Ему не надо упаковывать с собой, ему требуется съесть сейчас. Тем более ему не хочется осложнений. Он женатый мужчина и хочет начать свой день с того, чем, между нами говоря, должен был закончить вчерашний…
Сама жизнь, что поделать! Не всегда получается, чтобы господин, который тащится от маринованной сельди, нашел даму, отличающуюся тем же вкусом, или чтобы дама, слетающая с катушек от песен Азнавура, вдруг встретила мужчину, обладающего целой коллекцией его дисков! Вот и выходит, что самое сложное в жизни — привести все в гармонию соответствия! Вы можете, конечно, начать ныть, что я, мол, отклонился от темы и занимаю своей философией ваше драгоценное время, но, как сказала одна моя знакомая лицеистка: «Как же хорошо иной раз дотронуться пальцами до слабых мест жизнестойкости».
За то время, пока меня приглашала, а затем мешала с грязью перипатетическая проститутка (гнилой стиль, скажете вы!), моя блестящая мысль выкристаллизовалась. Знаете, что я сделаю? Вместо того чтобы ехать в «Карлтон» и встречаться с мадам Лавми, что я примитивно мыслил сделать, заверну налево и вновь поеду в Мезон. Вам что, надоело слушать одно и то же?
Но это же моя любимая вещь, вроде «Болеро» Равеля…
Время — восемь. Эстелла уже на ногах, судя по скорости ее передвижения на этих самых ногах к воротам, чтобы мне открыть.
На нянечке умопомрачительный синий халат, а на голове шелковая повязка. Заметив меня, она хмурит брови и восклицает, как в довоенных пьесах театра «Одеон»:
— Вы!
— Я! — сердечно признаюсь я, как в тех же пьесах того же театра. Она отпирает.
— Я вам не помешал?
— Гм… нет, но я очень тороплюсь, так как мне нужно ехать забирать Джимми… Мадам Лавми только что звонила. Он проснулся и…
Я небрежно массирую ей бедро.
— Время показалось мне вечностью без вас, Эстелла. Знаете, вы меня как ошпарили!
— Дорогой, — быстро произносит она, как старая супруга, думая о своем. Затем добавляет: — Ой, какая ночь! Ты ни за что не угадаешь, что произошло!
— Что-то серьезное?
— В четыре часа утра приходила полиция. Два флика!
— Не может быть!
— Да. Они стали рассказывать мне какую-то глупую историю об ограблении, хотели меня предупредить. Я даже вдруг подумала, что это гангстеры… Но у них был такой идиотский вид, что я перестала сомневаться.
Нелегко скрыть улыбку, хоть накидывай на тыкву платок и не дыши. Я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Она смотрит на меня с любопытством.
— Ограбление?
— Какой-то информатор их якобы предупредил, что здесь готовится преступление.
— Мой сладкий ребенок, натерпелась же ты страху!
— Вот уж ничуть, — убедительно говорит Эстелла, — я никого и ничего не боюсь.
Мы заходим в дом. Я клею ей засос, чтобы оставаться в рамках традиций.
— Хочешь, я поеду с тобой за малышом? — спрашиваю я нежно.
— О нет! — отвечает она энергично. — Никак нельзя! Возможно, хозяйка приедет сюда вместе со мной. — Затем, хитро сощурившись, спрашивает: — Ты не работаешь сегодня утром, дорогой?
— Знаешь, у меня полная свобода действий. Практически я сам веду дела в агентстве.
Малышка начинает торопиться. Без всякого стеснения она переоблачается прямо у меня на глазах в элегантную парижанку. Бежевый костюм с апликациями из кожи. Просто шик! Потом быстро причесывается.
— Я все время задаюсь вопросом, как ты можешь жить одна с этим чертовым ребенком? — говорю я.
— Ах! Но это же временно. И потом, есть еще одна женщина, уборщица.
— Сам старик Вамдам-Жилье нашел ее для вас?
— Да… А ты что, не в курсе? Я быстро соображаю.
— Что удивительного, я иногда забываю о мелочах. Увидимся сегодня вечером, дорогая?
— Постараюсь. Если мне удастся освободиться, я позвоню тебе в бюро.
— Договорились.
И она садится за руль «шевроле» с откидывающимся верхом.
— Давай довезу тебя до ворот, — предлагает она.
— Спасибо.
Эстелла доезжает до ворот, испытывает еще один массаж миндалин и говорит мне «пока!».
Я же еду в направлении агентства недвижимости. Вамдам-Жилье отец и сын в одном лице уже восседает за своим столом в тени настольной лампы.
Поскольку сейчас утро, он по-домашнему одет в вязаную куртку из серой шерсти, а нижняя половина небритого лица скрыта шарфом.
— Здравствуйте, — улыбается он любезно, — уже за работой?
Благодаря независимым друг от друга глазам продавец земельных наделов может одновременно вести наблюдение за тем, что происходит впереди, а также быть уверенным в своих тылах. Заметьте, в этом как раз его спасение. Невозможно застать врасплох.
