— Вот, полюбуйся. У них на счету свыше ста тысяч. По состоянию на… второе июля. Куда от таких денег убежишь? Конечно, после второго июля могли произойти и кое-какие изменения, но я не стану утруждать товарища Фришмана и сам запрошу более свежие данные. Пора познакомиться с «Сатурном» всерьез. Хочешь составить компанию?
— Почему бы и нет?
— Тогда давай заскочим в банк. Подвезешь?
— Ты что, вознамерился зачислить меня к себе водителем?
— Угу. И слушателем. Устраивает?
— Уговорил. Едем.
В банк поспели вовремя. Еще пяток минут, и двери за широкой спиной постового сержанта закрылись бы для клиентов, к которым в данном случае мог быть причислен Куфлиев. Охранник пропустил Талгата, впрочем, предупредив, что сегодня ничего у них не выйдет.
Он оказался прав: банковские дамы категорически отказались пойти навстречу капитану и дать нужную выписку. Что поделаешь — рабочий день окончен.
Капитан огорченно сказал ожидавшему его в машине Корнееву:
— Год уже, наверное, не был в банке и не жалею. Вечная эта духота, толчея, спешка. Нудятся какие-то унылые личности, вероятно, не получившие денег.
— Ну, уж тут-то можно использовать свое служебное положение. Чего же ты?
— А что поделаешь? Нужная операциониста куда-то ушла, внизу идет прием денег, и всех посторонних просят покинуть помещение.
Действительно, из голубого микроавтобуса, подъехавшего вплотную к массивным дверям банка, под надзором вооруженной охраны, выгружали небольшие увесистые мешки.
— Тебе бы такой. С бронированными стеклами, — кивнул в ту сторону Талгат, усаживаясь на сидение.
— Обойдемся и «Жигулями». Теперь куда двинемся получать от ворот поворот? — ухмыльнулся Корнеев.
— Предлагаю наведаться в «Сатурн»… А за выпиской завтра с утра. Свежее будет… Пока я буду возиться в банке, прими, пожалуйста, Фришмана в моем кабинете. Погостеприимней… Надеюсь, у вас будет о чем поговорить.
— Спрашиваешь! Я просто счастлив буду взять интервью у председателя боевого кооператива, в котором гибнет по сотруднику в день. Если, конечно, мы еще сегодня с ним не повстречаемся.
— Думаю, не повстречаемся.
«Сатурн» располагался на кривой, мощеной булыжником, узкой и пыльной улице. Грузовой транспорт шел здесь сплошным потоком с утра до позднего вечера, и в результате улочка превратилась в своего рода полосу препятствий. Чтобы не наглотаться пыли, боковые стекла «Жигулей» пришлось поднять. Возле прорезающей мостовую многоступенчатой выбоины, упирающейся отрогом в смердящую отбросами мусорную кучу, синел щербатый забор. На калитке с трудом можно было разобрать облупившийся номер дома.
— Талгат, ты часом адрес не перепутал? И намека на вывеску нет. Убожество какое-то.
— Зайдем, — Куфлиев толкнул взвизгнувшую калитку. От дощатого нужника, у которого вместо двери болталось полотнище грязной пленки, густо несло экскрементами. В глубине двора, между фруктовыми деревьями, серело присадистое зданьице с потрескавшимися глинобитными стенами и шиферной крышей, взявшейся от времени прозеленью. Чем ближе подходили майор и капитан к дому, тем слышнее становились голоса. Разговор, видно, шел нешуточный. Неожиданно прямо из распахнутой настежь двери шмыгнула к забору, где находилась помойка, большая плешивая крыса. Майора передернуло. Он в сердцах сплюнул и решительно переступил порог сырой и темной веранды, заставленной пачками картона, какими-то хитроумными приспособлениями из металла и дерева, бочками и банками с красками. Вонь стояла — хоть святых выноси.
Миновав узкий проход и темный коридор, майор и капитан оказались в небольшой кухоньке, где у колченогого стола, заставленного газетами, сидели четыре женщины и двое мужчин. Толсто нарезанные колбаса, сыр и осетрина, две пустые бутылки из-под водки — трапеза была в разгаре. Трое женщин были казашки — в синих рабочих халатах, невысокие, с полными усталыми лицами, они походили друг на друга, как близнецы. Четвертая отличалась от них только пшеничным цветом распущенных волос и менее смуглой кожей.
Молодой рослый ширококостный казах с плоским, багровым, неподвижным во хмелю лицом, сидел, вцепившись в стакан с прозрачной жидкостью могучими пальцами с траурной каймой под ногтями. При появлении чужих он тяжело оторвал взгляд от стакана, коротко осмотрел вошедших, досадливо чмокнул и одним глотком влил в себя содержимое.
— И… эх!.. За упокой!.. А вы что сидите? — обратился он к сотрапезникам, но те, не дотрагиваясь до еды и питья, поглядывали на незнакомцев, вероятно, ожидая разъяснений.
— Здравствуйте. Это и есть производственный кооператив «Сатурн»? — спросил Куфлиев.
— Ну, «Сатурн». Здрасть… и до свидань… — верзила, хватив лишку, был настроен воинственно.
Остальные недружелюбно помалкивали, не вмешиваясь.
— Зачем же так? — с добродушной улыбкой проговорил Корнеев. — Мы, так сказать, ваши потенциальные клиенты, и нам хотелось бы узнать, на какие услуги можем рассчитывать.
— Вы бы хоть вывеску какую повесили, — поддержал его Куфлиев.
— Вешать или не вешать — сами знаем. А в клиентах не нуждаемся, — бурчал верзила.
— Тогда позвольте узнать, с кем имею честь? — полюбопытствовал Куфлиев.
— Ха!.. Не много хочешь?.. Катитесь-ка вы отсюда…
— Стой, Даулет. Не лезь в бутылку, — вмешался другой мужчина, сутулый, с глазами, выкаченными, словно от натуги. — Я так понимаю, что это мы теперь клиенты товарища капитана. А от такой чести и хотел бы, да не откажешься. Как заметил зарубежный классик, когда шеф полиции приглашает присаживаться — неудобно стоять.
— Приятно в столь неопрятной дыре встретить знатока литературы. Как бишь, простите, ваша фамилия?
— Луков… Михаил Петрович, — выпятив мощный кадык, с готовностью представился тот. — Для вас — просто Миша. Не обижаюсь на вашу забывчивость, что ни говори, а уже десять лет прошло с момента нашего знакомства. Вы тогда приходили с проверкой в бюро выездных фотографов. Я там тоже работал, но для вас интереса не представлял. Взятки брало начальство… И сейчас совесть моя спокойна. Дальше рабочего в своей карьере я так и не продвинулся.
— Да-да… припоминаю. Вы и в то время произвели на меня впечатление своей исключительной осторожностью… И все-таки, Михаил Петрович, откройте секрет — вы что, следите за моим продвижением по служебной лестнице?.. Или мои капитанские звездочки и на рубашке в клетку проступают?
— Все растут, и вы растете. А земля слухом полнится, — уклончиво отвечал Луков.
— Мне и прежде говорили, что вы классный мастер. Грех талант в землю зарывать… особенно в наше время, когда мастеровые люди на вес золота.
— А я здесь как раз по специальности. Вон, — он махнул рукой в сторону полуоткрытой двери, — там и станок стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49