Но в тот миг все рассыпалось фейерверком искр и цветных пятен, стало темно, а рукам – легко.
Астронавт включил фару, но не увидел ни рук, ни луча. «Не ослепили ли меня эти?» Включил лампочку внутренней подсветки в шлеме, увидел ее свет, успокоился. Но снаружи все оставалось окутано непроницаемой тьмой.
Дан всплыл, вызвал Ксену на помощь. Она нашла его, барахтающегося на волнах, в трехстах метрах от берега. От сака осталась короткая бахрома вдоль гибкого обода, остальное будто съела кислота; хотя они не знали на Земле водных реактивов, которые могли бы разрушить эти кремнийфторопластовые нити.
Пластик гермошлема, не менее стойкий, сделался непрозрачным, изменив структуру. Шлем пришлось сменить.
6. ДОМА РАСТУТ НА ЗАРЕ
– На утро следующего дня Одиннадцатой приходились последние часы, в которые мы еще могли связаться через свой спутник с «Альтаиром», сообщить о находках, – сказал Дан. – Далее и звездолет, и три удобные для ретрансляции средние планеты, где тоже работали наши и были спутники связи, надолго уходили в зону радионевидимости, очень обширную у Альтаира из-за его одиннадцатитысячеградусного накала и мощного магнитного поля.
«Да, так и было: разобщенность, – кивнул внизу Арно. – Что значит тридцать человек для раскинувшегося на миллиарды километров звездно-планетного вихря!
Это произнести легко: „миллиарды километров“, а попробуй пролети их в ракете 1Р или 2Р, попробуй держать через них связь… Тридцать человек – тридцать мошек над океаном огня, силовых полей и пустоты».
– По инструкции о Контакте, – продолжал Дан, – астронавты обязаны немедля извещать командиров экспедиции и всех, с кем связаны, о наблюдении, встрече или находке всего подозрительного на разумность. Только вот степень подозрительности-то эта замечательная инструкция не уточняет – в силу известных всем принципиальных трудностей в этом вопросе, отсутствия четких критериев; из-за этого, как известно, поиск разума во Вселенной не может быть поручен автоматам. А людям… им в каждом случае приходится решать самим: достаточна ли обнаруженная ими подозрительность, чтобы бить в колокола, или нет? Вот мы и думали: хорошо, сейчас сообщим – взбудоражим всех, сломаем уже исполняемый план исследования планет… а что мы такое, собственно, наблюдали и нашли?.. Ну, слой почвы в тектоническом сбросе – так культурность его еще надо доказать. Ну, поселок без существ… если это поселок! Пятна какие-то ночью в воде и над водой; тепловые комки с искрениями внутри… И что? Не самообольщаемся ли мы, не выдаем ли искомое за найденное?.. Рассвело – а мы все колебались.
Утро разгоралось долгие часы. Небо Одиннадцатой очистилось от туч, поражало глаз той глубокой ясной синевой, какая бывает на Земле в редкие дни бабьего лета, – только здесь она имела фиолетовый отлив. Ветер стих. На востоке за серой зябью моря, за неровными линиями островов возникла и расширялась радужная арка-туннель. Она медленно выдвигалась из моря, и все вокруг – ракета, камни, песок, вода – менялись, будто ожив от чудесной игры света.
Целый час вырастал радужный туннель, пока в конце его не блеснул слепящий краешек Альтаира. От зрелища трудно было оторвать глаза. Вместе со светом высоко в небе показались первые игрушечные облака – розовые с белым; они росли.
Время было не для рассудочных мыслей. Ксена прислонилась к Дану:
– Давай останемся здесь жить, а?
Тот всматривался и вслушивался в утро. Что говорить, далеко было земным восходам до здешнего фантастического великолепия. Только чего-то явно не хватало в этом холодном пире света. Не хватало радостного птичьего щебета, веселой возни в ветвях и траве, мягкого шелеста еще влажных от росы листьев, гудения первых жуков и шмелей, даже комариного нытья… Не хватало жизни. «А ведь есть она здесь, есть. Но – какая?..»
Маленький Альтаир выкатывался из-за горизонта медленно, как Солнце. Море в той стороне засверкало так, что больно стало смотреть. Астронавты отвернулись. Ксена рассеянно скользнула взглядом вдоль берега, схватила Дана за руку:
– Смотри!
У самой воды тянулась по берегу красно-коричневая полоса почвы; вчера она была скрыта нанесенным прибоем песком, ночью его смыл дождь. И на этой полосе сейчас… росли дома! Те, что они видели вчера на соседнем острове.
