Посадив китайца на своего коня, он пошел к тому месту, где оставил товарища. Ван-чиндорж пришел в себя и лежал на спине, зажимая ладонью рану на голове.
— Жив, друг? — обрадовался Балдан.
— Оплошал я, сон сморил, проклятый, — винил себя Ван-чиндорж. Его жег стыд.
— Ничего, друг. Хорошо, что голова цела. А рана пустяковая, как говорится, до свадьбы заживет. На мне рубаха тонкая. Сейчас перевяжу тебя, и двинемся дальше.
Он посадил Ваичиндоржа позади себя, привязал к седлу повод коня, на котором сидел китаец, и они двинулись в путь.
Дорога шла степью, пересеченной грядами высоких холмов, поросших лиственницей, на самом горизонте синели подернутые дымкой отроги гор. Легкий ветерок играл высокой травой, словно кудрями ребенка. Кругом ни души. Простор, тишина и спокойствие под ослепительными лучами солнца на ярко-голубом безоблачном небе.
Через пару часов они доехали до развилки.
— За холмом справа, километров пяток отсюда, в небольшой долинке у родников стоят несколько юрт. Там у меня есть знакомые, я могу взять чего-нибудь поесть и попросить коня. Разрешите на часок отлучиться, — попросил Ванчиндорж.
— Как у тебя с головой? Не болит?
— Нормально.
— Тогда поезжай. Долго не задерживайся. Буду ждать тебя у подножия того холма, в тени. — Балдан указал рукой вперед.
К большой белоснежной пятистенной юрте краснолицего богача Лувсана на взмыленном коне подъехал всадник. По тому, как тяжело поднимались и опускались потные бока лошади и Как, кряхтя и охая, спешился седок, с трудом переставляя подкашивающиеся ноги, было нетрудно догадаться, что конь и человек проделали немалый путь, прежде чем добрались до этогб аила. На конский тойот из юрты выбежала жена Лувсана.
— Ой, да никак это Дамиран-гуай. Я сначала вас и не узнала. Смотрю и думаю: какой-то пьяный человек приплелся!
Из юрты потянуло запахом свежевыгнанной теплой молочной водки. От знакомого запаха, который был так мил сердцу кургузого, тайджи Дамирана, он сразу приободрился и, стреляя гла-зами в сторону. толстой жены Лувсана, начал шутить:
— От такого благоуханного запаха, голубушка, который исходит из вашего дома, нетрудно осоловеть... Какие новости? Хозяин дома? — уже серьезно спросил Дамиран, стараясь скрыть от нее свою усталость.
— Какие могут быть у нас новости? Разве что вы привезли издалека что-нибудь новенькое, — захихикала женщина. — Да вы входите, входите, Лувсан дома. Он уже налакался. Вам бы только водку горячую хлебать, бездельники.
Завидев Дамирана, Лувсан вскочил с пухлого тюфяка, на котором только что лежал. Его и без того красное лицо еще больше побагровело. По старинному обычаю он протянул обе руки для приветствия и усадил Дамирана в красный почетный угол юрты.
— Благодарю счастливую судьбу, пославшую вас в мой дом, — заплетающимся языком прогнусавил Лувсан. — Я искренне рад, что вы приехали. Сейчас выпьем и закусим, а потом всласть посмеемся над новой властью, Ха-ха-ха-ха...
— Благословенный Лувсан, богатый и счастливый человек, правильно говорит. Плоды благодеяний надо уметь вкушать. Ха-ха! Попьем и поедим сначала. Ха-ха!
— Дока эти революционные голодранцы не отобрали у меня последние стада, возрадуем свои желудки, пожрем жирного мясца и запьем его горячей молочной водочкой. Никогда еще не было в этом мире места, где были бы все равны. Нам с вами предначертано свыше вкусно есть и пить... Ха-ха-ха...
— Рано или поздно эти голодранцы за свои грехи поплатятся. Проклятая новая власть лишила меня всего. Вчерашние мои слуги, целовавшие мои следы за объедки с моего стола, сегодня проходят мимо, не поклонившись, словно они теперь мои хозяева. А некоторые из этих нищих еще и счеты грозятся свести, канальи... Но у этой власти возраст будет невелик!
Хозяин внимательно следил за быстро опорожняющимися пиалами и все подливал и подливал гостю горячей молочной архи-
— Достойнейший тайджи, чего соблаговолите откушать? Надеюсь, вы не захотите возвращаться на ночь глядя и заночуете у нас?
Дамиран положил в рот большой кусок ароматной молочной пенки и, обтирая масляные пальцы о дэли, ответил набитым ртом:
— Что приготовите, то и поедим. Конь устал, а то бы я поехал.
— Нет, уважаемый,, я вас не отпущу ночью. Утром выберете из моего табуна легкого на ногу свежего скакуна. А жена нам отварит хорошей баранины.
