Кошки! Не силой конечно,
внушением, незаметно, неслышно... не считайте меня
сумасшедшим... я вас могу убедить...
Меня захлестнула тоска, как в дурном сне, когда надо
бежать, а ноги не двигаются, и в горле, не давая кричать,
поселяется ледяной холод.
-- Вы лучше меня знаете, все великие открытия считались
сперва бредом! Циолковского объявляли же ненормальным, и не
кто-нибудь, а ведущие академики, лучшие умы!
Он почувствовал, что я готов улепетывать от него, как от
нечистой силы, и решил пойти с козырной карты:
-- И вас лично это касается: я насчет черно-рыжей собаки.
Тут я много обещать не возьмуь, потому что собаки, как таковой,
уже нет... то есть я так думаю, -- не сомневаясь, что я
проглатил наживку, он, как опытный рыболов, проверял, насколько
крепко я за нее держусь, -- но ведь вам важно, как ее... того?
-- Мне все важно, -- разрешил я его сомнения, -- что вам о
ней известно?
-- Почти ничего... пока. Моя рабочая гипотеза такая, что
ее растерзали кошки.
-- Вы шутите? Кошки -- взрослого дога?
-- А если их много? Если их ОЧЕНЬ много? -- он уперся в
меня многозначительным взглядом.
-- Чепуха! Да он бегает в сто раз быстрее!
-- Вы уверены, что тигровый дог будет спасаться бегством
от кошек? Пока еще МОЖЕТ бежать?
Оказалось, он отлично знает, как называется "черно-рыжая
собака". Несмотря на внешнюю бестолковость, у него все время
хватало хитрости выворачивать разговор в нужную ему сторону.
-- Завтра! Приходите в школу, там ОНИ не подслушают! Но
вам нужен хороший повод... -- он профессионально поднял
указательный палец и выкатил грудь колесом, из этой позы,
наверное, он приобщал школьников к премудростям менделеевской
таблицы, -- сначала нужно зайти... лучше всего к редактору. Что
знает редактор, знает весь город. Пройдоха! Скажите, что нужен
анализ грунта. Или воды! Понимаете? -- палец его опустился. --
Другой лаборатории нет! Он пошлет вас ко мне!
Я чувствовал себя завербованным шпионским агентом. Мне уже
давали инструкции... и довольно курьезные.
-- По-моему, у вас мания преследования. Я просто приду к
вам, чего тут бояться?
-- Нет, нет, не делайте этого! Они раньше времени выведут
вас из игры! О, вы не представляете, как они коварны! -- его
носорожьи глазки буравили меня взглядом, словно отыскивая
трещину, за которую можно было бы зацепиться. Он рывком
наклонился ко мне и медленно произнес шепотом: -- Ваши друзья
здесь ничего не добьются, посоветуйте им уехать.
-- Так это писали вы? Для чего?
-- Хотел вам показать, что кое-что смыслю в здешних делах.
Я знал, мы будем союзниками!
10
Утром я вышел из дома с отвратительным настроением, будто
мне предстояло сделать какую-то гадость. По пути я смотрел
внимательно вниз, наблюдая со странным любопытством, как мои
башмаки погружаются в рыхлую известковую пыль, оставляя
оттиски, повторяющие каждую царапину на подметках.
Добросовестно следуя инструкции Одуванчика, я добрел до
центральной площади и проник в кабинет редактора "Черноморской
зари".
-- Кого я вижу! -- завопил он отчаянно, едва я приоткрыл
дверь; на лице его заколыхалась улыбка, словно вода в резиновой
грелке.
-- Кого я вижу! -- проорал он еще раз. -- Редкий, редкий
гость!
Пока я умещался в вертящемся кресле из белого пластика, он
следил за мной счастливым и укоризненным взглядом, как если бы
его посетил любимый непутевый племянник.
-- Он курит, я помню, он много курит! -- приходя в восторг
от этого моего порока, он дергал и тряс ручку ящика, тот,
наконец, подался со скрипом и выдвинулся противоестественным
образом рядом со мной, снаружи стола -- на дне ящика пестрели
сигаретные пачки.
-- Не эту! Не эту! -- он возбуждался все больше. --
Американские! Там, в углу!
Дождавшись первых колец голубого дыма, он мечтательно
проследил, как они уплыли наверх, и радостно объявил:
-- Я терпеть не могу табака! Меня прямо тошнит от него! --
не слушая моих извинений, он потянулся к стене и щелкнул
выключателем.
Все пространство заполнилось стрекотанием и хлопаньем
лопастей, пять или шесть вентиляторов жужжали и пели на разные
голоса, устраивая вокруг меня миниатюрный циклон. Дуло со всех
сторон, даже откуда-то из-под кресла, на столе с громким
шелестом трепыхались бумаги, дым моей сигареты исчезал в этом
тайфуне, прежде чем я успевал его выдохнуть. Мне почудилось,
что весь кабинет, подобно диковинному кораблю, парит уже над
землей, и вместе со мной, с редактором, с его сигаретами,
полетит сейчас над степью и морем, подгоняемый буйным ветром.
