— Я как раз терзался тем же вопросом, представляешь?
— Ну и что ты себе ответил?
— Я снова совершил путешествие за горизонт. Взгляд, устремленный на голубые хребты Вогезов, вот что лучше всего успокаивает…
С появлением новых элементов в деле я могу подвести некоторый итог следующего содержания:
— Мамаша Один Таккой приехала во Францию не измерять Эйфелеву башню и не считать картины в Лувре, а похитить малыша.
Я указываю на Джимми, тихо играющего с занавесками маман. Теперь они будут с бахромой.
— Как можно быть такой жестокой! — жалостливо произносит моя добрая Фелиция.
— Относительная жестокость! — не соглашаюсь я. — Она его, между прочим, доверила специальному заведению, самому что ни на есть шикарному!
— Но подумай о несчастной матери малыша.
— Я как раз собирался об этом сказать. После похищения несчастная мамаша не забила тревогу, не поставила на уши охранников. Она лишь сделала подмену, положив в коляску сына уборщицы. Странная реакция, не правда ли?
— Она поступила не совсем разумно! — защищается Фелиция.
— А ты что скажешь? — спрашиваю я у Толстяка.
Он не может ничего ответить, поскольку рот забит непрожеванной свининой.
Потеряв всякую надежду на ответ, я продолжаю:
— Самое удивительное в этом деле то, что мадам Лавми знала, кто свистнул ее родное дитя, но промолчала. Похоже, она даже не предупредила своего мужа… Мне кажется, она искала банду гангстеров, чтобы те взялись за мамашу Таккой. Без сомнения, Лавми хотела, чтобы те перерезали глотку старой американке. Но бандиты ошиблись, похитив толстуху Берю, поскольку нет ничего более похожего, чем кит и кашалот.
Толстяк разом проглатывает полкило неразжеванного мяса.
— О, прошу тебя! Немножко уважения к женщине, которая, возможно, мертва, в то время как мы тут сидим…
И он начинает лить слезы на свинину, явно перебарщивая, поскольку маман солила ее на моих глазах.
— Хорошо, — отмахиваюсь я. — Они заметили ошибку, отпустили твою женушку и принялись охотиться за другой. Они похищают ее в аэропорту и, возможно, сейчас прикладывают к пяткам раскаленную кочергу, стараясь узнать, где Джимми.
— А моя Берта? — одновременно с оглушительной отрыжкой вопрошает Берю.
— Твоя Берта — Жанна д’Арк двадцатого века, Толстяк! Она вернулась в Мезон, желая убедиться, что была права. Наши бандиты увидели ее, узнали и испугались. Тогда они вновь схватили ее и заперли в глухом месте, чтобы избежать разоблачений.
— Думаешь, они причинили ей вред?
— Или она им! Но мне кажется, они не убийцы. Наилучшее доказательство тому, что первый раз ее отпустили, ничего не сделав.
— Да, правда, — соглашается Берю. — Передай-ка мне еще капусты и кусочек свинины пожирней. Обалденная вкуснятина!
К нам подсаживается парикмахер, блестящий, как горная форель.
— Знаете, о чем я думаю? — говорит он.
Поскольку все мы удивленно смотрим на него и отрицательно качаем головой, он продолжает:
— Ведь я не открывал сегодня свою парикмахерскую. В квартале решат что я отравился газом.
Но так как никто особенно не опечалился такой вероятностью, он замолкает и начинает лопать за обе щеки.
— Короче говоря, — подводит итог Берю, сожрав уже две солидные порции мяса с капустой, — ты поедешь, найдешь мадам Лавми и обменяешь ее сопляка на мою жену!
— И на миссис Таккой! Я имел честь и преимущество старшего по званию сообщить тебе об этом только что…
Звонок телефона перебивает меня. Маман идет к аппарату.
— Господин Пино! — сообщает она шепотом. Наш замечательный сослуживец решил отчитаться о проделанной работе.
— Передай ему от меня привет! — кричит Берю, когда я подхожу к телефону.
Затем я слышу, как он объясняет Фелиции:
— Пино — нормальная рабочая лошадь и хороший парень, но всегда такой грязный, как расческа!
— Бывают расчески чистые, — заявляет Альфред.
По голосу я определяю, что Пинюш в одном из своих обычных состояний. У него состояний немного, всего два. Бывает нормальное: апатия, нытье, занудство, беспокойство за свое здоровье. И бывает ненормальное, соответствующее осадному положению его души: лихорадочность, заикание, вызванное выпадением челюсти, охи-вздохи, почесывание ягодиц и т.д.
— Что с тобой стряслось, моя старушка?
— Со мной ничего, а вот стряслось с миссис Таккой, — говорит Пинюш.
— Да?
— Ее только что выловили из воды рядом с Лебединым островом…
— Мертвая?
— Утопленница…
— Утопившаяся утопленница или задушенная и брошенная в воду?
— Первое…
Час от часу не легче! И я еще говорил, что бандиты мадам Лавми не убийцы! С ума сойти! Примерно то же самое они могут сотворить и с нашей всеми горячо любимой мадам Берю, если, конечно, найдут подходящий водоем.
— О чем ты задумался? — беспокоится Пино на другом конце провода.
— Вы следили за женой Лавми?
— Так точно… Она поехала к своему мужу. В ресторан рядом с киностудией. Что будешь делать?
— Еду к тебе.
Ощущая свалившийся на меня груз, я возвращаюсь в столовую. Берю приканчивает камамбер.
— Что нового? — спрашивает он.
— А, так, ничего особенного… Болтовня Пинюша.
— Любит он болтать всякую чепуху, старый краб, — соглашается Толстяк и закатывается таким смехом, что дребезжат стекла, а Джимми начинает реветь.
Фелиция берет малыша на руки, чтобы успокоить. Он умолкает мгновенно.
Как все странно на свете… Через мой котелок проскакивает философская мысль, что вот это невинное создание оказалось причиной смерти человека…
Ему от роду всего несколько месяцев, а уже положено начало: на его личном счету первый труп.
Глава 17
Когда я заявляюсь на студию, съемки фильма «Последнее люмбаго в Париже» остановлены из-за того, что у главного оператора припадок истерии, а секретарша сломала ноготь, когда точила свой карандаш.
Пробираясь через лес погашенных прожекторов, я вдруг ощущаю энергичную руку, опустившуюся на воротник моего пиджака.
— Я смотрю, ты вошел во вкус, дорогой флик!
Мой милый Галиматье. На Бебере рубашка «сделано в США» с изображением захода солнца в пальмы.
— Ты замаскировался под плакат туристической фирмы, приглашающей провести очередной отпуск в Сахаре? — спрашиваю я.
— Помалкивай, это подарок красавчика Фреда.
— Выходит, секретарь обратил хозяина в свою веру?
— Нет, но он несказанно обрадовался реакции на мою публикацию в нашем капустном листке. Я написал, будто он способен вылакать целую бутылку бурбона на одном дыхании… Поскольку это чистая ложь, он воспринял как лесть.
У моего друга Галиматье очень довольный вид.
— Продвигается твое расследование? — спрашивает он с места в карьер.
— У тебя навязчивая идея, Бебер! Послушай-ка, я услышал от статистов, что миссис Лавми присутствует на съемках.
— Точно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36