- Да-да, разумеется, - с готовностью засуетился Мишка, тут
же залезая в стенной шкаф. -Только не знаю, подойдут ли
ботинки... У тебя, Сер... кх, Зоро, какой размер?
- Сорок два с половиной, - ответил я.
- А у меня сорок три...
- Ничего, Миша, - успокоила его Аня, - Зоро оденет две пары
шерстяных носков, только теплее будет.
- Надеюсь, меня не ждет лыжный переход Углов - Северный
полюс? - засмеялся я.
- К сожалению, мальчики, мне нужно бежать на работу:
обеденный перерыв давно закончился, - поднялась Аня. - Жду тебя
в семь часов вечера у центрального входа в Чугунок, - она
чмокнула меня в щеку, привела себя в порядок и убежала.
- Везет дуракам, - легонько ткнул меня Мишка кулаком в лоб.
Он был явно уязвлен тем, что Аня не сказала при нем, в
какое место она собирается меня "похитить". Но я и сам пока не
знал этого...
* * *
Без пяти семь я подъехал на трамвае к Чугунку и,
спрятавшись от света за неработающие автоматы газированной
воды, стал дожидаться Аню. Прошло десять минут, пятнадцать,
двадцать, а ее все не было, и я уже начал волноваться, решив,
что в последнюю минуту она опомнилась: вспомнила, что никакая
она не Аня, а Ольга, и, посмеявшись над собственной блажью, а
заодно и над свихнувшимся Сизовым, спокойно отправилась в
ресторан с Занзибаровым, потому что он хоть и болтает много
чепухи, но женщины должны себя чувствовать с ним в надежных
руках. "Она не придет", - сказал я себе в половине восьмого,
уже собираясь возвращаться к Мишке, но тут до меня дошло, что
во мне опять заговорил Сизов, приревновавший Ольгу-Анну к
Зоровавелю, и я твердо решил стоять на морозе, пока не придет
Аня или пока я окончательно не заледенею. И я был вознагражден
за терпение: в семь сорок пять на трамвайной остановке
наконец-то появилась Аня в красном лыжном комбинезоне и с
лыжами в обнимку.
- Ты весь белый! - потерла она мне щеку шерстяной варежкой
вместо приветствия. - Замерз?
- Ничуть, - успокоил я ее.
- А я никак не могла из дома вырваться.
- Что так?
- Родители долго пытались узнать, куда я собралась на лыжах
на ночь глядя, - вздохнула она.
- Их можно понять, - нежно поцеловал я ее в длинные
ресницы, как бы призывая быть терпимее к любящим людям.
- И ты туда же! - шутливо возмутилась она, хлопая меня
варежкой по носу.
- Я - туда же, куда и ты, - заверил я ее, смеясь.
- Тогда иди по моей лыжне, шаг в сторону - попытка к
бегству, - сказала она, одевая лыжи.
- И куда ведет эта лыжня?
- В Египтовку. Это такая деревушка под Угловым, - пояснила
Аня. - У родителей там дача, я на нее летом летом на велосипеде
через чугунок ездила. Недалеко, километров шесть.
- Думаешь, нас не найдут на твоей даче? - грустно улыбнулся
я, застегивая лыжные крепления.
- Я не так наивна, - заверила она меня. - Мы будем жить у
моей деревенской подружки, она очень славная, ты увидишь.
- А как же твоя работа?
- Она-то как раз в лес не убежит! - захохотала Аня. - Я
выпросила у приятельницы -медсестры в поликлинике бланк
больничного бюллетеня с печатью, теперь хоть до пенсии болеть
можно.
- Я тебя быстро вылечу, - пообещал я ей.
- Тогда катись за мной! - весело крикнула она, отталкиваясь
палками.
И мы покатились... Нам повезло: видимо, днем в парке
проходил лыжный кросс, и вдоль аллеи в ровном свете бледного
лунного абажура отсвечивали проутюженным снегом две прямые, как
рельсы, колеи. Лыжня была что надо, но Аня оказалась неважной
лыжницей, и нам понадобилось минут сорок для того, чтобы только
добраться до окраины Чугунка. Но вот лесопарк кончился, и
нашему взору открылась самая настоящая снежная целина - манящее
своей девственной нетронутостью белое поле.
- Куда теперь? - спросил я.
- Туда, - показала кивком Аня через все поле, выпуская
облако пара в направлении высокой сосны, чернеющей на фоне
иссиня-фиолетового звездного небосклона.
- Будем прокладывать магистраль, - я первым сошел с лыжни
и, ступив на поле, тотчас провалился почти по колено в пуховый
снег.
- Ты - настоящий первопроходец! - подбодрила меня Аня, как
бы благодаря за то, что я облегчаю ей дорогу.
Снег был легким, но поле казалось бескрайним, и я порядком
выбился из сил, пока пропахал его от края и до края.
- Пахота завершена, - отрапортовал я у цели, поворачиваясь
к подползающей по моим следам Ане. - Можно начинать сев озимых.
- Фу-у-х! - только и ответила она, изнеможденно падая на
снежную перину. - Нет уж, сначала отдохнем...
- Прямо в сугробе? - засмеялся я, подавая ей лыжную палку.
Я помог Ане подняться, мы сбросили лыжи и уселись
передохнуть на поваленное дерево. Минуту мы молчали,
восстанавливая дыхание, а потом Аня о чем-то задумалась,
внимательно рассматривая мое лицо, будто увидела его в первый
раз, и спросила:
- Как ты думаешь, Зоро, Сергей любил Ольгу?
Я осторожно заглянул в ее широко раскрытые глаза и увидел,
что в них стоят блестящие слезы.
- Да, - ответил я Ане, чувствуя, как каждая клеточка моего
тела пропитывается нежностью к ней. - Она была единственным
человеком, которого он любил.
- А ты будешь любить меня так же, как он?
- Так же и еще больше, - ответил я, промокая губами ее
влажные ресницы. - Он любил только твое тело, а я люблю тебя
всю: твое лицо, твой голос, твои мысли, твои причуды...
- И ты будешь читать мне стихи, как он в первый день нашего
знакомства?
- Конечно...
Я на секунду задумался и, закрыв глаза, прочел вслух, как
под гипнозом:
"Твоих губ лепестки
дышат утренней влагой,
я под взглядом твоим
весь налит пьяной брагой:
если волю мне дать,
я тебя зацелую,
чтобы с губ твоих снять
грез пыльцу золотую".
- Это ты написал? - спросила Аня в восторженном смущении.
- Не то, чтобы написал... - замялся я. - Дело в том, что...
эти стихи только что пришли мне в голову. Ты мне веришь?
- Да, - кивнула она. - А откуда они пришли?
- Не знаю, - смутился я. - Наверное, оттуда, - я посмотрел
на расцвеченное алмазной крошкой звезд ночное небо. =
Понимаешь, это как озарение...
- А раньше с тобой такое бывало?
- Однажды я увидел во сне выстраивающиеся в ряд буквы, =
вспомнил я. - Тогда я не понял их значения, но теперь мне
кажется, что это стихи, только не на русском языке. Вот
послушай:
The time may come for Doomsday crack
when shadows of not-being rise,
but Life for sure will be back
to fill with light the sightless eyes.
Its flame would get to every place
without singeing soul's shed,
so each new-come could read in space
great shining sign THE DEATH IS DEAD.
Неподвижно сидя с закрытыми глазами, Аня внимательно
выслушала все с начала до конца, и через какое-то мгновение
проговорила, не открывая глаз, лишь губы шевелились на ее
застывшем лице:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44