роман
Толстяк Марсель набросил на шею полотенце и похлопал Кида Черча по плечу.
— Не очень трусишь, сынок?
Анри Лонгье, он же Кид Черч, он же Тарзан из Шапе-ли, поднял голову, и его детски чистое, гладкое лицо осветилось улыбкой:
— Полный порядок!
Он зашнуровал свои высокие ботинки, резко выпрямил» ся и сделал три-четыре прыжка, чтобы размять ноги.
— Я в отличной форме.
А вот Толстяк Марсель чувствовал себя неважно. Обед плохо переваривался. В носу еще стояли запахи кухни его маленького ресторанчика. Бокс, в сущности, был его хобби, но хобби, обходившимся весьма недешево.
Толстяк Марсель окинул помещение умиленным и в то же время торжествующим взглядом. Все было позади: черные дни голодных зим, грубые отказы и невыполненные обещания. У Кида Черча была своя личная раздевалка, двое его секундантов молча, без лишних движений, как шустрые муравьи, готовили ему таз, полотенце, капу, И это . не наспех оборудованная раздевалка в зале на окраине города по случаю какого-нибудь третьеразрядного матча. Это раздевалка во Дворце спорта, где выступали только чемпионы или те, кто однажды станет таковыми.
Толстяк Марсель в очередной раз вытер лоб. Мало того, что у него пищеварение не в порядке, здесь к тому же душно, как в бане. Ну а в прокуренном зале будет еще хуже; но там он этого не заметит, он забудет, на каком он свете. Там будет только небольшой квадрат ринга,
ограниченный двенадцатью пеньковыми канатами и покрытый настилом из джута.
— Лимон? — предложил один из секундантов.
- Да.
Кид Черч взял половину лимона и надкусил. Он прекрасно чувствовал себя, и его уверенность успокаивала. Толстяка Марселя, который волновался больше, чем его подопечный. Вот уже несколько лет он пестовал Кида. Он вспомнил, как бледный юноша с жестким ззглядом пришел к нему однажды в тренировочный зал, потому что желал заниматься боксом.
Толстяк Марсель осушил большой стакан ледяной воды в надежде, что это поможет пищеварению, но от выпитого он лишь сильнее вспотел. Да, прошло уже несколько лет, года три или четыре.., Они вместе пережили трудные дни и жестокие разочарования. Когда его ученики сидели без денег, они знали по крайней мере, где могут поесть: двери его ресторана были всегда для них открыты. Разумеется, заведя такой порядок, домик в деревне на старости лет не приобретешь. Но Марсель был счастлив, Он испытывал радость, лишь погружаясь в эту суровую атмосферу, наполненную запахами пота, крови, камеди и примочек. Он оживал лишь в дыму прокуренных арен, слыша одобрительные или негодующие крики толпы, возбужденной зрелищем поединка.
До сих пор Кид Черч провел всего несколько матчей в пригороде и провинции. Однажды он появился, сияя от гордости; Сильвер, один из трех самых крупных парижских менеджеров, берет его в свою «конюшню». Он будет боксировать в первой части вечера, а в главном матче встретятся марокканский средневес Осин Дасем, длинный и изящный, как пантера, и чемпион Испании Робер Барка.
Это была неслыханная удача. Боксируя в этом матче, Кид Черч, даже если потерпит поражение, мог обеспечить свое будущее. Он мог все выиграть или все проиграть. Но этот осел, кажется, не отдает себе отчета, насколько важно его сегодняшнее выступление! Он спокоен, как будто ему предстоит прыгать со скакалкой в тренировочном зале! А он, Марсель, страдает...
Конечно, с тех пор, как Марсель, сам бывший боксер, начал в свободное время за свой счет тренировать молодежь, его ученик впервые пересекал границу, отделяющую славу и богатство от тусклого прозябания. Может быть, это его и тревожило, потому что он ставил себя на место Кида, отождествлял себя с ним...
Он вспоминал себя на ринге двадцать лет назад: победа над негритянским боксером в первом крупном матче. Он слышал лишь глухой шум вокруг. Его удары достигали цели словно сами по себе. В технике, умении он превзошел самого себя, как будто вдруг в него вселился некий спортивный бог. Он был не просто техничен, он был гениален. Когда в третьем раунде негр, ко всеобщему удивлению; так и не поднялся с пола, Марсель был почти разочарован скоротечностью боя. Пока рефери считал секунды, он все «танцевал» посреди ринга, сохраняя стойку.
Да, двадцать лет... А сегодня вечером этот молодой человек с детским лицом и жестким взглядом займет его, Марселя, место.Открылась дверь, и вошел Чарли. У него было английское имя, испанское гражданство, но происхождение его оставалось загадкой. Л акцент, смесь различных акцентов, был постоянным вызовом любому лингвисту. Он тоже обливался потом, дымя огромной сигаретой. Его пухлые пальцы были унизаны чересчур большими перстнями, а рубин в заколке для галстука слишком бросался в глаза.
