За
шесть месяцев у меня накопился известный опыт в этом деле. Вполне
позволяющий, однако, уловить, что вопросы брюнетки, хоть они и кажутся
невинными и случайными, хоть и задаются безразличным тоном, бьют в
определенном направлении: мое прошлое, настоящее и возможное будущее. Я
последовательно предлагаю ей одну выдумку за другой, импровизируя при этом
со смелостью и легкостью человека, который особенно не домогается, чтоб
непременно верили каждому его слову.
На середине одной такой довольно длинной и сложной нелепицы Франсуаз
усталым жестом останавливает меня:
- Довольно. У меня есть уже представление о вас. Вы, конечно, лжете
без стыда и совести, но вам не мешает помнить, что даже самые заправские
врали и те изредка говорят правду. Так что займитесь-ка лучше кофе.
Я покорно ухожу на кухню. Женщина идет за мною - проследить за моими
действиями. Уместная предосторожность, ибо я в жизни редко пил кофе и
никогда не варил его. Обнаруживаю значительные запасы как обычного кофе,
так и растворимого. Растворимый мне внушает больше доверия своими
солидными этикетками. Я высыпаю в кастрюлю банку кофе, добавляю на глаз
побольше сахару, наливаю, тоже на глаз, холодной воды и все это ставлю
варить на электрическую плитку.
У меня решительный вид, рассчитанный на то, чтоб внушить доверие.
Франсуаз, заложив руки за спину, наблюдает за моей стряпней весьма
скептически.
- Мой бедный друг, вам явно не хватает не только воспитания, но и
здравого рассудка, - говорит она и, взяв с плитки кастрюлю, выливает смесь
в раковину. После этого сама берется за приготовление кофе.
Наконец-то кофе сварен, а чуть позже и выпит. Франсуаз смотрит на
часы.
- Думаю, что пора положить конец этому затянувшемуся визиту, -
замечает она и гасит сигарету.
Эта женщина понятия не имеет о бережливости: она то и дело гасит
недокуренные сигареты.
- Вы шутите? - спрашиваю я, проверяя взглядом, действительно ли она
шутит. - Бал едва начался...
- Ах да, я чуть было не упустила из виду еще одну мелочь, - отвечает
Франсуаз, поднимаясь с кресла.
Выйдя на середину холла, она обеими руками поправляет прическу,
показывая очертания своего пышного бюста, и говорит с легкой досадой:
- Мне самой раздеваться или вы поможете?
Я задерживаю на ней пристальный взгляд, потом отвожу глаза в сторону
и тоже встаю.
- Вы далеконько зашли в своих шутках, - замечаю я безразличным тоном.
- Какие шутки? - вскидывает брови женщина. - Разве не для этого вы
меня позвали? А теперь, когда я говорю: к вашим услугам, - вы заявляете,
что я шучу.
- Вы ошибаетесь, - сухо бросаю в ответ. - Я вас не звал как уличную
женщину.
- Значит, произошло недоразумение. Мне казалось, что вы нуждаетесь
именно в этом.
У меня нет настроения затевать спор. Женщина это понимает и уходит. Я
провожаю ее до выхода. В дверях она оборачивается, окидывает меня беглым
взглядом и говорит своим мягким безучастным голосом:
- Концовку мы чуточку подпортили... Ничего, это послужит вам уроком:
в подобных начинаниях полезно предварительно ознакомиться и с мнением
партнера.
После этого она машет мне красивой белой рукой и ступает в сумрак, в
котором белеет длинная спортивная машина.
Я возвращаюсь в холл с настроением, описывать которое сейчас не
стану.
Если когда-нибудь случай столкнет вас с Гаррисом, советую вам не
строить иллюзий насчет его безобидного вида. История, насколько позволяют
мне судить мои познания, не знала инквизитора более страшного, чем этот
плюгавенький человечек с черным портфелем и в черных очках. Начинив за
несколько дней подряд мою голову пятизначными числами и арифметическими
действиями, он с дьявольской усмешкой переходит к азбуке Морзе. И не
только к самой азбуке, но и к той гимнастике, после которой палец обретает
способность запросто посылать знаки Морзе в эфир.
Если не считать пыток, которым меня подвергает Гаррис, моя жизнь в
вилле течет без всяких потрясений. Садовник и слуга осуществляют надзор
надо мной с таким тактом, что я почти не замечаю их присутствия. Свободные
от пятизначных чисел и морзянки часы проходят в основном под оранжевым
навесом на веранде. Вытянувшись в кресле, я рассеянно гляжу на побелевшую
зелень маслин, густо-зеленую - апельсиновых деревьев, а потом на черную
стену высоких кипарисов и думаю об ожидающей меня неизвестности.
