В чистой, блаженно теплой горнице он долго мыл руки и пытался сообразить, что собой представляет негодник Бубо, чем провинилась трогательная Наташа и какое отношение ко всему этому имеют средства ПВО.
Сухая научная жизнь давно отучила его от веры во всякого рода народных целителей, провидцев, биоэнерготерапевтов, пришельцев и лозоходуев. Он признавал только надежные экспериментальные данные, корректно обработанные статистически и подтвержденные независимой лабораторией. Желательно — не нашей. Он многократно убеждался в том, что рано или поздно любой чертовщине находится удивительно банальное объяснение. Сыщется оно и в этот раз. Хорошо, что не отступился из-за световых фокусов. И впрямь было бы стыдно.
— Голубчик, прошу к столу. Пора отужинать да отдохнуть с дороги. Что требовалось, вы уже сделали.
— Спасибо. Девочки, наверное, тоже проголодались?
— Увы, им надо сначала муляжи приготовить.
— Какие муляжи?
— Да копии свои, альтер эго. Латынь-то помните?
— Смутно.
— Не беда, сударь, не беда. Сосуды к утру прочистятся. Глядишь, и память покрепче сделается.
Андрей едва не ляпнул, что против склероза лекарств нет, но вовремя вспомнил о возрасте собеседницы.
— Присаживайтесь, Андрей свет Васильевич. Времени у меня совсем мало осталось. Хочется напоследок с человеком поговорить.
— Что вы, Ксения Кирилловна, времени у вас много, это я вам как врач говорю.
— Смотря где, милостивый государь, смотря где. Здесь, на бренной, — ровно пустячок какой.
Старушка резала хлеб по-деревенски, крупными ломтями. Буханку при этом прижимала к груди. В ней удивительно сочетались простонародные привычки и салонные манеры начала двадцатого века. Человеку, успевшему пожить в СССР, такая смесь о многом говорила. Андрей не мог не почувствовать сострадания к этой частице старой России, чудом перенесшей лихолетье советской власти, а потом еще диковатую реставрацию капитализма. Он не то чтобы перестал замечать странности ее речей, но начал воспринимать их как нечто объяснимое. Подтверждая его мысли, Ксения Кирилловна продолжала:
— Что только не перенесла от людей. Сама, можно сказать, человеком стала. Как вы быстро стареете… Долго, ох долго вам еще идти. И ума вроде хватает, а пользоваться не хотите. И то сказать, мало поколений после обезьян-то… Знаете?
— Знаю, — сказал Андрей. — Читал.
Он совсем не знал, чего ожидать в ближайшую минуту. Было слышно, что в соседней комнате по полу протащили тяжелый предмет. Затем — еще один.
— Муляжи? — спросил он.
Ксения Кирилловна поставила на стол бронзовое блюдо с помидорами.
— Не мучьтесь, голубчик. Всему свое время. Скоро поймете. Утро вечера мудренее, как люди говорят. Ешьте пока. Вот пельмени, маслята. Хлеб свой, домашний, сама пеку. Извольте отведать.
Андрей принялся за угощение.
— Налила бы стопочку, да ехать вам скоро. О поджелудочной железе и говорить нечего.
— Редкий вы человек, — сказала Ксения Кирилловна примерно через полчаса.
— Уф, простите. Столько есть неприлично. Но все такое вкусное.
— Я не о том. С вами девочек оставить было бы не страшно.
— Спасибо. Неужели им что-то угрожает?
— Теперь уж ничего не угрожает. Да-с, теперь. Сыты ли вы, батюшка?
— Еще как!
— Ну, тогда не обессудьте. Прощайте, дорогой.
Ксения Кирилловна взглянула на него с неожиданной жесткостью. Мысли Андрея сделались вялыми. Приятная теплота волнами поднялась от желудка и покатилась к голове. Объелся-таки, подумал он.
— Объявляется стартовый отсчет времени, — сурово произнес мужской голос.
Андрей печально повернулся. В углу, на массивном телевизоре, сидел Бубо с открытым клювом. Одну из лап он держал в розетке. Или показалось?
Глазищи филина грозно горели, в перьях вспыхивали Разряды. А по экрану телевизора бегали разноцветные линии и ползали чудные знаки, вроде жуков.
Из тумана вышла Марина и погладила его холодной ладонью.
— Иди спать, несчастный гуманоид. Прощаю вам все.
Под руки, как раненого, Андрея увели в соседнюю спаленку.
— С вами по-хорошему… эх вы… — пробурчал он.
И уткнулся в хрусткую наволочку. Из форточки слышался отдаленный вертолетный гул. Ксения Кирилловна с беспокойством покачала головой. Марина прикатила хирургический столик на колесиках.
— Помочь? — спросила она.
— Управлюсь, чего тут сложного. Иди отдохни. Наташа плачет?
— Плачет.
— Надо же. Кто бы мог подумать.
— Слишком тщательно перевоплотилась.
— Слишком недавно. Поначалу все воспринимается чересчур остро. Земные страсти захлестывают.
Марина задержалась на пороге, глядя на спящего Андрея.
— Все-таки я ожидала, что ученые у них более догадливы.
Ксения Кирилловна усмехнулась.
Лунный свет отпечатал на полу оконный переплет. Он был изменчив, этот лунный свет. То усиливался, то ослабевал, будто снаружи прохаживался некто огромный, бесшумный и полупрозрачный. При этих переменах крупицы инея, покрывающего бок голландской печи, то начинали искриться, то угасали.
Иней лежал на столике с хирургическими инструментами, букете сибирской вечерницы, на спинке старой железной кровати и даже на голой, лишенной абажура лампочке под потолком.
Колкий холод проникал под ватное одеяло к свернувшемуся в клубок Андрею. Пробуждающееся сознание неохотно освобождалось от образов странного, сумбурного сна — на доевшей лестницы, космической пустоты с вкраплениями звезд, от капитана Шестакова, за что-то ударившего Андрея ножом в живот. От спиральной молекулы ДНК с недобро багровеющим фрагментом, от таинственной улыбки Бубо. От всех прочих фантасмагорий, старых и новых.
Подташнивало. Беспокоила скребущая боль в левом подреберье. И все же он встал. Покачиваясь от непонятной слабости, кое-как оделся. Глубоко втянул в себя воздух, потом задержал дыхание. Тошнота отступила, но накатилась волна озноба. Андрей набросил на плечи одеяло и попрыгал, чтобы хоть немного согреться. Потом опасливо выглянул в горницу.
Там было еще холоднее. Картошка и помидоры на не-прибранном с вечера столе заледенели. Рядом находился еще один кусок льда, в форме бутылки. Вокруг него валялись осколки стекла.
Морозные узоры украшали окно. Пышная бахрома снега окаймляла дверь, ведущую во вторую половину дома. Оттуда слышались крупнопузырчатое бульканье и сухие металлические щелчки, похожие на стук метронома. Еще что-то шипело.
Андрей вынул сигареты. Закурить, однако, не привелось, Исчезла зажигалка. Водительское удостоверение, паспорт, ключи от машины, бумажник, носовой платок — все обнаружилось в привычных карманах, а вот зажигалка пропала.
Среди ночи просить спички, конечно, не стоило. Но его всерьез беспокоил невероятный и необъяснимый холод в доме. Андрей постучал в заснеженную дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81