Или даже еще холоднее.
– Придумай что-нибудь, Наемник! – тихая мольба в голосе Тенаха заставила мое сердце сжаться.
– Постараюсь, – кивнул я. – Иначе нам несдобровать. Халлис совсем уже плохо выглядит.
– Не хами, Наемник! – возмутился Тенах.
Я улыбнулся непослушными губами. Вот, оказывается, до чего Тенах влюблен! Он не видит тела Халлис и не оценивает. Он видит Ее, как она есть. Такие, как он, никогда не видят, как старится тело их избранницы, ибо Она никогда не стареет. Правда, у таких мужей бывает много хлопот в семейной жизни. Они так влюблены, что никогда не замечают праздничной прически своей жены или ее нового платья. И очень не скоро приучаются видеть темные круги под глазами, оставленные болезнью, или изможденное лицо. Уж я-то знаю.
Даже и сейчас, когда я похож на обтянутый кожей скелет, Ахатани с сумасшедшим упорством твердит, что я красив. Их счастье, что они настолько влюблены. Иначе к моему приходу они бы уже окоченели, и стали тенями в мире теней.
– Надо попробовать взломать стену, – предложил я, направляясь к ближайшему костру, уже наполовину ставшему розово-серой громадой.
– Каким образом? – Тенах постучал костяшками согнутых пальцев по только что возникшему граниту.
– Надо сосредоточиться. Думать. Думать друг о друге. О том, какие мы хорошие. Как мы друг друга любим. Когда энергия нашего чувства накопится достаточно, я возьму ее и пробью ею стену. Может быть, получится.
Халлис удивилась. Тенах вспомнил, как я ощупывал воздух, утыкаясь пальцами в исходящую от Ахатани святость, и возражать не стал. Вот и отлично. У меня нет больше силы, кроме силы наших чувств. Все остальное отморожено раскаленным гранитом.
Тенах нежно взирал на Халлис и думал о ней, она – о нем, а я – об Ахатани. Она моя жена, и я ее люблю. Люблю? Меня охватил ужас: я не мог вспомнить ее лица. Я тысячи раз видел это лицо. Оно склонялось надо мной, когда я лежал в бреду после убийства Того, чего нет. Оно улыбалось мне поверх кастрюль и сковородок. Каждую ночь оно глядело на меня с моей подушки. Я отчетливо помню подушку, каждую вмятинку на ней, каждую складочку. Но лица моей жены не было. Я напрягся и позвал его из глубины памяти – и от меня ускользнул цвет ее волос, рассыпанных по плечам, и запах ее кожи. Почему я не могу вспомнить лица женщины, которую я люблю? Люблю? Я изнемогал. Холодный комок в груди мешал даже рассердиться по настоящему. Тенаху и Халлис все-таки легче: их двое, они вместе, они видят друг друга. И стараются вовсю.
Я протянул к ним руку, ощупал воздух и мысленно выругался. Все напрасно. Того, что я нашел, недостаточно, чтоб сломать не то, что стену – детскую игрушку.
Гиблое наше дело.
И тут из соседней стены, испуганно озираясь, вышла Ахатани со свертком в руках.
Я сорвался с места, бросился к ней, коснулся руками ее щек. Я держал в своих ладонях это любимое, постыдно забытое лицо, и лепетал бессмысленно: «Девочка моя… девочка моя… девочка моя…»
– Как хорошо, что я тебя нашла! – Ахатани успокоенно прижалась ко мне. Я обнял ее. Руки мои дрожали.
– Как ты сюда попала?
– Я пошла за тобой, – прошептала Ахатани мне подмышку.
– Но ты же не умеешь… не знаешь, как…
Ахатани покачала головой, не отрываясь от меня.
– Когда ты лежал больной, ты очень сильно бредил. Я сама не знала, что я все это так хорошо запомнила и сумела связать.
Хаос, царящий в моих мыслях, понемногу прояснялся.