Редактор смотрел на меня, подперев щеки руками, и получал
несомненное удовольствие; я решил, что можно перейти к делу.
-- Как? Лаборатория? Анализ воды? -- улыбка его
всколыхнулась волной удивления, постепенно утихшей, лицо
разравнялось и стало задумчивым, как блюдце с водой,
простоявшее долго в спокойном месте.
-- Нет! Чего нет, того нет! И не ищите!
-- Неужто и в школе нет кабинета химии?
Его передернуло, и морщины прорезали наискось кожу лица,
словно за ней повернулось нечто массивное, твердое и угловатое,
вроде литой стеклянной чернильницы.
-- Кабинет есть. Но учитель!.. Никуда не годится. Псих,
клинический! Он вам не поможет.
-- Но мне нужны простейшие реактивы. Самые простые вещи.
-- Он и простых вещей не может. Чокнутый!.. Да у него все
пробирки давно перепутаны.
-- Это пустяки, я разберусь.
С сомнением склонив голову, он повернулся в кресле. Взгляд
его направлялся на верхние полки книжного шкафа, где я увидал с
удивлением белую кошку, спящую на пачке бумаг.
-- Попробуйте! Но уж если что выйдет не так, то покорно
прошу, на меня не обежайтесь... Вот та улица, за рестораном.
Школа -- дворов через десять. И поменьше с ним говорите.
Пакостник!
-- А что он делает?
-- Вс"! Вс" делает! Всюду суется! Вс" вынюхивает! Вообще
лучше с ним не разговаривайте!
С этим напутствием я и ушел, и он на прощание поколыхал
мне любезно лицом.
Когда я уже был на площади, от редакции долетел
приглушенный крик:
-- Кого я вижу! -- туда входил следующий посетитель.
В ресторане гремели посудой, швейцар только что отпер
дверь и вынес на крыльцо табуретку, символ его присутствия на
посту, и одновременно оповещение горожанам, что ресторан
действует. Вид ее подсказал мне способ оттянуть свидание с
Одуванчиком.
По случаю субботнего дня бар открылся с утра. Лена уже
работала, то есть сидела за стойкой со штопором и книгой в
руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
внушением, незаметно, неслышно... не считайте меня
сумасшедшим... я вас могу убедить...
Меня захлестнула тоска, как в дурном сне, когда надо
бежать, а ноги не двигаются, и в горле, не давая кричать,
поселяется ледяной холод.
-- Вы лучше меня знаете, все великие открытия считались
сперва бредом! Циолковского объявляли же ненормальным, и не
кто-нибудь, а ведущие академики, лучшие умы!
Он почувствовал, что я готов улепетывать от него, как от
нечистой силы, и решил пойти с козырной карты:
-- И вас лично это касается: я насчет черно-рыжей собаки.
Тут я много обещать не возьмуь, потому что собаки, как таковой,
уже нет... то есть я так думаю, -- не сомневаясь, что я
проглатил наживку, он, как опытный рыболов, проверял, насколько
крепко я за нее держусь, -- но ведь вам важно, как ее... того?
-- Мне все важно, -- разрешил я его сомнения, -- что вам о
ней известно?
-- Почти ничего... пока. Моя рабочая гипотеза такая, что
ее растерзали кошки.
-- Вы шутите? Кошки -- взрослого дога?
-- А если их много? Если их ОЧЕНЬ много? -- он уперся в
меня многозначительным взглядом.
-- Чепуха! Да он бегает в сто раз быстрее!
-- Вы уверены, что тигровый дог будет спасаться бегством
от кошек? Пока еще МОЖЕТ бежать?
Оказалось, он отлично знает, как называется "черно-рыжая
собака". Несмотря на внешнюю бестолковость, у него все время
хватало хитрости выворачивать разговор в нужную ему сторону.
-- Завтра! Приходите в школу, там ОНИ не подслушают! Но
вам нужен хороший повод... -- он профессионально поднял
указательный палец и выкатил грудь колесом, из этой позы,
наверное, он приобщал школьников к премудростям менделеевской
таблицы, -- сначала нужно зайти... лучше всего к редактору. Что
знает редактор, знает весь город. Пройдоха! Скажите, что нужен
анализ грунта. Или воды! Понимаете? -- палец его опустился. --
Другой лаборатории нет! Он пошлет вас ко мне!
Я чувствовал себя завербованным шпионским агентом. Мне уже
давали инструкции... и довольно курьезные.
-- По-моему, у вас мания преследования. Я просто приду к
вам, чего тут бояться?
