перед тем, как направляться в церковь и на кладбище. — Тебе нужно собраться с силами».
И она пила, заливаясь слезами. Мужчины подкреплялись в таверне, а потом и дома.
Если утром траурный покров, расшитый серебряными слезками, и украшал парадную дверь, его давно уже сняли — обширный двор, наполовину погруженный в тень, наполовину залитый солнцем, приобрел свой обычный вид: шофер в униформе мыл длинный черный автомобиль, а еще три, один из которых — очень дорогой, спортивный, с желтым верхом, — дожидались своей очереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28