Пока женщина возилась у печки, накладывая в котел с водой большие куски мяса, мужчины тихо беседовали.
— Я давно хотел повидать тебя, Лувсан-гуай. Не с кем мне поделиться сокровенными мыслями. Верить стало никому нельзя.
— Да-да. Ужас, что делается на нашей земле. Наш скот и имущество раздают налево и направо этим неимущим. Бывшие вечно голодными вдруг разбогатели за наш счёт и стали сыты-
ми. Ничего, их животы скоро лопнут. — А мы будем сидеть сложа руки и смиренно смотреть на эти безобразия? Нет, Лувсан. Мы с тобой, преданные бурхану его послушники, должны защищать нашу веру против всех неверных. — Если бы я знал, как ее защищать, то и живота своего не пожалел бы. Сейчас я похож на горного барса, изъеденного муравьями и обессилевшего.
— Не говори так. Бурхан нас не оставит. Придет время, и он протянет нам свою щедрую длань. А мы, чтобы возблагодарить его, не пожалеем ни золота, ни своей крови.
— Ай, правильно говорите, Дамиран-гуай. Я тоже частенько об этом подумывал.
— А если так, то помоги возвести субурган. Пожертвуй, что гожешь. А бурхан, благословляя тебя и очищая прегрешения твои, сторицей тебе воздаст.
— На воздвижение святого субургана ничего не пожалею, Пока мои стада принадлежат мне, я сам распоряжусь Ими. Ина-че не успеешь оглянуться, как они будут в руках у Сэда.
— Я верил в тебя, потому и приехал, Лувсан-гуай. Но об этом не надо нигде говорить громко. — Дамиран понизил го-лос. — Вообще, я кое-что скажу тебе по секрету. — Засучив щи-рокне рукава дэли, он выбрал с подноса самый большой и жир-ный кусок баранины и начал есть, громко чавкая от удоволъ-ствия, отрезая куски большим широким ножом возле самых губ и уставившись сальными глазками на жену Лувсана, сидевшую
у очага. Время от времени он подмигивал ей и многозначительно улыбался. Этот низкорослый тайджи в молодости был большим ветреником, никто не мог точно сосчитать, скольких девушек он соблазнил и бросил. В преклонные годы характер его остался прежним, поэтому жена Лувсана быстро поняла намеки тайджи, в ответ чуть заметно кивала головой и тихонько хихикала.
Не вставая с подушек, хозяин юрты вытащил из сундука заветный кувшинчик с водкой, припрятанный на особый случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Жив, друг? — обрадовался Балдан.
— Оплошал я, сон сморил, проклятый, — винил себя Ван-чиндорж. Его жег стыд.
— Ничего, друг. Хорошо, что голова цела. А рана пустяковая, как говорится, до свадьбы заживет. На мне рубаха тонкая. Сейчас перевяжу тебя, и двинемся дальше.
Он посадил Ваичиндоржа позади себя, привязал к седлу повод коня, на котором сидел китаец, и они двинулись в путь.
Дорога шла степью, пересеченной грядами высоких холмов, поросших лиственницей, на самом горизонте синели подернутые дымкой отроги гор. Легкий ветерок играл высокой травой, словно кудрями ребенка. Кругом ни души. Простор, тишина и спокойствие под ослепительными лучами солнца на ярко-голубом безоблачном небе.
Через пару часов они доехали до развилки.
— За холмом справа, километров пяток отсюда, в небольшой долинке у родников стоят несколько юрт. Там у меня есть знакомые, я могу взять чего-нибудь поесть и попросить коня. Разрешите на часок отлучиться, — попросил Ванчиндорж.
— Как у тебя с головой? Не болит?
— Нормально.
— Тогда поезжай. Долго не задерживайся. Буду ждать тебя у подножия того холма, в тени. — Балдан указал рукой вперед.
К большой белоснежной пятистенной юрте краснолицего богача Лувсана на взмыленном коне подъехал всадник. По тому, как тяжело поднимались и опускались потные бока лошади и Как, кряхтя и охая, спешился седок, с трудом переставляя подкашивающиеся ноги, было нетрудно догадаться, что конь и человек проделали немалый путь, прежде чем добрались до этогб аила. На конский тойот из юрты выбежала жена Лувсана.
— Ой, да никак это Дамиран-гуай. Я сначала вас и не узнала. Смотрю и думаю: какой-то пьяный человек приплелся!
Из юрты потянуло запахом свежевыгнанной теплой молочной водки. От знакомого запаха, который был так мил сердцу кургузого, тайджи Дамирана, он сразу приободрился и, стреляя гла-зами в сторону. толстой жены Лувсана, начал шутить:
— От такого благоуханного запаха, голубушка, который исходит из вашего дома, нетрудно осоловеть... Какие новости? Хозяин дома? — уже серьезно спросил Дамиран, стараясь скрыть от нее свою усталость.