-- Нет, нет, не делайте этого! Они раньше времени выведут
вас из игры! О, вы не представляете, как они коварны! -- его
носорожьи глазки буравили меня взглядом, словно отыскивая
трещину, за которую можно было бы зацепиться. Он рывком
наклонился ко мне и медленно произнес шепотом: -- Ваши друзья
здесь ничего не добьются, посоветуйте им уехать.
-- Так это писали вы? Для чего?
-- Хотел вам показать, что кое-что смыслю в здешних делах.
Я знал, мы будем союзниками!
10
Утром я вышел из дома с отвратительным настроением, будто
мне предстояло сделать какую-то гадость. По пути я смотрел
внимательно вниз, наблюдая со странным любопытством, как мои
башмаки погружаются в рыхлую известковую пыль, оставляя
оттиски, повторяющие каждую царапину на подметках.
Добросовестно следуя инструкции Одуванчика, я добрел до
центральной площади и проник в кабинет редактора "Черноморской
зари".
-- Кого я вижу! -- завопил он отчаянно, едва я приоткрыл
дверь; на лице его заколыхалась улыбка, словно вода в резиновой
грелке.
-- Кого я вижу! -- проорал он еще раз. -- Редкий, редкий
гость!
Пока я умещался в вертящемся кресле из белого пластика, он
следил за мной счастливым и укоризненным взглядом, как если бы
его посетил любимый непутевый племянник.
-- Он курит, я помню, он много курит! -- приходя в восторг
от этого моего порока, он дергал и тряс ручку ящика, тот,
наконец, подался со скрипом и выдвинулся противоестественным
образом рядом со мной, снаружи стола -- на дне ящика пестрели
сигаретные пачки.
-- Не эту! Не эту! -- он возбуждался все больше. --
Американские! Там, в углу!
Дождавшись первых колец голубого дыма, он мечтательно
проследил, как они уплыли наверх, и радостно объявил:
-- Я терпеть не могу табака! Меня прямо тошнит от него! --
не слушая моих извинений, он потянулся к стене и щелкнул
выключателем.
Все пространство заполнилось стрекотанием и хлопаньем
лопастей, пять или шесть вентиляторов жужжали и пели на разные
голоса, устраивая вокруг меня миниатюрный циклон. Дуло со всех
сторон, даже откуда-то из-под кресла, на столе с громким
шелестом трепыхались бумаги, дым моей сигареты исчезал в этом
тайфуне, прежде чем я успевал его выдохнуть. Мне почудилось,
что весь кабинет, подобно диковинному кораблю, парит уже над
землей, и вместе со мной, с редактором, с его сигаретами,
полетит сейчас над степью и морем, подгоняемый буйным ветром.
Редактор смотрел на меня, подперев щеки руками, и получал
несомненное удовольствие; я решил, что можно перейти к делу.
-- Как? Лаборатория? Анализ воды? -- улыбка его
всколыхнулась волной удивления, постепенно утихшей, лицо
разравнялось и стало задумчивым, как блюдце с водой,
простоявшее долго в спокойном месте.
-- Нет! Чего нет, того нет! И не ищите!
-- Неужто и в школе нет кабинета химии?
Его передернуло, и морщины прорезали наискось кожу лица,
словно за ней повернулось нечто массивное, твердое и угловатое,
вроде литой стеклянной чернильницы.
-- Кабинет есть. Но учитель!.. Никуда не годится. Псих,
клинический! Он вам не поможет.
-- Но мне нужны простейшие реактивы. Самые простые вещи.
-- Он и простых вещей не может. Чокнутый!.. Да у него все
пробирки давно перепутаны.
-- Это пустяки, я разберусь.
С сомнением склонив голову, он повернулся в кресле. Взгляд
его направлялся на верхние полки книжного шкафа, где я увидал с
удивлением белую кошку, спящую на пачке бумаг.
-- Попробуйте! Но уж если что выйдет не так, то покорно
прошу, на меня не обежайтесь... Вот та улица, за рестораном.
Школа -- дворов через десять. И поменьше с ним говорите.
Пакостник!
-- А что он делает?
-- Вс"! Вс" делает! Всюду суется! Вс" вынюхивает! Вообще
лучше с ним не разговаривайте!
С этим напутствием я и ушел, и он на прощание поколыхал
мне любезно лицом.
Когда я уже был на площади, от редакции долетел
приглушенный крик:
-- Кого я вижу! -- туда входил следующий посетитель.
В ресторане гремели посудой, швейцар только что отпер
дверь и вынес на крыльцо табуретку, символ его присутствия на
посту, и одновременно оповещение горожанам, что ресторан
действует. Вид ее подсказал мне способ оттянуть свидание с
Одуванчиком.
По случаю субботнего дня бар открылся с утра. Лена уже
работала, то есть сидела за стойкой со штопором и книгой в
руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49