В сущности, эта неизвестность известна достаточно, чтоб вызвать у
меня ощущение тяжести в области живота, какое испытываешь, когда слишком
много съешь или сильно испугаешься.
Об этих вещах я думаю не вообще - ненавижу думать вообще, бесконечно,
без всякой пользы перемалывать в голове одно и то же. Мысль моя
сосредоточена скорее на действиях, которые могут оказаться необходимыми
при возможных изменениях обстановки. Потому что обстановка непременно
изменится, и, по всей вероятности, очень скоро, к тому же не в мою пользу.
В промежутках между подобными размышлениями я часто вспоминаю
Франсуаз. После стольких месяцев одиночества образы, навеянные мне
брюнеткой, далеко не способствуют хорошему сну. Чтоб их прогнать, я внушаю
себе, что влечет меня никакая не Франсуаз, а всего лишь женская плоть. Но
это ложь. И хотя в мире, где мы живем, без лжи не обойтись, очень глупо
лгать самому себе. Если бы дело касалось одной плоти, "Копакабана"
предлагала мне целую серию женских экземпляров. Но после того как я увидел
Франсуаз, эти экземпляры меня уже не привлекали. И все же я доволен, что в
тот день не кинулся помогать брюнетке раздеваться. Пускай знает, что мы
хоть и бедны, но честны или по крайней мере стараемся походить на таковых.
Если кое-какие мои подозрения окажутся основательными, Франсуаз
должна снова появиться на горизонте. Если же нет, наша встреча закончилась
с ничейным результатом.
Проходит целая неделя с момента моего вселения в виллу, пока брюнетка
появляется снова. Это случается под вечер - в ту пору, когда одиночество
угнетает даже того, кто, в сущности, ничего другого и не знает, кроме
одиночества. Едва успеваю сменить пижаму на свежую белую рубашку, как
раздается звонок. В момент, когда Франсуаз входит в холл, мои руки заняты
повязыванием галстука.
- Добрый вечер. Вы что, встаете или собираетесь лечь? - спрашивает
она, разглядывая меня со снисходительным интересом.
- Ни то ни другое. Просто готовился встретить вас, - скромно отвечаю
я.
- Какая интуиция!.. Похоже, что любовь делает людей ясновидцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
шесть месяцев у меня накопился известный опыт в этом деле. Вполне
позволяющий, однако, уловить, что вопросы брюнетки, хоть они и кажутся
невинными и случайными, хоть и задаются безразличным тоном, бьют в
определенном направлении: мое прошлое, настоящее и возможное будущее. Я
последовательно предлагаю ей одну выдумку за другой, импровизируя при этом
со смелостью и легкостью человека, который особенно не домогается, чтоб
непременно верили каждому его слову.
На середине одной такой довольно длинной и сложной нелепицы Франсуаз
усталым жестом останавливает меня:
- Довольно. У меня есть уже представление о вас. Вы, конечно, лжете
без стыда и совести, но вам не мешает помнить, что даже самые заправские
врали и те изредка говорят правду. Так что займитесь-ка лучше кофе.
Я покорно ухожу на кухню. Женщина идет за мною - проследить за моими
действиями. Уместная предосторожность, ибо я в жизни редко пил кофе и
никогда не варил его. Обнаруживаю значительные запасы как обычного кофе,
так и растворимого. Растворимый мне внушает больше доверия своими
солидными этикетками. Я высыпаю в кастрюлю банку кофе, добавляю на глаз
побольше сахару, наливаю, тоже на глаз, холодной воды и все это ставлю
варить на электрическую плитку.
У меня решительный вид, рассчитанный на то, чтоб внушить доверие.
Франсуаз, заложив руки за спину, наблюдает за моей стряпней весьма
скептически.
- Мой бедный друг, вам явно не хватает не только воспитания, но и
здравого рассудка, - говорит она и, взяв с плитки кастрюлю, выливает смесь
в раковину. После этого сама берется за приготовление кофе.
Наконец-то кофе сварен, а чуть позже и выпит. Франсуаз смотрит на
часы.
- Думаю, что пора положить конец этому затянувшемуся визиту, -
замечает она и гасит сигарету.
Эта женщина понятия не имеет о бережливости: она то и дело гасит
недокуренные сигареты.
- Вы шутите? - спрашиваю я, проверяя взглядом, действительно ли она
шутит. - Бал едва начался...
- Ах да, я чуть было не упустила из виду еще одну мелочь, - отвечает
Франсуаз, поднимаясь с кресла.