— Сильвер здесь? — спросил он.
— Нет, мосье, — ответил Марсель. — Мы его не видели.
Концом сигары англизированный испанец указал на Кида Черча:
— Но ведь это его подопечный, не так ли?
— Да, но...
Позади Чарли маячила фигура Робера Барка. Боксер еще не переодевался, и его костюм выглядел чересчур кричаще, как у истого испанца.
— Интересно, что он себе думает,— сказал Чарли.— Это просто невероятно! Мой бой начинается через час... Он что, не собирается помогать своей команде?
Взглядом барышника Чарли посмотрел на Кида Черча; привычно оценивая вес, реакцию, силу мускулов, тело» сложение боксера. Наконец, Чарли улыбнулся и поднес сигару к шляпе.
— Адиос, кабалерос,— сказал он и закрыл за собой дверь.
Сильвер залпом выпил свой виски. Он так сильно сжимал стакан, что пальцы побелели. Он хотел бы раздавитьего, как яичную скорлупу, а осколки бросить Туану в голову. Впервые за многие годы с той горькой поры бродчей жизни его так унижали.
Он взглянул на часы. Вот уже почти три четверти часа назад на другом краю Парижа во Дворце начались поединки. Он должен был бы находиться там, на своем месте, у ринга, рядом с Жасминой, которая его ждала. Он должен был бы обходить раздевалки и подбадривать своих подопечных в этот ответственный момент, момент истины...
А вместо этого он теряет время с каким-то мелким мошенником, с которым — хоть и не велика птица — он вынужден считаться.Сильвер сделал три шага по толстому ковру, открыл большое окно своего кабинета, и в комнату проник теплый воздух улицы Сен-Дени с ее запахами бензина и гнилых
овощей. Вдалеке уже начинал шуметь ночной рынок.А там, во Дворце спорта... Сильвер опять взглянул на часы. Через пять минут Кид Черч поднимется на ринг. Это у парнишки первый серьезный бой, а его, Сильвера, чьи последние напутственные слова были как бы залогом победы, нет рядом с ним.
Он остановился перед большим стенным зеркалом и разом окинул себя взглядом, пытаясь отыскать в этом жирном человечке с поседевшими висками, с морщинистым лицом и круглым животом того голодного юношу, который тридцать лет назад уехал из Туниса навстречу жизни, все равно какой, лишь бы она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Толстяк Марсель набросил на шею полотенце и похлопал Кида Черча по плечу.
— Не очень трусишь, сынок?
Анри Лонгье, он же Кид Черч, он же Тарзан из Шапе-ли, поднял голову, и его детски чистое, гладкое лицо осветилось улыбкой:
— Полный порядок!
Он зашнуровал свои высокие ботинки, резко выпрямил» ся и сделал три-четыре прыжка, чтобы размять ноги.
— Я в отличной форме.
А вот Толстяк Марсель чувствовал себя неважно. Обед плохо переваривался. В носу еще стояли запахи кухни его маленького ресторанчика. Бокс, в сущности, был его хобби, но хобби, обходившимся весьма недешево.
Толстяк Марсель окинул помещение умиленным и в то же время торжествующим взглядом. Все было позади: черные дни голодных зим, грубые отказы и невыполненные обещания. У Кида Черча была своя личная раздевалка, двое его секундантов молча, без лишних движений, как шустрые муравьи, готовили ему таз, полотенце, капу, И это . не наспех оборудованная раздевалка в зале на окраине города по случаю какого-нибудь третьеразрядного матча. Это раздевалка во Дворце спорта, где выступали только чемпионы или те, кто однажды станет таковыми.
Толстяк Марсель в очередной раз вытер лоб. Мало того, что у него пищеварение не в порядке, здесь к тому же душно, как в бане. Ну а в прокуренном зале будет еще хуже; но там он этого не заметит, он забудет, на каком он свете. Там будет только небольшой квадрат ринга,
ограниченный двенадцатью пеньковыми канатами и покрытый настилом из джута.
— Лимон? — предложил один из секундантов.
- Да.
Кид Черч взял половину лимона и надкусил. Он прекрасно чувствовал себя, и его уверенность успокаивала. Толстяка Марселя, который волновался больше, чем его подопечный. Вот уже несколько лет он пестовал Кида. Он вспомнил, как бледный юноша с жестким ззглядом пришел к нему однажды в тренировочный зал, потому что желал заниматься боксом.
Толстяк Марсель осушил большой стакан ледяной воды в надежде, что это поможет пищеварению, но от выпитого он лишь сильнее вспотел. Да, прошло уже несколько лет, года три или четыре.., Они вместе пережили трудные дни и жестокие разочарования. Когда его ученики сидели без денег, они знали по крайней мере, где могут поесть: двери его ресторана были всегда для них открыты. Разумеется, заведя такой порядок, домик в деревне на старости лет не приобретешь. Но Марсель был счастлив, Он испытывал радость, лишь погружаясь в эту суровую атмосферу, наполненную запахами пота, крови, камеди и примочек. Он оживал лишь в дыму прокуренных арен, слыша одобрительные или негодующие крики толпы, возбужденной зрелищем поединка.