– Весело, нечего сказать! Но я же распорядился никого за собой в храм не пускать. Туда что, уже ворвались?
Ахатани опять помотала головой.
– Там все в порядке, толпу не пропустили. Я просто попросила.
– Ты – что?!
– Попросила. Сказала, что я должна принести тебе плащ. Меня пустили.
– Какой плащ?!
– Не знаю, – пожала плечами Ахатани. – Я его в сундуке нашла. Я почувствовала, что ты меня зовешь, и тебе холодно. Тогда я побежала домой и стала искать. И нашла этот плащ. Не знаю, откуда он, я его никогда на тебе не видела. А потом я пошла в храм, постучала и попросила твоих воинов меня впустить.
Я гладил ее волосы – такие красивые, такие бесконечно теплые.
Мои руки вновь обретали чувствительность.
– Да, плащ – это здорово. На какое-то время он меня согреет.
Ахатани поежилась.
– Здесь и вправду холодно.
– Надень-ка лучше сама.
– Потом. Сначала ты согрейся. У тебя руки совсем холодные.
Разумная мысль. Ахатани пришла последней, и ей пока еще довольно тепло, а я уже замерзаю. Даже сильнее, чем Тенах и Халлис, их ведь двое.
– Надевай скорее, ты весь дрожишь.
– Я не дрожу, – возмутился я, постукивая зубами, и развернул плащ. Блеск серебряной пряжки едва не ослепил меня. В руках я держал плащ моего Наставника Гимара, Повелителя Мертвых. Ай да Ахатани. Вам бы такую жену. Дудки. Это моя жена, а вы ищите себе сами.
Я надел плащ. Словно сухой и теплый южный ветер коснулся меня своими пальцами! Тепло окутывало меня, струилось с моих плеч.
– Ну, теперь прорвемся! – Я на радостях обнял Тенаха и Халлис.
– Как тепло! – воскликнула Халлис.
– Ахатани, радость моя, иди сюда!
Мы тесно прижались друг к другу, и плащ Повелителя Мертвых щедро одарил нас своим теплом. Мои губы, руки, ступни покалывало: все-таки я немного обморозился.
Тени придвинулись совсем близко, они уже лизали наши ноги, но теперь нам было безразлично.
– Подумать только, – блаженно вздохнула Халлис, – если бы ты не пришла, мы бы все замерзли.
– Меня чуть не съели по дороге! – гордо пожаловалась Ахатани.
Таак… Час от часу не легче. Ладно, дома разберемся.
– Согрелись?
Тенах энергично кивнул, Халлис улыбнулась.
– Тогда давайте продолжим.
Когда Ахатани объяснили, что нужно делать, она ничуть не удивилась. Замужем за воином-магом и не такого насмотришься.
Мы встали в круг, положив друг другу руки на плечи, словно собираясь отплясывать свадебный танец. Должно получиться, должно! Кровь текла по моим жилам быстрее, мысли больше не замерзали на полдороге. Ахатани улыбалась мне, и я ощутил весь восторг влюбленного, впервые сообразившего, что ему отвечают взаимностью. После долгого лета к нам наконец-то пришла весна.
Тенах шептал какие-то нежные слова, бессмысленные и восхитительные, сам того не замечая. По лицу Халлис текли слезы. Сила нашей радости удесятерялась, собиралась воедино.
– Пора! – я протянул к ней руку, взял ее и с размаху ударил в стену. Темный гул поплыл над головами. Стена дрогнула, по ней поползла трещина, расширяясь с каждым мигом. Мы шагнули в пролом, и гранитная стена вновь стала пламенем. Его холодные языки лизали нас, и мы вышли из мира на краю миров, на перекрестке Тьмы и Тьмы.
Странно еще, как мы не попадали парням Тенаха на головы. Настоящие воины Ордена – даже бровью не повели, когда мы свалились им ниоткуда посреди них! Я первым вскочил, выдернул стрелу и нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Придумай что-нибудь, Наемник! – тихая мольба в голосе Тенаха заставила мое сердце сжаться.