Выйдя на середину холла, она обеими руками поправляет прическу,
показывая очертания своего пышного бюста, и говорит с легкой досадой:
- Мне самой раздеваться или вы поможете?
Я задерживаю на ней пристальный взгляд, потом отвожу глаза в сторону
и тоже встаю.
- Вы далеконько зашли в своих шутках, - замечаю я безразличным тоном.
- Какие шутки? - вскидывает брови женщина. - Разве не для этого вы
меня позвали? А теперь, когда я говорю: к вашим услугам, - вы заявляете,
что я шучу.
- Вы ошибаетесь, - сухо бросаю в ответ. - Я вас не звал как уличную
женщину.
- Значит, произошло недоразумение. Мне казалось, что вы нуждаетесь
именно в этом.
У меня нет настроения затевать спор. Женщина это понимает и уходит. Я
провожаю ее до выхода. В дверях она оборачивается, окидывает меня беглым
взглядом и говорит своим мягким безучастным голосом:
- Концовку мы чуточку подпортили... Ничего, это послужит вам уроком:
в подобных начинаниях полезно предварительно ознакомиться и с мнением
партнера.
После этого она машет мне красивой белой рукой и ступает в сумрак, в
котором белеет длинная спортивная машина.
Я возвращаюсь в холл с настроением, описывать которое сейчас не
стану.
Если когда-нибудь случай столкнет вас с Гаррисом, советую вам не
строить иллюзий насчет его безобидного вида. История, насколько позволяют
мне судить мои познания, не знала инквизитора более страшного, чем этот
плюгавенький человечек с черным портфелем и в черных очках. Начинив за
несколько дней подряд мою голову пятизначными числами и арифметическими
действиями, он с дьявольской усмешкой переходит к азбуке Морзе. И не
только к самой азбуке, но и к той гимнастике, после которой палец обретает
способность запросто посылать знаки Морзе в эфир.
Если не считать пыток, которым меня подвергает Гаррис, моя жизнь в
вилле течет без всяких потрясений. Садовник и слуга осуществляют надзор
надо мной с таким тактом, что я почти не замечаю их присутствия. Свободные
от пятизначных чисел и морзянки часы проходят в основном под оранжевым
навесом на веранде. Вытянувшись в кресле, я рассеянно гляжу на побелевшую
зелень маслин, густо-зеленую - апельсиновых деревьев, а потом на черную
стену высоких кипарисов и думаю об ожидающей меня неизвестности.
В сущности, эта неизвестность известна достаточно, чтоб вызвать у
меня ощущение тяжести в области живота, какое испытываешь, когда слишком
много съешь или сильно испугаешься.
Об этих вещах я думаю не вообще - ненавижу думать вообще, бесконечно,
без всякой пользы перемалывать в голове одно и то же. Мысль моя
сосредоточена скорее на действиях, которые могут оказаться необходимыми
при возможных изменениях обстановки. Потому что обстановка непременно
изменится, и, по всей вероятности, очень скоро, к тому же не в мою пользу.
В промежутках между подобными размышлениями я часто вспоминаю
Франсуаз. После стольких месяцев одиночества образы, навеянные мне
брюнеткой, далеко не способствуют хорошему сну. Чтоб их прогнать, я внушаю
себе, что влечет меня никакая не Франсуаз, а всего лишь женская плоть. Но
это ложь. И хотя в мире, где мы живем, без лжи не обойтись, очень глупо
лгать самому себе. Если бы дело касалось одной плоти, "Копакабана"
предлагала мне целую серию женских экземпляров. Но после того как я увидел
Франсуаз, эти экземпляры меня уже не привлекали. И все же я доволен, что в
тот день не кинулся помогать брюнетке раздеваться. Пускай знает, что мы
хоть и бедны, но честны или по крайней мере стараемся походить на таковых.
Если кое-какие мои подозрения окажутся основательными, Франсуаз
должна снова появиться на горизонте. Если же нет, наша встреча закончилась
с ничейным результатом.
Проходит целая неделя с момента моего вселения в виллу, пока брюнетка
появляется снова. Это случается под вечер - в ту пору, когда одиночество
угнетает даже того, кто, в сущности, ничего другого и не знает, кроме
одиночества. Едва успеваю сменить пижаму на свежую белую рубашку, как
раздается звонок. В момент, когда Франсуаз входит в холл, мои руки заняты
повязыванием галстука.
- Добрый вечер. Вы что, встаете или собираетесь лечь? - спрашивает
она, разглядывая меня со снисходительным интересом.
- Ни то ни другое. Просто готовился встретить вас, - скромно отвечаю
я.
- Какая интуиция!.. Похоже, что любовь делает людей ясновидцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66