До сих пор Кид Черч провел всего несколько матчей в пригороде и провинции. Однажды он появился, сияя от гордости; Сильвер, один из трех самых крупных парижских менеджеров, берет его в свою «конюшню». Он будет боксировать в первой части вечера, а в главном матче встретятся марокканский средневес Осин Дасем, длинный и изящный, как пантера, и чемпион Испании Робер Барка.
Это была неслыханная удача. Боксируя в этом матче, Кид Черч, даже если потерпит поражение, мог обеспечить свое будущее. Он мог все выиграть или все проиграть. Но этот осел, кажется, не отдает себе отчета, насколько важно его сегодняшнее выступление! Он спокоен, как будто ему предстоит прыгать со скакалкой в тренировочном зале! А он, Марсель, страдает...
Конечно, с тех пор, как Марсель, сам бывший боксер, начал в свободное время за свой счет тренировать молодежь, его ученик впервые пересекал границу, отделяющую славу и богатство от тусклого прозябания. Может быть, это его и тревожило, потому что он ставил себя на место Кида, отождествлял себя с ним...
Он вспоминал себя на ринге двадцать лет назад: победа над негритянским боксером в первом крупном матче. Он слышал лишь глухой шум вокруг. Его удары достигали цели словно сами по себе. В технике, умении он превзошел самого себя, как будто вдруг в него вселился некий спортивный бог. Он был не просто техничен, он был гениален. Когда в третьем раунде негр, ко всеобщему удивлению; так и не поднялся с пола, Марсель был почти разочарован скоротечностью боя. Пока рефери считал секунды, он все «танцевал» посреди ринга, сохраняя стойку.
Да, двадцать лет... А сегодня вечером этот молодой человек с детским лицом и жестким взглядом займет его, Марселя, место.Открылась дверь, и вошел Чарли. У него было английское имя, испанское гражданство, но происхождение его оставалось загадкой. Л акцент, смесь различных акцентов, был постоянным вызовом любому лингвисту. Он тоже обливался потом, дымя огромной сигаретой. Его пухлые пальцы были унизаны чересчур большими перстнями, а рубин в заколке для галстука слишком бросался в глаза.
— Сильвер здесь? — спросил он.
— Нет, мосье, — ответил Марсель. — Мы его не видели.
Концом сигары англизированный испанец указал на Кида Черча:
— Но ведь это его подопечный, не так ли?
— Да, но...
Позади Чарли маячила фигура Робера Барка. Боксер еще не переодевался, и его костюм выглядел чересчур кричаще, как у истого испанца.
— Интересно, что он себе думает,— сказал Чарли.— Это просто невероятно! Мой бой начинается через час... Он что, не собирается помогать своей команде?
Взглядом барышника Чарли посмотрел на Кида Черча; привычно оценивая вес, реакцию, силу мускулов, тело» сложение боксера. Наконец, Чарли улыбнулся и поднес сигару к шляпе.
— Адиос, кабалерос,— сказал он и закрыл за собой дверь.
Сильвер залпом выпил свой виски. Он так сильно сжимал стакан, что пальцы побелели. Он хотел бы раздавитьего, как яичную скорлупу, а осколки бросить Туану в голову. Впервые за многие годы с той горькой поры бродчей жизни его так унижали.
Он взглянул на часы. Вот уже почти три четверти часа назад на другом краю Парижа во Дворце начались поединки. Он должен был бы находиться там, на своем месте, у ринга, рядом с Жасминой, которая его ждала. Он должен был бы обходить раздевалки и подбадривать своих подопечных в этот ответственный момент, момент истины...
А вместо этого он теряет время с каким-то мелким мошенником, с которым — хоть и не велика птица — он вынужден считаться.Сильвер сделал три шага по толстому ковру, открыл большое окно своего кабинета, и в комнату проник теплый воздух улицы Сен-Дени с ее запахами бензина и гнилых
овощей. Вдалеке уже начинал шуметь ночной рынок.А там, во Дворце спорта... Сильвер опять взглянул на часы. Через пять минут Кид Черч поднимется на ринг. Это у парнишки первый серьезный бой, а его, Сильвера, чьи последние напутственные слова были как бы залогом победы, нет рядом с ним.
Он остановился перед большим стенным зеркалом и разом окинул себя взглядом, пытаясь отыскать в этом жирном человечке с поседевшими висками, с морщинистым лицом и круглым животом того голодного юношу, который тридцать лет назад уехал из Туниса навстречу жизни, все равно какой, лишь бы она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32