А остальные…
Кое-кто из, так называемых, сатанистов не раз заставлял Кроули ежиться. Дело было даже не в том, что они делали, а в том, что всю вину за сделанное они возлагали на Ад. Придумают какую-нибудь жуткую идею – демон до такой и за тысячу лет не дойдет – темную, бессердечную гадость, что может придумать лишь человеческий мозг, а затем орут: «Дьявол Заставил Меня Это Сделать», – и симпатии судей уже на их стороне, при том, что Дьявол почти никогда не заставлял людей что-то делать. Не надо было. Только почему-то кое-кто из людей не мог этого понять. По мнению Кроули, Ад не был основным хранилищем зла, как и Небо – хранилищем добра; они были просто сторонами в огромной космической шахматной игре. Настоящий источник всего – настоящее добро и настоящее великое зло – был в человеческом мозгу.
– А, – кивнул Азирафаил. – Сатанисты.
– Не понимаю, как они могли все перепутать, – взволнованно говорил Кроули. – В смысле, двух детей. Не такая уж трудная задача у них была, ведь так…?
Он умолк. Туман памяти расступился, и он вспомнил маленькую монашку, что ему тогда показалась слишком сумасшедшей даже для сатанистски. И кто-то еще там был. Кроули смутно припомнил трубку и свитер с рисунком-зигзагом, вышедшим из моды еще в 1938-м. На человеке было ясно написано «ожидающий отец».
Должен был быть третий ребенок.
Он поведал это Азирафаилу.
– Зацепок мало, – отозвался ангел.
– Мы знаем, что ребенок жив, – продолжил Кроули задумчиво, – так что…
– Откуда мы это знаем?
– Если бы он опять очутился Внизу, разве я бы здесь сидел?
– Верно.
– Так что для того, чтобы его найти, – закончил Кроули, – надо всего лишь проглядеть больничные журналы.
Мотор «Бентли» надсадно закашлялся и взвыл, вдавив Азирафаила в кресло.
– И что потом? – спросил ангел.
– Найдем ребенка.
– А потом что?
Ангел закрыл глаза, когда машина проезжала поворот.
– Не знаю.
– О горе.
– Думаю, – Уберись с дороги, клоун! – твои не согласятся – И то, на чем едешь, убери! – мне убежище предоставить?
– Я у тебя хотел о том же спросить – осторожно, пешеход!
– Он на улице, знает, что рискует, – ответил Кроули, на дикой скорости протискивая «Бентли» между такси и припаркованной машиной, оставив между машинами щель, которой не хватило бы даже для кредитки.
– Следи за дорогой! Следи за дорогой! Где эта больница-то?
– Где-то к югу от Оксфорда!
Азирафаил вцепился в приборную панель.
– Нельзя гнать на скорости девяносто миль в час по Центральному Лондону!
Кроули глянул на спидометр.
– Почему это? – спросил он.
– Ты нас убьешь! – Азирафаил смешался. – Неудобно разберешь, – неубедительно поправился он, немного расслабившись. – Но других-то можешь и убить.
Кроули пожал плечами. Ангел так и не привык к двадцатому веку, и посему не понимал, что вполне можно ехать со скоростью девяносто миль в час вниз по Оксфорд-стрит. Просто нужно сделать так, чтобы никто не попадался на пути. И раз все знали, что невозможно ехать с такой скоростью, никто ее и не замечал.
Машины, по крайней мере, были лучше лошадей. Двигатель внутреннего сгорания был бо… бла… удачей для Кроули. Раньше он мог разъезжать по делам только на огромных черных зверях с огненными глазами и высекающими искры копытами. Это было рискованно для демона. Обычно Кроули с них падал. Он не умел обращаться с животными.
Где-то возле Чезвика Азирафаил стал задумчиво копаться в куче кассет скопившихся в отделении для перчаток.
– Что такое Бархатный Андеграунд? – спросил он.
– Тебе он не понравится, – отозвался Кроули.
– А, – кивнул ангел разочарованно. – Би-боп.
– Знаешь, Азирафаил, думаю, если бы миллион человек попросили описать современную музыку, они бы слово «би-боп» и не вспомнили, – заметил Кроули
– А, вот это для меня. Чайковский, – улыбнулся Азирафаил, открыл коробку и вставил кассету в проигрыватель.
– Не понравится, – вздохнул Кроули. – Она больше двух недель в машине пролежала.
Тяжелый низкий ритм заполнил «Бентли», проезжающий уже мимо Хитроу.
Азирафаил нахмурил брови.
– Этого я что-то не помню, – пробормотал он. – Что это?
– Это «Еще Один Мертвец» Чайковского, – пояснил Кроули, – прикрывая глаза. Они в этот момент проезжали через Слау.
Чтобы время бежало быстрее, пока они пересекают спящие Чилтерны, они послушали также «Мы Чемпионы» Уильяма Бирда, «Я Хочу Вырваться На Свободу» Бетховена. Но лучше всех была «Толстозадые Девки» Вогана Уильямса.
Говорят, что у Дьявола все лучшие мелодии.
Это точно.
Но на Небесах все лучшие хореографы.
Оксфордширская равнина простиралась далеко на запад; разбросанные там и сям огни указывали на дремлющие деревни, где честные йомены укладывались спать, устав после долгого дня редактирования, выдачи финансовых советов или создания программного обеспечения.
Вверху, на холме, зажгли свои огни несколько светлячков.
Геодезический теодолит – один из страшнейших символов двадцатого века. Поставленный где-нибудь в сельской местности, он говорит: «Пора Расширять Дороги», – или: «Надо построить пару тысяч домов, чтобы поддержать Репутацию Деревни». А затем следуют Улучшения…
Но даже самый добросовестный геодезист не работает в полночь. Однако, прибор – вот он – был ясно виден на вершине холма, ножки его глубоко утопали в дерне. Правда, у большинства теодолитов, не прикреплена к верхушке веточка орешника, с них не свисают хрустальные маятники, и на ножках не вырезаны кельтские руны.
Слабый ветерок колыхал плащ, надетый на тощую фигуру, двигающую ручки прибора. Толстый был плащ, водонепроницаемый, с теплой подкладкой.
Большинство книг про ведьм скажут вам, что ведьмы работают нагишом. Ничего удивительного – большинство книг про ведьм написали мужчины.
Молодую женщину звали Анафема Приббор. Она не была очень красивой. Каждая черта ее лица, рассмотренная по отдельности, несомненно была прекрасной, но при взгляде на все лицо создавалось впечатление, что собрано оно было без всякого плана, из того, что оказалось под рукой. Самым подходящим словом для описания этой женщины было бы, пожалуй, «привлекательная», но это для тех, кто это слово знал и помнил, как его произнести, можно было бы еще добавить «живая», хотя, может, и не стоило – от этого слова так и несет пятидесятыми.
Молодые женщины темными ночами не должны быть одни, даже в Оксфордшире. Но любой маньяк потерял бы не только работу, если бы напал на Анафему Приббор. Она же, все-таки, была ведьмой. И именно потому, что она была ей – а значит, была разумной женщиной, – она не верила в защитные амулеты и заклинания; главным ее оружием был хлебный нож длиной в фут, что она хранила за ремнем.
Она взглянула в окуляр и в очередной раз повернула ручку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90