— Разумеется.
Я прощаюсь с офицером. Чувствую, он сгорает от любопытства. Он отдал бы свой Почетный легион, лишь бы узнать, за каким чертом я сюда приперся и что точно тут делал. Но я безжалостен: если он любит тайны, пусть читает детективы.
— До свидания, полковник.
Я расстаюсь с ним на деревенской площади и направляюсь в гостиницу. Теперь моя миссия завершена и я могу вернуться в Париж. Я даже должен это сделать, потому что имею предчувствие, что там для меня готовят крупное дело.
Прежде чем отправиться в путь, я решаю хорошенько подкрепиться. Повар отельчика знает свое дело, и его стряпня мне нравится.
Фрида ждет меня. Она розовеет от волнения, увидев своего “францюза”. Она надолго сохранит обо мне приятные воспоминания, скажу вам без ложной скромности. Она накрывает на стол и суетится, обслуживая меня.
— Вы уезжать? — меланхолично спрашивает она.
— Да, моя красавица, я уезжать… Ласточки тоже улетают, но они возвращаются.
Это обещание ее не очень успокаивает. Ей явно слишком много рассказывали о французской забывчивости.
Я съедаю обед.
В тот момент, когда я оплачиваю счет, она наклоняет ко мне свою пышную грудь, едва не рвущую ткань блузки.
— Вы любить вишневая водка?
— Очень…
— Тогда я ходить ложить бутылька старый вишневый водка в ваш автомобиль.
Она грустно улыбается мне и шепчет:
— На память. Я растроган.
— Ты милая девочка… Хорошо, положи мне в тачку бутылек. Это даст мне повод вспомнить о тебе в дороге.
Я понимаю, что эта фраза далеко не комплимент, поскольку подразумевает, что я про нее забуду по приезде.
— И даже когда бутылка закончится, я тебя не забуду.
Зря волновался: утонченность чувств для Фриды не характерна. Рожденная в семье крестьянина, она не понимает искусных мадригалов.
Она исчезает.
По ее таинственному взгляду догадываюсь, что бутылка вишневой водки будет ей стоить не очень дорого. Несомненно, моя красавица просто сопрет ее из хозяйского погребка.
Но, как говорит моя славная матушка Фелиси, дареному коню в зубы не глядят.
Давая Фриде время осуществить ее маневр, я закуриваю сигарету. Хозяин гостиницы на полунемецком-полуфранцузском выражает мне свое удовольствие от того, что под его крышей был человек таких достоинств.
Как раз в тот момент, когда он переводит дыхание, раздается оглушительный взрыв.
— Что это такое? — спрашиваю я.
Он выглядит таким же ошеломленным, как я Сам.
— Кажется, это у сарая, — сообщает он.
Он бежит к задней двери гостиницы. Я следую за ним. Острые зубы нехорошего предчувствия сжимают мои шары.
Когда я это чувствую, можно смело снимать трубку и вызывать полицию или “скорую”: в девяти случаях из десяти что-то обязательно происходит.
То, что произошло в этот раз, очень неприятно.
Мой славный “опель”, ждавший меня во дворе, похож на подбитый танк на поле боя. Половины нет вообще, остальное представляет собой весело горящую груду искореженного металла.
Из этой груды торчат две ноги и одна задница… Посреди двора, между других обломков, лежит оторванная женская рука, сжимающая горлышко бутылки вишневой водки. Не надо быть лиценциатом филологии, чтобы понять, что рука принадлежала Фриде.
Я говорю себе, что белокурый мальчуган с крылышками на спине, сопровождающий меня во всех приключениях, опять отлично справился со своей работой.
Если бы он не шепнул на ушко Фриде, что бутылочка вишневой водки доставит мне удовольствие, это я получил бы бомбу, которую подложили в мою драндулетку. Возможно, в этот час я бы не разговаривал с вами, а гулял по яблоневым садам на небесах.
Глава 5
А я-то думал, что больше не увижу полковника! Все регулярные и вспомогательные части оккупационных сил собираются посмотреть, что произошло.
Картина настолько красноречива, что комментарии не требуются.
— Вас раскрыли? — спрашивает меня полковник. — Кажется, да… Я в дерьме по уши.
— Скажите, — обращаюсь я к владельцу гостиницы, — кто-нибудь заходил в ваш двор сегодня утром? Он пожимает плечами.
— Я никого не видел, но я ведь не наблюдал… В Германии, как в Фуйилез-Уа: когда что случается, все помалкивают. Такие истории наводят людей на размышления.
— Во всяком случае, — говорю я полковнику, — я не могу терять здесь время. У вас есть какая-нибудь тачка? Мне совершенно необходимо как можно скорее попасть в Страсбур.
— Не волнуйтесь, я прикажу вас отвезти.
— Спасибо, вы очень любезны. Он подзывает капрала.
— Немедленно выделите джип с шофером, чтобы отвезти месье в Страсбур. Пусть заправит полный бак…
Полчаса спустя я сижу рядом с парнем, ведущим новенький джип с редкой ловкостью.
Я хотел немного подумать над тем, что произошло, но с таким болтуном это невозможно! Полковник как назло подсунул мне малого, у которого язык мелет, как мельница! Мог бы ведь дать хмурого бретонца или безграмотного овернца. Так нет, господа из оккупационной армии выделили мне парижанина. Парень рассказывает мне свою жизнь… Все, от средней школы, где он начал лапать девочек, до военной службы, пройдя по пути через гулянки, трахи в Вернейском лесу, поступление на завод “Ситроен” на набережной Жавель, не забывая о попойках своего папочки, выкидышах своей сестрички и своей драке в одном из баров На улице Аббесс в ночь на Четырнадцатое июля.
Через десять минут мой котелок удваивается в объеме и я могу рассказать его биографию от начала до конца или наоборот, в зависимости от пожеланий слушателей.
Погода хорошая. Теплое бледное солнце прочерчивает золотые и серебряные дорожки между пихтами. Чувствуете, насколько поэтична и буколична моя натура?
Пока я восхищаюсь пейзажем — по пути сюда я не мог этого сделать, поскольку была ночь, — мой шофер заявляет:
— Эта такая унылая дыра!
Поверьте мне, если что и может лишить его аппетита, то только не поэзия. Его мир заканчивается в Сен-Ном-ля-Бреш или в Марли.
— Здесь не так уж плохо, — замечаю я.
— Ага, — соглашается он, — если приезжаешь сюда на пару дней с клевой телкой. А торчать тут в форме — просто жуть… От нескольких месяцев в лесу свихнуться можно, честное слово!
Его физию Гавроша освещает радостная улыбка.
— Ничего, скоро дембель… Вернусь на “Ситроен” и к киске, которую трахал до армии.
Поскольку он философ, то добавляет:
— Или найду себе другую… Будет странно, если она меня дождется: у этой раскладушки прямо огонь горел в трусах, честное слово!
В этом месте разговора мы замечаем на обочине дороги, в двухстах метрах впереди, фигуру женщины.
Насколько можно разобрать на таком расстоянии, она молода… Заметив нашу машину, она поднимает руку.
— Автостопщица, — говорит водитель.
Он прошептал это слово с тоской. Для него это неожиданная удача. Сразу видно, что будь он один, то подсадил бы девочку, но сейчас он подчинен мне и не может принимать такие решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30