— Мне кажется, вы подыскивали уборщицу для няни семьи Лавми, когда та въезжала в дом?
— Это верно.
— Могу я узнать адрес женщины?
— Запросто… Она итальянка. Мадам Густапьяна. Живет на Нижней улице.
— А где это?
— Ниже Верхней улицы. Номер дома… Минуточку…
Он листает средневековую тетрадь в тисненой обложке с замочками и радостно каркает:
— Дом номер тринадцать!
— Постоянно всякие пакости, — бормочу я, вспоминая проститутку в Булонском лесу. — Благодарю. Мои распоряжения остаются в силе, любезный господин Вамдам-Жилье. Если мне позвонят, тут же сообщите!
Быстро пожимаю остатки человеческой плоти, служащие ему рукой, и мчусь на Нижнюю улицу. Когда я заворачиваю в этот узкий проезд с односторонним движением, вдруг узнаю на другом конце улицы хромированную тележку моей красавицы швейцарки.
Я притормаживаю, чтобы держаться от нее на расстоянии, но, вместо того чтобы остановиться перед чертовым номером, продолжаю следовать за машиной Эстеллы.
Однако преследование не занимает много времени. В противоположность тому, что утверждала моя любимая жительница страны Альп, она едет не в Париж, а возвращается опять к дому. Может быть, она заехала отдать распоряжения синьоре Густапьяна, а потом заметила, что забыла какую-то вещь?
Но нет. Она выходит из тачки, открывает ворота, въезжает, запирает ворота…
Что остается делать любимому всеми дамами Сан-Антонио? Угадали! Он срочно возвращается к уборщице в дом номер 13 на Нижней улице. Вышеназванная персона проживает в небольшой однокомнатной квартире вместе со своим мужем, старым, разбитым параличом дядей, свихнувшейся племянницей, родителями мужа, семью собственными детьми и неаполитанской тетушкой с подножия Везувия. Матрона страсть как похожа на незабвенную мадам Берю: усы торчком, огромный бюст, переходящий в живот, всклокоченные волосы и какой-то непонятный акцент, о котором можно сказать лишь одно: он явно не напоминает просторы Сибири.
— Кто это? — спрашивает она, подозрительно оглядывая меня.
Я натягиваю на физиономию маску скорби типа размазанного оскала.
— Мадам Густапьяна?
— Си!
— Мадам, я пришел сообщить вам о страшном несчастье…
Вся семья присутствует при разговоре и смотрит на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Сама жизнь, что поделать! Не всегда получается, чтобы господин, который тащится от маринованной сельди, нашел даму, отличающуюся тем же вкусом, или чтобы дама, слетающая с катушек от песен Азнавура, вдруг встретила мужчину, обладающего целой коллекцией его дисков! Вот и выходит, что самое сложное в жизни — привести все в гармонию соответствия! Вы можете, конечно, начать ныть, что я, мол, отклонился от темы и занимаю своей философией ваше драгоценное время, но, как сказала одна моя знакомая лицеистка: «Как же хорошо иной раз дотронуться пальцами до слабых мест жизнестойкости».
За то время, пока меня приглашала, а затем мешала с грязью перипатетическая проститутка (гнилой стиль, скажете вы!), моя блестящая мысль выкристаллизовалась. Знаете, что я сделаю? Вместо того чтобы ехать в «Карлтон» и встречаться с мадам Лавми, что я примитивно мыслил сделать, заверну налево и вновь поеду в Мезон. Вам что, надоело слушать одно и то же?
Но это же моя любимая вещь, вроде «Болеро» Равеля…
Время — восемь. Эстелла уже на ногах, судя по скорости ее передвижения на этих самых ногах к воротам, чтобы мне открыть.
На нянечке умопомрачительный синий халат, а на голове шелковая повязка. Заметив меня, она хмурит брови и восклицает, как в довоенных пьесах театра «Одеон»:
— Вы!
— Я! — сердечно признаюсь я, как в тех же пьесах того же театра. Она отпирает.
— Я вам не помешал?
— Гм… нет, но я очень тороплюсь, так как мне нужно ехать забирать Джимми… Мадам Лавми только что звонила. Он проснулся и…
Я небрежно массирую ей бедро.
— Время показалось мне вечностью без вас, Эстелла. Знаете, вы меня как ошпарили!
— Дорогой, — быстро произносит она, как старая супруга, думая о своем. Затем добавляет: — Ой, какая ночь! Ты ни за что не угадаешь, что произошло!
— Что-то серьезное?
— В четыре часа утра приходила полиция. Два флика!
— Не может быть!
— Да. Они стали рассказывать мне какую-то глупую историю об ограблении, хотели меня предупредить. Я даже вдруг подумала, что это гангстеры… Но у них был такой идиотский вид, что я перестала сомневаться.
