Половина! Он еще и плохо видит, мой друг Берю! Скажем так — три четверти, и больше не будем об этом!
Из зала доносится выворачивающее желудок наизнанку завывание скрипки. Поскольку программа точь-в-точь как в предыдущие годы, я знаю, сейчас адъютант Нудье вдохновенно прогнусавит романс «Пусть плачет моя душа» из трех куплетов и протокола.
Надрывный для нормально сконструированных ушей романс повергает соломенных вдовцов во вселенскую скорбь.
Я подавляю улыбку и стараюсь выглядеть профессиональным полицейским.
— Послушайте, господа, кто из вас видел мадам Берюрье последним?
— Альфред! — заявляет покинутый законный муж без тени сомнения.
— Рассказывайте! — обращаюсь я к мастеру опасной бритвы.
Он осторожно чешет затылок.
— Я… Гм… Значит, понедельник мой день…
— Знаю, день величия и славы. Так!
Цирюльник немного конфузится. Имея интеллектуальный уровень много ниже уровня моря, он тем не менее через туман сарказма догадывается о моем глубоком презрении.
— Я видел мадам Берюрье после обеда…
— Она приходила к вам?
— То есть…
— То есть да или то есть нет? Толстяк трогает меня за руку.
— Не дави на Альфреда, — бормочет он. — Видишь, парень и так убивается!
Профессионал расчески и ножниц поднимает на меня заплаканное лицо, которое напоминает о несчастных гражданах Кале, протягивающих толстому злому королю ключи от своего города (кстати, если бы они заблаговременно объявили Кале открытым городом, им бы не пришлось этого делать).
— Да, — невнятно бормочет он, — Берта приходила выпить со мной кофе!
— В котором часу она ушла от вас?
— Примерно в четыре…
— Похоже, вам пришлось приналечь… на кофейник.
И вновь Толстяк призывает меня к деликатности. Складывается впечатление, будто Берю беспокоится о душевном равновесии своего коллеги по семейной жизни больше, чем о своем собственном, и готов выпить за него расплавленный свинец, если, конечно, потребуется.
— Она ушла одна?
— Конечно.
— Но вы могли ведь и проводить ее?
— Нет, я ждал представителя фирмы, торгующей новыми сушилками по принципу катализа с двусторонним трением…
— Уходя от вас, она не намекала, куда направляется?
Альфред задумывается, уставившись в одну точку своими опухшими глазами.
— Да, она говорила, что пойдет на Елисейские поля купить ткань…
— Точно-точно, — спешит вставить Толстяк. — Она и мне говорила об этом за завтраком… Ей приглянулся какой-то баптист цыплячьего цвета с рисунком «куриная лапка»…
— Ив каком магазине она собиралась приобрести этот курятник?
— В «Коро», кажется…
Секунду я соображаю, затем оттаскиваю Берю в сторону. Мы оказываемся прямо под окнами концертного зала, где инспектор Скрипюш, следующий номер программы, отрывает внутренности своей скрипке.
— Скажи, Толстяк, ты доверяешь своему другу Альфреду?
— Как самому себе, — уверенно подтверждает удивительный синтез рогоносца и нежного мужа.
— Знаешь, у парикмахеров иногда бритва в рукаве… И они ей пользуются не по назначению. Не думаешь, что он развлекся, расчленив твою Берту?
Честно говоря, я тут же отбросил эту мысль. Для того чтобы расчленить такую колоду, нужна не бритва, а газовый резак!
— Ты что, спятил? — кипятится Берю. — Альфред — и замочил Берту? Зачем бы ему это делать?
— Из ревности.
— Это конечно. Но только из ревности убивают, когда есть противоречие в любви! А тут где ты видишь противоречие?
Он умолкает, поскольку смущается сказанным…
— Может, твоя жена изменяет вам с кем-то третьим? — подсказываю я, чтобы вывести Толстяка из транса.
Берю приосанивается, опухшее лицо приобретает осмысленное выражение. Словно почувствовав торжественность момента, скрипач грянул Моцарта.
— Ну нет, за кого ты принимаешь нашу Берту? За шлюху? — возмущенно выдыхает Берюрье.
Все, баста! Вполне достаточно для пока еще нормальной головы комиссара Сан-Антонио.
Я посылаю своего напарника в выражениях, о которых вы должны знать, если хоть чуть-чуть интересовались фольклором.
— Знаешь, Берю, осточертел ты мне с вашей коммунальной старушкой… Чего ты ждешь? Чтобы я научил тебя твоей же профессии? Ты рогат, но от этого не перестал быть легавым. Пошевели задницей, чтоб отыскать свою милую! Поспрашивай в доме, где живет твой брадобрей. Сходи в магазин, покажи фотографию Берты, может, кто-то ее видел. Такая, как она, надолго запоминается…
Берю лезет в карман и достает страшно замусленный окурок. Повертев в руках и не найдя лучшего применения, Толстяк сует его в рот и прикуривает, подпалив при этом волосы в носу.
— Ладно, думаю, ты прав, Сан-А. Пойду поспрашиваю…
— Вот и отлично. И проведи расследование, будто ты его не для себя делаешь!
Чтобы придать бедолаге уверенности, я шлепаю его пониже спины.
— Попозже я зайду к тебе.
— Спасибо, Сан-А, ты настоящий друг!
Он садится в машину рядом со своим собратом, и оба исчезают в плотном облаке выхлопных газов.
Я пробираюсь снова на свое место как раз в тот момент, когда два ангела-хранителя в униформе затягивают тирольскую песню. Их дуэт смахивает на работу двух компрессоров с автоматическим отключением.
Совсем изволновавшаяся маман спрашивает:
— Что случилось?
— Берюрье примчался за советом… Хотел узнать, как вновь обрести супружеское счастье.
Привыкшая ко всему Фелиция вздыхает:
— Ах, бедняга!
Но тут мое внимание сосредоточивается на ноге соседки слева, чья изящная туфелька вступила на полу в контакт с моим башмаком. Очень милая брюнетка, заслуживающая самого пристального внимания.
Представители от каждой пары нашей обуви знакомятся. Ее представитель из магазина «Манон», а мой из «Байи». Родителями ее делегата были яловые телки, а моего — парочка нильских крокодилов. Но несмотря на наследственный антагонизм, они просто созданы, чтобы поладить.
Глава 2
В тот же вечер, чуть позже, верный обещанию, я решаю завернуть к моему другу Берюрье. Фелиция остается в компании господина Клода Обморже, вдохновенно вещающего моей маман о нравах крупнокопытных, населяющих экваториальные леса…
Собственно, несчастье моего друга не ново и не удивляет меня. Жизнь битком набита мужиками, готовыми хныкать вам в галстук, поскольку их партнерши обнаружили других, способных в постели наибольшее. Так и подмывает им сказать, чтобы они пораскинули мозгами и сделали выводы, но мозг и сердце подчас вступают в страшную драку, лишь только завидя друг друга.
Подумав немного над проблемой, я пришел к заключению, что мамаша Берю играет в Джульетту с каким-нибудь Ромео неподалеку. Эта породистая свиноматка поставила такую задачку, что и профессору Оппенгеймеру не решить. И вот ведь что любопытно: речь идет о горе мяса, способной вывернуть наизнанку желудок трупоядных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36