Один в сотне метров от ракеты, два других поодаль за ним и вплотную друг к другу. Домики вырастали с пугающей быстротой. Оттесняя смешанную с песком почву, расширялся и сразу обрастал выгибающимися бортиками белый круг – «пол», он же фундамент и корневище. Бортики споро тянулись ввысь, становились стенами. В одном месте в них был разрыв; когда стены доросли до высоты метра, он сомкнулся – это был арочный вход.
С высоты ракеты астронавты видели, как внутри стен вырастает – будто навинчивается – спиральный выступ.
– Ох! – Ксена взялась за щеки. – Это шарики, которые я рассыпала… Они проросли!
Показываемое на экране напоминало замедленное прокручивание взрыва. Вот желто-зеленые округлые стены доросли до первых окон. В них образовались дыры, которые тотчас начали затягиваться от краев к середине прозрачной пленкой. Стены выше изгибаются, сходятся, образуя купол.
Через четверть часа на берегу высились три дома. Два соседних срослись стенами. Приблизившись, астронавты через респираторы гермошлемов уловили наполнивший воздух смолистый аромат. Ксена, подойдя, ткнула пальцами в стену. Пальцы провалились, оставили дыру – стена была еще рыхлая, клейко-вязкая, наподобие сосновой живицы.
Заглянули внутрь. Из купола уже свисала, нарастая вниз колонна-сталактит.
– Вот что значит тридцать три процента углекислоты в воздухе, – сказала Ксена, – да обилие света и влаги. Рекорд фотосинтеза!
– Да, но… почему мы, собственно, приняли эти растения за дома? – задумчиво молвил Дан. – Так и рост бамбука недолго истолковать как способ выращивания удилищ. Мало ли что может расти здесь, в чужой, развивающейся по своим законам природе.
– Это наблюдение упрочило наше решение воздержаться, не спешить с докладом, – резюмировал голос Дана. – Да, вид домов делал их подозрительными на разумность. Но зато картина их роста была куда более подозрительна на естественность. И мы не сообщили об этом – только о благополучной посадке, начале работ.
Через несколько часов дома созрели, их стены приобрели твердость и гладкость пластмассы.
7. ВЫСШИЕ ПРОСТЕЙШИЕ
В этот полуторасуточный день они «утрамбовали площадку»; расширяли зону наблюдения, вели съемки, повторяли замеры и анализы. Искали и новое, но безуспешно. На трех ближних островках архипелага Ксены (Дан как старший своей властью присвоил ему такое название) все было такое же, вплоть до единственного вида встретившейся и там растительности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Астронавт включил фару, но не увидел ни рук, ни луча. «Не ослепили ли меня эти?» Включил лампочку внутренней подсветки в шлеме, увидел ее свет, успокоился. Но снаружи все оставалось окутано непроницаемой тьмой.
Дан всплыл, вызвал Ксену на помощь. Она нашла его, барахтающегося на волнах, в трехстах метрах от берега. От сака осталась короткая бахрома вдоль гибкого обода, остальное будто съела кислота; хотя они не знали на Земле водных реактивов, которые могли бы разрушить эти кремнийфторопластовые нити.
Пластик гермошлема, не менее стойкий, сделался непрозрачным, изменив структуру. Шлем пришлось сменить.
6. ДОМА РАСТУТ НА ЗАРЕ
– На утро следующего дня Одиннадцатой приходились последние часы, в которые мы еще могли связаться через свой спутник с «Альтаиром», сообщить о находках, – сказал Дан. – Далее и звездолет, и три удобные для ретрансляции средние планеты, где тоже работали наши и были спутники связи, надолго уходили в зону радионевидимости, очень обширную у Альтаира из-за его одиннадцатитысячеградусного накала и мощного магнитного поля.
«Да, так и было: разобщенность, – кивнул внизу Арно. – Что значит тридцать человек для раскинувшегося на миллиарды километров звездно-планетного вихря!
Это произнести легко: „миллиарды километров“, а попробуй пролети их в ракете 1Р или 2Р, попробуй держать через них связь… Тридцать человек – тридцать мошек над океаном огня, силовых полей и пустоты».
– По инструкции о Контакте, – продолжал Дан, – астронавты обязаны немедля извещать командиров экспедиции и всех, с кем связаны, о наблюдении, встрече или находке всего подозрительного на разумность. Только вот степень подозрительности-то эта замечательная инструкция не уточняет – в силу известных всем принципиальных трудностей в этом вопросе, отсутствия четких критериев; из-за этого, как известно, поиск разума во Вселенной не может быть поручен автоматам. А людям… им в каждом случае приходится решать самим: достаточна ли обнаруженная ими подозрительность, чтобы бить в колокола, или нет? Вот мы и думали: хорошо, сейчас сообщим – взбудоражим всех, сломаем уже исполняемый план исследования планет… а что мы такое, собственно, наблюдали и нашли?.. Ну, слой почвы в тектоническом сбросе – так культурность его еще надо доказать. Ну, поселок без существ… если это поселок! Пятна какие-то ночью в воде и над водой; тепловые комки с искрениями внутри… И что? Не самообольщаемся ли мы, не выдаем ли искомое за найденное?.. Рассвело – а мы все колебались.
