Собиралась жопастая и пузатая компания молодящихся паричков и откровенных плешей через двадцать пять лет после выпуска — чего вы еще хотите, столько лет прошло!
Не знаю, все ли встречи через годы бывают такими, но что касается школьных вечеров встреч, то с уверенностью скажу: это все равно что вызывать духов. Присутствующие сбрасывают покровы благообразности и остаются в чем мать родила, словно сроду не прикрывались пристойностью. Я уже третий раз на такой встрече, третий раз я буду выхваляться наперебой с остальными и настороженно вынюхивать — не обломится ли и мне чего-нибудь от бывшего одноклассника, занимающего теперь высокий пост, набивать брюхо и смеяться сильно приукрашенным историям из школьной жизни, освежать в памяти антипатии к соученицам или их симпатии. Ах, пропади все пропадом, я позволил себя уговорить!
В чем-то возраст, в чем-то привычка притупили реакцию.
С самого начала встречи ко мне прилепился двоюродный брат Демо Плантатора, Питё из нашего класса, которого я ненавидел. Большего выжиги наша планета, думаю, не носила еще на своей бренной поверхности. Он закончил технологический техникум, последний раз я видел его в городе с дрелью для панелей. Чистая прибыль за три часа по вечерам после работы — пятьсот крон. Он клялся, что сверла и штыри покупает в магазине. Ха-ха! А дрель купил в комиссионке, и на все есть чеки. Питё дрейфит, за левые приработки платил штрафы, а за недостачу уже отсидел срок. Зато разъезжает на двух машинах, и каждая — по сто тысяч, но жмот отъявленный, все норовит взять в долг без отдачи, школьная еще привычка. Помногу не брал, предпочитал набирать по мелочи, но у многих. Делал бизнес на сплетнях. «Знаешь, что о тебе говорит такой-то? Угости газировкой или дай двадцать пять геллеров — скажу!» Он сидел на первой парте и подглядывал записи в классном журнале. Пометки, которые учителя делали для себя, в зависимости от их ценности, Питё продавал, главным образом накануне педсоветов. Каким был в те годы, таким он и остался.
— Я знаю, что будет на ужин,— заговорил Питё,— тебе не придется даже платить за мой стопарик, так скажу.
— Я не голоден и не любопытен,— отбивался я от сукина сына.
— Представляешь, отдали мы по сотне, а есть, прямо скажем, нечего.
— Будут пирожные! Содовая вода! Чаевые уже оплачены,— обрушил я на Питё свою информацию.
— Пирожные? Я же диабетик! А при чем здесь чаевые? Надо платить услугой за услугу. Из принципа!
— Пирожное продашь или сменяешь на что-нибудь. Жена у тебя не диабетичка?
— Ты что?! — ужаснулся Питё.
— Тогда отнесешь ей домой.— И я отвернулся от него.
Питё ничего собой не представлял, и все его переживания я знал наперед — он из тех, кто пойдет пешком, лишь бы не платить крону за трамвай, а за десятку удавится.
— Ну и влипли мы,— простонал он мне в спину и все брюзжал себе под нос, наконец я не выдержал:
— А почему ты сам не взялся за организацию встречи?
— У меня время, что ль, на это есть? Мне скучать некогда, не то что некоторым.
— Даже на море?
— Где?
— Ты же бывал на Эгейском море. В Греции.
— Бывал. На море ужасно.
— Скука за кошмарные башли.
— И не напоминай, у меня до сих пор от него болит
голова хуже, чем от сотни солнечных ударов!
— Жена твоя последний раз рассказывала, что вы ежегодно ездите к морю,— добивал я его, топтал, как половую тряпку.
— Ой, лучше не говори! Они с дочерью доведут меня до дурдома!
— Твоя говорила еще, что вы всегда стараетесь быть на уровне, не хуже других благородных семей.
— Тоже мне благородные — с голой задницей под дубленкой,— простонал Питё.— Если б не я, ничего б у них не было! Не вылезали бы из кафе, а духи и в суп прыскали бы. Ах, да что говорить, друг!
Он только что не уронил мне голову на плечо.
— Сколько у тебя? Я имею в виду — на книжках,— спросил я.
Питё огляделся раз, и два, и три, потом поднял на меня жадный кошачий взгляд. Не доверяя мне, все же хотелось похвалиться, а чем еще, как не деньгами?
— Одна целая и четверть, ну, и мелочь...
— Один двести пятьдесят? У меня два. И недвижимость.
— Ну! Этого я и не считаю! Одна вилла стоит ноль восемь — ноль девять. Дача от жениных предков, машины — это предметы повседневной необходимости. Да,— оживился он,— у тебя нет покупателя на моторку? Ты-то не купишь, тебе нечего и предлагать.
— Нет, нету. На Ораве их запретили, да? — небрежно бросил я, не скрывая своего злорадства.
— А у тебя, значит, два миллиона? — простонал Питё.
— Тише ты.— Я испугался, что он не удержится и растреплет. У меня было меньше, чем у него, куда меньше, чем я сказал, но это уже другой разговор. Мне было приятно, что он клюнул на явную туфту. В заключение я решительно заявил: — Но в долг дать не могу. Ни геллера!
Наша процессия двинулась. На третьем этаже перед учительской нас встречал директор, видимо, его заместитель и один из наших учителей. Он трясся от старости, хотя волосы у него были черные и во рту — немало собственных зубов.
Говорили речи, женщины по традиции пускали слезу. Мы втиснулись за парты, Питё рядом со мной.
— Ты слыхал, что Просо выиграл тридцать тысяч в спортлотерее?
— А? Говори громче.
— Тсс! — шикнул на нас с передней парты любитель порядка. Несколько голов обернулось к нам.
Питё это ничуть не смутило, и он повторил свой вопрос шепотом, добавив:
— У него и без того мошна полна! Чешет языком в министерстве, зарплату огребает будь здоров и целыми днями подыхает от скуки, ручки в брючки, белая сорочка да галстучек!
— Питё! Что бы ты сделал, если б получил в наследство полмиллиона долларов? — перебил я его, склонившись к парте.
— Кто получил? — забывшись, в голос воскликнул Питё.
Я прижал палец к губам.
— Да никто, ты что сделал бы?
— У меня давно есть идея! Блестящее вложение — старая мельница при Враблях. После капитального ремонта ее всякий с руками оторвет. Прибыль — двести тысяч, а то и все двести пятьдесят!
— Тот малый, кому брат из Америки завещал наследство, отказался, потому что они поругались из-за девчонки, когда брат уезжал в Америку. Отказался от наследства, а сейчас сидит в тюрьме. Американский адвокат был сражен его отказом, потом, правда, сам помог ему пустить деньги на благотворительные цели. Ты бы отвалил столько на семейный детский дом?
— А государство у нас для чего? Я государство баловать не стану! Не то в другой раз оно заберет себе мои денежки вроде как само собой...
— Ребята, прошу вас.— Тощая староста поднялась с места, и мы умолкли, потому что все уставились на нас. Питё вскинул руки, прося прощенья, как воспитанный футболист из первой лиги...
Следующий номер программы — биографические перлы. Все по очереди встаем и со всякими прикрасами после зрелых размышлений сообщаем о себе нечто, с нашей точки зрения интересное и для окружающих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28