Нелегко скрыть улыбку, хоть накидывай на тыкву платок и не дыши. Я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Она смотрит на меня с любопытством.
— Ограбление?
— Какой-то информатор их якобы предупредил, что здесь готовится преступление.
— Мой сладкий ребенок, натерпелась же ты страху!
— Вот уж ничуть, — убедительно говорит Эстелла, — я никого и ничего не боюсь.
Мы заходим в дом. Я клею ей засос, чтобы оставаться в рамках традиций.
— Хочешь, я поеду с тобой за малышом? — спрашиваю я нежно.
— О нет! — отвечает она энергично. — Никак нельзя! Возможно, хозяйка приедет сюда вместе со мной. — Затем, хитро сощурившись, спрашивает: — Ты не работаешь сегодня утром, дорогой?
— Знаешь, у меня полная свобода действий. Практически я сам веду дела в агентстве.
Малышка начинает торопиться. Без всякого стеснения она переоблачается прямо у меня на глазах в элегантную парижанку. Бежевый костюм с апликациями из кожи. Просто шик! Потом быстро причесывается.
— Я все время задаюсь вопросом, как ты можешь жить одна с этим чертовым ребенком? — говорю я.
— Ах! Но это же временно. И потом, есть еще одна женщина, уборщица.
— Сам старик Вамдам-Жилье нашел ее для вас?
— Да… А ты что, не в курсе? Я быстро соображаю.
— Что удивительного, я иногда забываю о мелочах. Увидимся сегодня вечером, дорогая?
— Постараюсь. Если мне удастся освободиться, я позвоню тебе в бюро.
— Договорились.
И она садится за руль «шевроле» с откидывающимся верхом.
— Давай довезу тебя до ворот, — предлагает она.
— Спасибо.
Эстелла доезжает до ворот, испытывает еще один массаж миндалин и говорит мне «пока!».
Я же еду в направлении агентства недвижимости. Вамдам-Жилье отец и сын в одном лице уже восседает за своим столом в тени настольной лампы.
Поскольку сейчас утро, он по-домашнему одет в вязаную куртку из серой шерсти, а нижняя половина небритого лица скрыта шарфом.
— Здравствуйте, — улыбается он любезно, — уже за работой?
Благодаря независимым друг от друга глазам продавец земельных наделов может одновременно вести наблюдение за тем, что происходит впереди, а также быть уверенным в своих тылах. Заметьте, в этом как раз его спасение. Невозможно застать врасплох.
— Мне кажется, вы подыскивали уборщицу для няни семьи Лавми, когда та въезжала в дом?
— Это верно.
— Могу я узнать адрес женщины?
— Запросто… Она итальянка. Мадам Густапьяна. Живет на Нижней улице.
— А где это?
— Ниже Верхней улицы. Номер дома… Минуточку…
Он листает средневековую тетрадь в тисненой обложке с замочками и радостно каркает:
— Дом номер тринадцать!
— Постоянно всякие пакости, — бормочу я, вспоминая проститутку в Булонском лесу. — Благодарю. Мои распоряжения остаются в силе, любезный господин Вамдам-Жилье. Если мне позвонят, тут же сообщите!
Быстро пожимаю остатки человеческой плоти, служащие ему рукой, и мчусь на Нижнюю улицу. Когда я заворачиваю в этот узкий проезд с односторонним движением, вдруг узнаю на другом конце улицы хромированную тележку моей красавицы швейцарки.
Я притормаживаю, чтобы держаться от нее на расстоянии, но, вместо того чтобы остановиться перед чертовым номером, продолжаю следовать за машиной Эстеллы.
Однако преследование не занимает много времени. В противоположность тому, что утверждала моя любимая жительница страны Альп, она едет не в Париж, а возвращается опять к дому. Может быть, она заехала отдать распоряжения синьоре Густапьяна, а потом заметила, что забыла какую-то вещь?
Но нет. Она выходит из тачки, открывает ворота, въезжает, запирает ворота…
Что остается делать любимому всеми дамами Сан-Антонио? Угадали! Он срочно возвращается к уборщице в дом номер 13 на Нижней улице. Вышеназванная персона проживает в небольшой однокомнатной квартире вместе со своим мужем, старым, разбитым параличом дядей, свихнувшейся племянницей, родителями мужа, семью собственными детьми и неаполитанской тетушкой с подножия Везувия. Матрона страсть как похожа на незабвенную мадам Берю: усы торчком, огромный бюст, переходящий в живот, всклокоченные волосы и какой-то непонятный акцент, о котором можно сказать лишь одно: он явно не напоминает просторы Сибири.
— Кто это? — спрашивает она, подозрительно оглядывая меня.
Я натягиваю на физиономию маску скорби типа размазанного оскала.
— Мадам Густапьяна?
— Си!
— Мадам, я пришел сообщить вам о страшном несчастье…
Вся семья присутствует при разговоре и смотрит на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36