- Есть хочешь? Я могу поджарить мяса... Пока еще есть.
- Завтра я чего-нибудь добуду, - сказал Кашинг. - Здесь должны быть
олени.
- Я видел маленькое стадо на западе, - откликнулся Ролло.
- Так поджарить мяса?
Кашинг покачал головой:
- Я не голоден.
- Завтра мы поднимемся на холм. Ты знаешь, что мы там можем найти?
- Стражники говорили, что там есть здания, - сказал Ролло. - Где спят
Спящие.
- Мы можем забыть о Спящих, - заметил Кашинг. - Это все бабушкины
сказки.
- Стражники основывали на ней жизнь, - возразил Ролло. - Там должно
быть что-то. Какая-то основа сказки.
- Многие религии основывались на меньшем. - Кашинг подобрал прут и
поворочал им в костре. Взметнувшееся пламя осветило что-то висящее в
воздухе над их головами. Капают в изумлении отшатнулся, все еще сжимая в
руках прут.
В воздухе висела толстая короткая торпеда трех футов длины и фут
толщины, висела она без усилий, без звуков, без гудений или тиканья,
которые обычно сопровождали работу механизма. По всей ее поверхности, не
через равные интервалы, а как бы случайно были разбросаны маленькие
кристаллики, похожие на глаза и сверкавшие в свете костра. Цилиндр был
металлическим или казался таковым; во всяком случае он блестел тусклым
металлическим блеском.
- Ролло, - сказал Кашинг, - это твой родственник.
- Согласен, что он похож на робота, но хоть надежда оживляет мое
сердце, я все же никогда таких не видел, - отозвался Ролло. Кашинг смутно
удивился, почему они так спокойно рассуждают. Ведь они должны были бы
оцепенеть от страха. Хотя в цилиндре и не чувствовалось угрозы: просто в
воздухе висел жирный, толстый и короткий клоун. Кашингу на мгновение
показалось, что он даже видит бессмысленное, тупо улыбающееся лицо.
Впрочем, он знал, что никакого лица там нет.
Эзра забормотал во сне, перевернулся и снова засопел. Элин сидела
неподвижно; она не видела цилиндра или, если и видела, то никак не
реагировала.
- Ты чувствуешь его Мэг? - спросил Кашинг.
- Ничто, сынок, - ответила она, - бормочущее нечто, беспорядочное,
пустое, не уверенное в себе, дружественное, скучающее, как бездомная
собака, ищущая хозяина...
- Человеческое?
- Как это человеческое? Оно не человеческое.
- Похоже на нас. Не чужое.
И тут оно заговорило четким металлическим голосом. Не было никаких
движущихся частей, никаких указаний, откуда доносился голос; но,
несомненно, этот висящий в воздухе бочкообразный предмет говорил с ними.
- Пурпурная жидкость, - произнес он. - Не вода. Жидкость. Тяжелее
воды. Гуще воды. Лежит в низинах и ямах, потом поднимается и заливает
землю. Алая песчаная земля, и стройные бочкообразные тела растут на ней и
существа, похожие на мхи, но больше. Много больше меня. С шипами и иглами,
при помощи которых они видят, слышат и обоняют. И говорят, но я не помню,
о чем они говорят. Я многое знал, когда-то, но теперь не могу вспомнить.
Эти существа приветствовали пурпурную жидкость, катившуюся вверх и вниз по
склонам - она могла течь куда угодно. Она катилась волнами по алому песку,
а бочкообразные существа и другие приветствовали ее песней. Они
радовались, что она пришла. Хотя я не помню, почему они радовались. Трудно
вспомнить, почему они радовались: когда жидкость проходила, все эти
существа погибали. Их иглы и шипы обвисали, они не могли больше говорить,
обвисали и лежали на солнце, разлагаясь. Большое красное солнце заполняло
половину неба, и на него можно было смотреть: оно не яркое, не горячее.
Пурпурная жидкость растекалась по земле, потом снова собиралась в ямах, и
бочкообразные и другие существа, до которых она еще не добралась, мягко
пели, приглашая ее прийти...
Послышался другой голос, более громкий, пытавшийся заглушить первый:
- Звезды вращались, зеленые и синие, и так быстро они двигались, что
были не шарами, а огненными полосками; висело облако, оно было живое и
брало энергию у вращающихся звезд; и я удивлялся, как это облако могло
заставить их вращаться...
Еще один голос:
- Тьма, и во тьме кишение, живущее во тьме и не выносящее света; оно
хватало слабый свет, которых отбрасывал я, и поедало его, оно так истощило
батареи, что больше не осталось света, и я был бессилен, я упал во тьму, и
кишение сомкнулось вокруг меня...
Еще один голос:
- Пурпурность захватила меня и сделала меня своей частью и
рассказывала мне о том, что было до появления вселенной...
- Боже, - воскликнула Мэг, - они вокруг нас.
И верно. В свете костра и за ним висело множество коротких толстых
цилиндров, все они болтали, стараясь перекричать друг друга.
- Я не мог говорить с ними, с ними невозможно было разговаривать; они
думают и действуют совсем не так, как я; у нас не было ничего общего...
Это были машины, но не такие, как мы, как я; это был живой металл и
одушевленный пластик и... Я был муравьем, и они не заметили меня, они не
знали, что я лежу в своем муравейнике и слушаю их, ощущаю часть того же,
что и они, хотя и не все: у меня не было ни их знаний, ни их чувств, они
были как боги, а я как песок под их ногами, и я любил их и ужасался в одно
и то же время... Рак, перебрасывающийся от планеты к планете, поедавший
все, чего он касался, и я услышал голос: "Смотри на нас, мы и есть
жизнь"... Там были люди, не знаю, можно ли их назвать людьми; это были
существа, время для которых ничего не значило, они победили время или
просто поняли его и больше не боялись его тирании; и они были жалки,
потому что, уничтожив время, поняли, что они в нем нуждаются, но вернуть
его не смогли...
"Я истребитель, - сказало оно мне. - Я уничтожаю жизнь, у которой нет
права существовать; я стираю миры, которые пошли по неверному пути. Что ты
скажешь, если я уничтожу тебя?.." Это была раса смеющихся; они только и
могли смеяться, это была их единственная реакция на все, хотя это не тот
смех, что я знал. Может, это вообще был не смех...
Слова, слова, слова. Болтовня, болтовня, болтовня. Фрагменты
разговоров, обрывки фраз. Может, если бы слушать только одного, в этом был
бы смысл. Но слушать одного невозможно, все говорят одновременно и
настаивают, чтобы слушали именно их.
Их было так много, что слова их совершенно смешивались, и лишь
изредка с трудом можно было разобрать отрывок фразы. Кашинг обнаружил, что
бессознательно прижимается к земле, как будто все усиливающаяся болтовня
представляет собой физическую угрозу.
Эзра зашевелился и сел, протирая глаза кулаками. Рот его задвигался,
но слов не было слышно совершенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41