— Какие могут быть у нас новости? Разве что вы привезли издалека что-нибудь новенькое, — захихикала женщина. — Да вы входите, входите, Лувсан дома. Он уже налакался. Вам бы только водку горячую хлебать, бездельники.
Завидев Дамирана, Лувсан вскочил с пухлого тюфяка, на котором только что лежал. Его и без того красное лицо еще больше побагровело. По старинному обычаю он протянул обе руки для приветствия и усадил Дамирана в красный почетный угол юрты.
— Благодарю счастливую судьбу, пославшую вас в мой дом, — заплетающимся языком прогнусавил Лувсан. — Я искренне рад, что вы приехали. Сейчас выпьем и закусим, а потом всласть посмеемся над новой властью, Ха-ха-ха-ха...
— Благословенный Лувсан, богатый и счастливый человек, правильно говорит. Плоды благодеяний надо уметь вкушать. Ха-ха! Попьем и поедим сначала. Ха-ха!
— Дока эти революционные голодранцы не отобрали у меня последние стада, возрадуем свои желудки, пожрем жирного мясца и запьем его горячей молочной водочкой. Никогда еще не было в этом мире места, где были бы все равны. Нам с вами предначертано свыше вкусно есть и пить... Ха-ха-ха...
— Рано или поздно эти голодранцы за свои грехи поплатятся. Проклятая новая власть лишила меня всего. Вчерашние мои слуги, целовавшие мои следы за объедки с моего стола, сегодня проходят мимо, не поклонившись, словно они теперь мои хозяева. А некоторые из этих нищих еще и счеты грозятся свести, канальи... Но у этой власти возраст будет невелик!
Хозяин внимательно следил за быстро опорожняющимися пиалами и все подливал и подливал гостю горячей молочной архи-
— Достойнейший тайджи, чего соблаговолите откушать? Надеюсь, вы не захотите возвращаться на ночь глядя и заночуете у нас?
Дамиран положил в рот большой кусок ароматной молочной пенки и, обтирая масляные пальцы о дэли, ответил набитым ртом:
— Что приготовите, то и поедим. Конь устал, а то бы я поехал.
— Нет, уважаемый,, я вас не отпущу ночью. Утром выберете из моего табуна легкого на ногу свежего скакуна. А жена нам отварит хорошей баранины.
Пока женщина возилась у печки, накладывая в котел с водой большие куски мяса, мужчины тихо беседовали.
— Я давно хотел повидать тебя, Лувсан-гуай. Не с кем мне поделиться сокровенными мыслями. Верить стало никому нельзя.
— Да-да. Ужас, что делается на нашей земле. Наш скот и имущество раздают налево и направо этим неимущим. Бывшие вечно голодными вдруг разбогатели за наш счёт и стали сыты-
ми. Ничего, их животы скоро лопнут. — А мы будем сидеть сложа руки и смиренно смотреть на эти безобразия? Нет, Лувсан. Мы с тобой, преданные бурхану его послушники, должны защищать нашу веру против всех неверных. — Если бы я знал, как ее защищать, то и живота своего не пожалел бы. Сейчас я похож на горного барса, изъеденного муравьями и обессилевшего.
— Не говори так. Бурхан нас не оставит. Придет время, и он протянет нам свою щедрую длань. А мы, чтобы возблагодарить его, не пожалеем ни золота, ни своей крови.
— Ай, правильно говорите, Дамиран-гуай. Я тоже частенько об этом подумывал.
— А если так, то помоги возвести субурган. Пожертвуй, что гожешь. А бурхан, благословляя тебя и очищая прегрешения твои, сторицей тебе воздаст.
— На воздвижение святого субургана ничего не пожалею, Пока мои стада принадлежат мне, я сам распоряжусь Ими. Ина-че не успеешь оглянуться, как они будут в руках у Сэда.
— Я верил в тебя, потому и приехал, Лувсан-гуай. Но об этом не надо нигде говорить громко. — Дамиран понизил го-лос. — Вообще, я кое-что скажу тебе по секрету. — Засучив щи-рокне рукава дэли, он выбрал с подноса самый большой и жир-ный кусок баранины и начал есть, громко чавкая от удоволъ-ствия, отрезая куски большим широким ножом возле самых губ и уставившись сальными глазками на жену Лувсана, сидевшую
у очага. Время от времени он подмигивал ей и многозначительно улыбался. Этот низкорослый тайджи в молодости был большим ветреником, никто не мог точно сосчитать, скольких девушек он соблазнил и бросил. В преклонные годы характер его остался прежним, поэтому жена Лувсана быстро поняла намеки тайджи, в ответ чуть заметно кивала головой и тихонько хихикала.
Не вставая с подушек, хозяин юрты вытащил из сундука заветный кувшинчик с водкой, припрятанный на особый случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39