Сбежал народишко от налогов непомерных – ну, и в добрый путь. И послали разбираться обалдуев этих столичных. Они не то, что беглых – они собственную задницу не найдут, если пинка не дать.
Да, а дальше, по словам Фарха, произошло нечто невероятное. Посланные разобраться обалдуи пропали с концами. И следа их не осталось. Разумеется, никто в Ордене по ним не страдал, но порядок есть порядок: выслали для проверки еще одну группу столичных охламонов. И те сгинули столь же бесследно. Тут-то в Ордене сообразили, что это не промашка и не оплошность, а нечто куда похуже. За такие дела Орден могут, самое малое, запретить. Ведь не докажешь, что не нарочно на верную гибель отправили пришельцев из столицы. Сходили сами, поразведали. Обнаружили, что на голом месте воздвигся город, а деревни окрестные и впрямь почти пусты, причем никаких следов битвы и прочего насилия. Словно обезлюдели тамошние края в одночасье. От немногих найденных жителей толку было мало: все они слегка рехнулись. Со страху, что ли? Несли какую-то околесицу, что во всем виноват город, люди входят туда, а, вернуться никто еще не возвращался. Сильно их напугал этот город. Разведчики сперва хотели войти потом рассудили, что их планам не соответствует войти куда-то и не вернуться. Наоборот, они обязаны вернуться и честь по чести обо всем увиденном рассказать.
Узнав о городе, где сгинул цвет столичных соглядатаев, Орден обеспокоился еще сильнее. Решено было отрядить гонца к нам с Тенахом, дабы испросить совета: понятное дело, не только срочно, но и втайне от столицы. К немалому удивлению простодушных орденских бойцов, более привычных нечисть громить, нежели в хитросплетениях интриг разбираться, столица почему-то тоже решила послать к нам вестника. Им оказался Харран, так что поехали они с Фархом вдвоем, и неизвестно еще, кто за кем присматривал.
– Ох, надоел он мне! – признался Фарх. – Уж не знаю, чего им в голову взбрело к вам человека отправлять.
– А чего тут непонятного? – парировал я. – Все как раз очень понятно. Раз люди исчезли, стало некому платить налоги. Эдак, глядишь, и вовсе без подданных можно остаться. Так что город этот таинственный для столицы – как кость в горле. Но ведь мы с Тенахом – тоже. Хоть и убрались с глаз долой, куда подальше, на эльфийскую границу, а все равно кость в горле. Тенах ведь у нас святой, как-никак. И меня тоже в угол не задвинешь. Вот и выходит: если мы займемся городом, либо город нами подавится, либо мы – городом. Самое разлюбезное, если взаимно.
– Дрянь дело, – вздохнул Фарх.
– И отказать мы не можем, – хмуро подытожил Тенах.
– Еще бы. Люди, как не крути, пропадают – это раз. Если оставить эти чудеса без присмотра, может случиться, они и сюда доползут – это два. Место вроде бы не так, чтобы особо далекое. Ну, и нам ничего хорошего ждать не придется, если откажемся. А Ордену – тем более.
– Когда выступаем? – кратко спросила доселе молчавшая Халлис.
– Мы?! – переспросил Тенах.
– Но вы же не думаете, что мы отпустим вас одних? – возмутилась Ахатани.
Я засмеялся.
– Они правы, Тенах. Очень даже может быть, что вдвоем нам не справиться. Вспомни хотя бы Перекресток Тьмы и Тьмы. Может, нашей силы и не хватит. Я, грешным делом, предпочитаю, чтоб Ахатани была со мной. Надежнее как-то.
Моя маленькая святая расцвела от таких слов.
– Да и дети уже не маленькие. Если хочешь знать, эльфы за ними получше нашего присмотрят. Даже рады будут. Эррон, к примеру, отчего-то в них души не чает.
– Как?! Вы нас не возьмете?! – взвыл смертельно обиженный Тайон.
– Нишкни! – оборвал я его. – Ну и дети пошли.
Тенхаль, как ни странно, отчего-то даже не пытался протестовать.
– Сегодня выспимся как следует, а завтра с рассветом выходим, – объявил я.
Выспались мы хорошо, собирались недолго и с рассветом отправились в путь. Дети простились с нами хмуро, но тут же гордо рассмеялись. Да и нам перед уходом согрело душу дивное зрелище: Харран сидел на корточках и громогласно храпел.
Присутствие Города ощущалось издалека. Округа действительно обезлюдела, причем пустые деревни начали попадаться раньше, чем мы ожидали. Не то Орденские разведчики ошиблись, не то зараза расползается. Кто как, а я в ошибку не верю.
Пустые деревни. Действительно, никаких следов борьбы. Кое-где на прогнивших от дождя веревках висело полусгнившее белье. Двери притворены, но не заперты. Да, отсюда никто не уходил навсегда, ни даже надолго – люди явно собирались вскоре вернуться. Скотные дворы пусты: обезумевшая от голода скотина вырвалась на свободу и удрала. В одной из деревень на нас напала одичавшая курица. Из жителей деревень остались только дряхлые старушки, оставленные присмотреть за младенцами. Что ж, спасибо и на том. Но у меня заныло сердце при виде этих детей. Именно тогда я и понял, что мы идем на войну. Ибо война – это и есть ненормальное состояние страны, когда старые отцы переживают молодых сыновей и воспитывают внуков. А война до конца – это когда и отцов не остается. Здесь их не было. Большинство старушек действительно повредились в уме, и мы их не расспрашивали о случившемся. Но одна старушка в своем уме нам все-таки встретилась. Хотя я и не могу назвать эту могучую древнюю годами женщину старушкой.
Она выросла перед нами словно из под земли, когда стены Города уже были отчетливо видны. На них мы и уставились, вот и проглядели ее появление.
– Как полагаешь, далеко еще? – спросил меня усталый Тенах.
– Мм… пожалуй, час пути, – ответил я, – даже и меньше.
– Не ходите туда, сынки, – печально и твердо произнес негромкий женский голос.
Я едва не подпрыгнул.
Одежда на старухе была ветхой, но удивительно опрятной. Младенец у нее на руках уютно причмокивал во сне. Ее костлявые руки держали малыша ласково и уверенно. Старуха выглядела ужасающе худой, но ребенок был вполне упитанным. Похоже, что все скудное пропитание, которое ей удавалось добыть, она отдавала младенцу, себе оставляя ровно столько, чтобы выжить. Ее худоба произвела впечатление даже на меня, а уж меня после схватки с Тем, Чего Нет торчащими костями удивить трудно. Словно по команде, мы скинули с плеч дорожные сумки и принялись выкладывать съестные припасы.
– Спасибо, сынки, – тихо сказала старуха. – Я вижу, вы хорошие мальчики. Вы туда не ходите. И девочек молоденьких своих не пускайте. В этом городе людям не место.
Мы переглянулись. Редкая удача! Старуха в полном рассудке, и от нее можно хоть что-то узнать. Неприятно все-таки соваться невесть куда совсем уж очертя голову.
Халлис быстро переложила свои пожитки в сумку Ахатани, а в свою упаковала еду для старухи. Ахатани упросила дать ей подержать младенца – тот даже не проснулся. Старуха с явным облегчением села прямо на мох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40