Собственно, сначала и на вашей планете все шло нормально: моллюски в теплых морях, на суше голосеменные растения, покрытосеменные… потом распространилась в болотах и у илистых берегов морей предвысшая форма жизни – земноводные. Они породили и высших активно деятельных существ – тех, кого вы называете рептилиями, пресмыкающимися. Ах, как субъективно, несправедливо, обидно вы их назвали: пресмыкающиеся!.. Себя так небось приматами. Обижаетесь, когда ваш класс вместо „млекопитающих“ поименуют „млекопитающимися“, – а сами… „Пресмыкающиеся“! Они были первыми двуногими – как на вашей планете, так и у нас – и со свободными передними конечностями. Они достигали самых крупных для наземных животных размеров, пятнадцать – двадцать метров, наибольшего веса и силы. Они – птерозавры у вас – летали; вы, приматы, и посейчас это можете только с помощью искусственных приспособлений. Верно, – продолжало ВП, – ныне, в изменившихся условиях они там у вас измельчали, приникли к земле, прячутся в норы и воду.
Но неизвестно, какими станете вы, когда природа изменится неблагоприятно для вас (а первый звонок уже был – в Потеплении!) и благоприятно для них. Тогда они снова возглавят марш жизни на Земле, как возглавляли его десятки миллионов лет. Десятки миллионов лет – что против них считанные тысячелетия вашего господства в природе! Тысячелетия – часы в жизни планеты… Так что не спешите раздавать названия, самонадеянные теплокровные однодневки: еще неизвестно, кто через сотню – другую веков перед кем будет пресмыкаться!»
Очень уж уязвило Амеб наше название родственного их предкам класса, ВП даже утратило на минуту бесстрастно-назидательный тон. «Расхождение путей эволюции у вас и у нас, – продолжило оно, – началось с эры, которую вы называете мезозоем. Что-то тогда стряслось с вашей планетой. Что – понять трудно, ваши сведения об этой эпохе крайне скудны. В атмосфере и на суше произошли резкие, губительные для крупных звероящеров изменения: исчезло обилие влаги, болот, углекислоты в воздухе, похолодало. Произошло и более четкое разделение стихий: тверди, вод, газовой оболочки. Жизни же наиболее благоприятствует их умеренное смешение, недаром она наиболее обильна в прибрежных зонах, у линий стыка воды, суши и воздуха. И тогда нормальная жизнь – земноводных, рептилий – пошла у вас на убыль. Утвердились ваши предки, существа с гомеостазом, повышенной прожорливостью и расторопностью – теплокровные… У нас же здесь не было мезозоя – нашей планеты вообще чужды скачки – катаклизмы. Поэтому наш путь и более нормален, закономерен».
И вот какова была эволюция животных, а затем и мыслящих обитателей Одиннадцатой планеты…
Сейчас в лаборатории пошло самое важное. Ксена и Дан застыли в креслах, устремив неподвижные взгляды на алый огонек индикатора считывателя.
На весь экран распространился, слегка пульсируя и меняя зыбкие формы, полупрозрачный оранжевый комок. Внутри вырисовались контуры существа. Комок расширился за пределы экрана, осталось только существо – это стоял, опираясь на широкий хвост и толстые задние лапы, звероящер. Синеватая кожа его усеяна желтыми и серыми, маскирующими под местность, пятнами. Вокруг неземного вида растения: мясистые бочонкообразные стволы с веерами извилистых листьев и бородавчатых побегов. Животное передними лапами с длинными когтями притягивает и рвет побеги, подносит их ко рту треугольной формы – питается.
Тупо глядят с днищ «лапут» на жителей Земли три глаза посреди широкого плоского черепа: два по бокам, как у лошади, третий – повыше и в середине лба. Ритмично шевелятся, перемалывая побеги, костистые челюсти.
Вот животное оглянулось, отвлеченное чем-то, замерло в полуобороте – помесь ставшей на дыбы коровы с крокодилом – и стало меняться на глазах. Амеба показывала ускоренную эволюцию своих предков. Животное начало уменьшаться и стройнеть; опал, подтянулся раздутый от силоса живот, раздвинулась круглая бочонкообразная грудь, выгнулся полукольцом мускулисто-гибкий хвост; удлинились и выразительно налились передние лапы, когти на них укоротились – зато вытянулись семь изящных сильных пальцев; массивные, все перемалывающие челюсти тоже уменьшились, втянулись в череп; запали под надбровные дуги два крайних глаза, глазница среднего ушла под один уровень со лбом, прикрылась обширным веком.
Через несколько минут на днище-экране красовалось, замерев в той же позе настороженного внимания (только теперь спокойно-умного), двуногое существо с пропорционально, хоть и не по-человечьи сложенным телом – с округлой спиной, из ко горой мелкими зубцами выпирал хребет, переходящий в хвост, и с прямо посаженной на толстой шее крупной треугольной головой. В боковых глазах, смотревших на землян, теплился уныло-сосредоточенный «коровий» рассудок; но в расширенном среднем глазе, глядевшем из-под приподнятого вверх серого века, таилось что-то иррациональное.
– Амеба уверяла, что средний глаз их предков был связан с нижним нервно-психическим центром, с Кундалини, и поэтому воспринимал мир иначе, чем два других, – сказал Дан, – проникал якобы в суть вещей. Мы не только видели, но и «вспоминали» внушаемое нам. «Вспомнили-поняли», что в силу отсутствия катаклизмов эволюция Деятельных Рептилий и формирование их мышления длились миллионы лет – это была основательная, тщательно подбиравшая благотворные изменения эволюция. Результаты ее были стойки и надежны.
По странному для нас развивалось общество разумных ящеров Одиннадцатой. На всех ранних стадиях они не знали… огня. В болотно-тепличном климате материков планеты (тогда еще были материки) пожары не возникали. Куда больше, чем от горения, выделялось тепла от гниения органических остатков.
По тем же причинам они не ведали о температурах ниже точки замерзания воды – да и о самом факте замерзания ее. Поэтому-то такое болезненное впечатление произвело на Амеб (наравне со сведениями об огне, ядерной и аннигиляционной энергии) узнанное от нас о морозах, снеге, льде… Но зато в пределах привычного диапазона температур и давлений они знали и умели все; куда больше нас, во всяком случае. Знали и умели, не обладая ни техническими средствами познания, ни даже орудиями труда сложнее палки, используемой в качестве рычага.
Прикладных наук – в нашем понимании – у них не было. Математика была развита и всеми почитаема – но, скорее, как область искусства, эстетического виртуозного упражнения в области чисел; применять ее в делах им представлялось столь же нелепым, как нам, к примеру, применять музыку для проектирования мостов… Причиной этому было то, что познание у них носило куда более интуитивно-чувственный, чем логико-аналитический характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80