Утро разгоралось долгие часы. Небо Одиннадцатой очистилось от туч, поражало глаз той глубокой ясной синевой, какая бывает на Земле в редкие дни бабьего лета, – только здесь она имела фиолетовый отлив. Ветер стих. На востоке за серой зябью моря, за неровными линиями островов возникла и расширялась радужная арка-туннель. Она медленно выдвигалась из моря, и все вокруг – ракета, камни, песок, вода – менялись, будто ожив от чудесной игры света.
Целый час вырастал радужный туннель, пока в конце его не блеснул слепящий краешек Альтаира. От зрелища трудно было оторвать глаза. Вместе со светом высоко в небе показались первые игрушечные облака – розовые с белым; они росли.
Время было не для рассудочных мыслей. Ксена прислонилась к Дану:
– Давай останемся здесь жить, а?
Тот всматривался и вслушивался в утро. Что говорить, далеко было земным восходам до здешнего фантастического великолепия. Только чего-то явно не хватало в этом холодном пире света. Не хватало радостного птичьего щебета, веселой возни в ветвях и траве, мягкого шелеста еще влажных от росы листьев, гудения первых жуков и шмелей, даже комариного нытья… Не хватало жизни. «А ведь есть она здесь, есть. Но – какая?..»
Маленький Альтаир выкатывался из-за горизонта медленно, как Солнце. Море в той стороне засверкало так, что больно стало смотреть. Астронавты отвернулись. Ксена рассеянно скользнула взглядом вдоль берега, схватила Дана за руку:
– Смотри!
У самой воды тянулась по берегу красно-коричневая полоса почвы; вчера она была скрыта нанесенным прибоем песком, ночью его смыл дождь. И на этой полосе сейчас… росли дома! Те, что они видели вчера на соседнем острове.
Один в сотне метров от ракеты, два других поодаль за ним и вплотную друг к другу. Домики вырастали с пугающей быстротой. Оттесняя смешанную с песком почву, расширялся и сразу обрастал выгибающимися бортиками белый круг – «пол», он же фундамент и корневище. Бортики споро тянулись ввысь, становились стенами. В одном месте в них был разрыв; когда стены доросли до высоты метра, он сомкнулся – это был арочный вход.
С высоты ракеты астронавты видели, как внутри стен вырастает – будто навинчивается – спиральный выступ.
– Ох! – Ксена взялась за щеки. – Это шарики, которые я рассыпала… Они проросли!
Показываемое на экране напоминало замедленное прокручивание взрыва. Вот желто-зеленые округлые стены доросли до первых окон. В них образовались дыры, которые тотчас начали затягиваться от краев к середине прозрачной пленкой. Стены выше изгибаются, сходятся, образуя купол.
Через четверть часа на берегу высились три дома. Два соседних срослись стенами. Приблизившись, астронавты через респираторы гермошлемов уловили наполнивший воздух смолистый аромат. Ксена, подойдя, ткнула пальцами в стену. Пальцы провалились, оставили дыру – стена была еще рыхлая, клейко-вязкая, наподобие сосновой живицы.
Заглянули внутрь. Из купола уже свисала, нарастая вниз колонна-сталактит.
– Вот что значит тридцать три процента углекислоты в воздухе, – сказала Ксена, – да обилие света и влаги. Рекорд фотосинтеза!
– Да, но… почему мы, собственно, приняли эти растения за дома? – задумчиво молвил Дан. – Так и рост бамбука недолго истолковать как способ выращивания удилищ. Мало ли что может расти здесь, в чужой, развивающейся по своим законам природе.
– Это наблюдение упрочило наше решение воздержаться, не спешить с докладом, – резюмировал голос Дана. – Да, вид домов делал их подозрительными на разумность. Но зато картина их роста была куда более подозрительна на естественность. И мы не сообщили об этом – только о благополучной посадке, начале работ.
Через несколько часов дома созрели, их стены приобрели твердость и гладкость пластмассы.
7. ВЫСШИЕ ПРОСТЕЙШИЕ
В этот полуторасуточный день они «утрамбовали площадку»; расширяли зону наблюдения, вели съемки, повторяли замеры и анализы. Искали и новое, но безуспешно. На трех ближних островках архипелага Ксены (Дан как старший своей властью присвоил ему такое название) все было такое же, вплоть до единственного вида встретившейся и там растительности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80