– Постараюсь, – кивнул я. – Иначе нам несдобровать. Халлис совсем уже плохо выглядит.
– Не хами, Наемник! – возмутился Тенах.
Я улыбнулся непослушными губами. Вот, оказывается, до чего Тенах влюблен! Он не видит тела Халлис и не оценивает. Он видит Ее, как она есть. Такие, как он, никогда не видят, как старится тело их избранницы, ибо Она никогда не стареет. Правда, у таких мужей бывает много хлопот в семейной жизни. Они так влюблены, что никогда не замечают праздничной прически своей жены или ее нового платья. И очень не скоро приучаются видеть темные круги под глазами, оставленные болезнью, или изможденное лицо. Уж я-то знаю.
Даже и сейчас, когда я похож на обтянутый кожей скелет, Ахатани с сумасшедшим упорством твердит, что я красив. Их счастье, что они настолько влюблены. Иначе к моему приходу они бы уже окоченели, и стали тенями в мире теней.
– Надо попробовать взломать стену, – предложил я, направляясь к ближайшему костру, уже наполовину ставшему розово-серой громадой.
– Каким образом? – Тенах постучал костяшками согнутых пальцев по только что возникшему граниту.
– Надо сосредоточиться. Думать. Думать друг о друге. О том, какие мы хорошие. Как мы друг друга любим. Когда энергия нашего чувства накопится достаточно, я возьму ее и пробью ею стену. Может быть, получится.
Халлис удивилась. Тенах вспомнил, как я ощупывал воздух, утыкаясь пальцами в исходящую от Ахатани святость, и возражать не стал. Вот и отлично. У меня нет больше силы, кроме силы наших чувств. Все остальное отморожено раскаленным гранитом.
Тенах нежно взирал на Халлис и думал о ней, она – о нем, а я – об Ахатани. Она моя жена, и я ее люблю. Люблю? Меня охватил ужас: я не мог вспомнить ее лица. Я тысячи раз видел это лицо. Оно склонялось надо мной, когда я лежал в бреду после убийства Того, чего нет. Оно улыбалось мне поверх кастрюль и сковородок. Каждую ночь оно глядело на меня с моей подушки. Я отчетливо помню подушку, каждую вмятинку на ней, каждую складочку. Но лица моей жены не было. Я напрягся и позвал его из глубины памяти – и от меня ускользнул цвет ее волос, рассыпанных по плечам, и запах ее кожи. Почему я не могу вспомнить лица женщины, которую я люблю? Люблю? Я изнемогал. Холодный комок в груди мешал даже рассердиться по настоящему. Тенаху и Халлис все-таки легче: их двое, они вместе, они видят друг друга. И стараются вовсю.
Я протянул к ним руку, ощупал воздух и мысленно выругался. Все напрасно. Того, что я нашел, недостаточно, чтоб сломать не то, что стену – детскую игрушку.
Гиблое наше дело.
И тут из соседней стены, испуганно озираясь, вышла Ахатани со свертком в руках.
Я сорвался с места, бросился к ней, коснулся руками ее щек. Я держал в своих ладонях это любимое, постыдно забытое лицо, и лепетал бессмысленно: «Девочка моя… девочка моя… девочка моя…»
– Как хорошо, что я тебя нашла! – Ахатани успокоенно прижалась ко мне. Я обнял ее. Руки мои дрожали.
– Как ты сюда попала?
– Я пошла за тобой, – прошептала Ахатани мне подмышку.
– Но ты же не умеешь… не знаешь, как…
Ахатани покачала головой, не отрываясь от меня.
– Когда ты лежал больной, ты очень сильно бредил. Я сама не знала, что я все это так хорошо запомнила и сумела связать.
Хаос, царящий в моих мыслях, понемногу прояснялся.
– Весело, нечего сказать! Но я же распорядился никого за собой в храм не пускать. Туда что, уже ворвались?
Ахатани опять помотала головой.
– Там все в порядке, толпу не пропустили. Я просто попросила.
– Ты – что?!
– Попросила. Сказала, что я должна принести тебе плащ. Меня пустили.
– Какой плащ?!
– Не знаю, – пожала плечами Ахатани. – Я его в сундуке нашла. Я почувствовала, что ты меня зовешь, и тебе холодно. Тогда я побежала домой и стала искать. И нашла этот плащ. Не знаю, откуда он, я его никогда на тебе не видела. А потом я пошла в храм, постучала и попросила твоих воинов меня впустить.
Я гладил ее волосы – такие красивые, такие бесконечно теплые.
Мои руки вновь обретали чувствительность.
– Да, плащ – это здорово. На какое-то время он меня согреет.
Ахатани поежилась.
– Здесь и вправду холодно.
– Надень-ка лучше сама.
– Потом. Сначала ты согрейся. У тебя руки совсем холодные.
Разумная мысль. Ахатани пришла последней, и ей пока еще довольно тепло, а я уже замерзаю. Даже сильнее, чем Тенах и Халлис, их ведь двое.
– Надевай скорее, ты весь дрожишь.
– Я не дрожу, – возмутился я, постукивая зубами, и развернул плащ. Блеск серебряной пряжки едва не ослепил меня. В руках я держал плащ моего Наставника Гимара, Повелителя Мертвых. Ай да Ахатани. Вам бы такую жену. Дудки. Это моя жена, а вы ищите себе сами.
Я надел плащ. Словно сухой и теплый южный ветер коснулся меня своими пальцами! Тепло окутывало меня, струилось с моих плеч.
– Ну, теперь прорвемся! – Я на радостях обнял Тенаха и Халлис.
– Как тепло! – воскликнула Халлис.
– Ахатани, радость моя, иди сюда!
Мы тесно прижались друг к другу, и плащ Повелителя Мертвых щедро одарил нас своим теплом. Мои губы, руки, ступни покалывало: все-таки я немного обморозился.
Тени придвинулись совсем близко, они уже лизали наши ноги, но теперь нам было безразлично.
– Подумать только, – блаженно вздохнула Халлис, – если бы ты не пришла, мы бы все замерзли.
– Меня чуть не съели по дороге! – гордо пожаловалась Ахатани.
Таак… Час от часу не легче. Ладно, дома разберемся.
– Согрелись?
Тенах энергично кивнул, Халлис улыбнулась.
– Тогда давайте продолжим.
Когда Ахатани объяснили, что нужно делать, она ничуть не удивилась. Замужем за воином-магом и не такого насмотришься.
Мы встали в круг, положив друг другу руки на плечи, словно собираясь отплясывать свадебный танец. Должно получиться, должно! Кровь текла по моим жилам быстрее, мысли больше не замерзали на полдороге. Ахатани улыбалась мне, и я ощутил весь восторг влюбленного, впервые сообразившего, что ему отвечают взаимностью. После долгого лета к нам наконец-то пришла весна.
Тенах шептал какие-то нежные слова, бессмысленные и восхитительные, сам того не замечая. По лицу Халлис текли слезы. Сила нашей радости удесятерялась, собиралась воедино.
– Пора! – я протянул к ней руку, взял ее и с размаху ударил в стену. Темный гул поплыл над головами. Стена дрогнула, по ней поползла трещина, расширяясь с каждым мигом. Мы шагнули в пролом, и гранитная стена вновь стала пламенем. Его холодные языки лизали нас, и мы вышли из мира на краю миров, на перекрестке Тьмы и Тьмы.
Странно еще, как мы не попадали парням Тенаха на головы. Настоящие воины Ордена – даже бровью не повели, когда мы свалились им ниоткуда посреди них! Я первым вскочил, выдернул стрелу и нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40